Б. – Я пошел (стучит костяшкой домино). Сейчас он придет.

За дверью шорох, всхлипывание: «Ой, ой, как мне стыдно.»

Н. – Царапается.

Б. – Пусть войдет.

Н. – Входите, чего уж там.

Входит начальник, снимает фуражку.

Нач-к. – Вы уже?..

Б. – Уже... (Смотрит на начальника) а что, не надо?

Нач-к. (Опускает голову) – мне сказали – я сказал. Мне бы не говорили, я бы не говорил.

Б. – Перекатить? (начальник кивает) Что я, мальчик – катить вагон туда-сюда? Вы на его руки посмотрите. (Кивает на напарника, напарник показывает руки – они без всяких изменений) Куда? Под соль? (Начальник отрицательно качает головой) Под сахар? (Начальник отрицательно качает головой) А куда?

Нач-к. (Шепотом) – посредине... Промеж.

Б. – Уже стоит.

Нач-к. – Как вы догадались. Вы – талант, большой талант.

Б. – Вы у нас сколько работаете?

Нач-к. – Месяц.

Б. – А я – 15 лет.

В век техники 

Мы живем в век техники. Выходим на международные рынки. Машины у нас хорошие, отличные, но их надо рекламировать.

Вот на заводе номер восемь дробь шесть... В общем, на одном из наших предприятий изобретатель Серафим Михайлович... В общем, один чудак изобрел машину для этого... В общем, не дураки сидят.

Целый год работал над машиной, и решили машину в Париж на выставку отправить. Правда, самого не пустили, у него кому-то чего-то не понравилось в рентгене, анализы у него не те. Так что поехал я, у меня в этом смысле не придерешься – все качественное и количественное. И девчушка еще из колхоза поехала, ей давно обещали во Францию. Девчушка как раз еще кое-что в физике помнила. А я сам, понимаешь, подустал... Все это мотаешься, гоняешься, перевариваешь эти процессы, все это осваиваешь, так что уже элементарные законы начинаешь подзабывать. Не то что там Джоуля-Ленца или Ома, но и Архи... Этого... Меда уже конкретно себе в лицо представить не можешь. Вот так. Но дядя я представительный, сами видите, черная тройка, баретки, шляпа сидит, как на гвозде.

Пред отъездом с изобретателем переговорили: выяснили там, какие заряды, какие притягиваются, какие оттягиваются... Ну, в общем, сели, поехали. Приезжаем, слышу на платформе: «Пардон, пардон.» Что же это, уже Париж? Ну, прибыли в павильон, распаковались. Народу набежало уйма. Машина – всеобщий восторг.

Я уже речь толкнул и закончил по-французски. Так и сказал: «Селяви» в смысле – есть что показать. Народ мне кричит: «Включайте». Я уже через переводчика говорю: "Нам понятно, граждане французы, ваше нетерпение.. Только я это сказал...

И вот тут мы куда-то что-то воткнули..

Потом меня спрашивали: «Куда ты воткнул, вспомни давай.» Комиссия приехала из Москвы, меня спрашивала «куда ты втыкал, ты можешь вспомнить?» Какое вспомнить, когда врачи ко мне вообще два месяца не допускали, у меня состояние было тяжелое.

Девчушка, та покрепче оказалась, но у нее что-то с речью случилось и не может вспомнить, как доить. Принцип начисто забыла. Откуда молоко берется, не помнит. Сейчас ее колхоз за свой счет лечит, врачи говорят, есть надежда.

Ну, павильон-то быстро отремонтировали, там ерунда, только крышу снесло.

Машину собрали... В мешок и привезли уже другие люди. Хотели изобретателя под стражу взять, но я в это время в больнице лежал, тут за него коллектив поручился, так что просто взяли подписку о невыезде. Легко отделался...

Я вот, как видите... Маленько перекос, и вот не сгинается. Говорят, могло быть хуже. Но, ничего, я подлечусь. Живем в век техники. Так что, может, еще и в Японию поеду.

А что вы думаете? Селяви.

Берегите бюрократов

Мальчики, девочки, деточки, дамочки. Отнесемся бережно к окружающей нас природе. К ее разнообразным формам. Не допустим полного уничтожения бюрократов. Пусть их вид нам неприятен. Что делать? Все в природе увязано и укручено. Уничтожишь одно звено, рушится другое. Уничтожишь бюрократов – испортится народ.

Представьте: Только попросил – сразу дали. Только подошел – подписали. Только обещали – тут же сделали. Что же это такое? Люди дома сидят. По телефону договариваются, животы пошли, инфаркты, общая вялость, дети малоподвижные, мужчины нерешительные, юноши женственные.

– Эй, а ну-ка, давай.

– Я – к вам.

– Отказать.

– Как?..

– А так.

Я – к другому.

– А я этот вопрос не решаю.

Я – к третьему.

– Это не по моей специальности.

– Это не в моей компетенции.

– С этим обождем.

– С этим переждем.

И тут чувствуешь, как у тебя второе дыхание прорезается. Легкость в теле необыкновенная. Упругость удивительная. Ножки напружинил и пошел по кругу.

Отказать – хорошо.

Подождать – хорошо.

Переждать – мирово.

Мчишься по городу крепкий, легкий, закаленный и только слышишь: Хлоп-хлоп. Буль-буль. Слабенькие отпадают, хрум-хрум косточки ихние... Но остаются самые-самые. Самые зубастые, самые жилистые. Вы мне: «Отказать». А я с женой, с детьми – в приемную. Хлоп на пол.

– У меня течет.

Вы мне: «Убирайтесь вон.» А я из колодца:

– Здрасте. Это у меня...

Вы мне: «Пошел вон.» А я из-под машины, из-под колеса:

– Здрасте, это у меня промокает.

Вы самолетом, а я через винт. Вы за границу. А я в монтевидео из-под пальмы:

– Здрасте, это у меня...

– Ах, чтоб ты пропал. Откуда ты такой выискался?

– Откуда? А путем искусственного отбора. Скорость, как у гепарда, кожа, как у хамелеона, челюсть своя и запасная, справа автобиография, слева справка о состоянии здоровья, в зубах прописка, в глазах вид на место жительство.

И плотным строем пошел. Только ветер в ушах, только пыль по дороге, и жилмассив в одну линию сливается.

Отказать – хорошо.

Отложить – хорошо.

Переждать – мирово.

Табличкам не верим: Мест нет – найдешь. Билетов нет – поищешь, самолеты не летят – отправишь.

Ни черта не страшно нам, закаленным, перченным, проверенным. Мужчины поджарые, женщины стройные, население красивое.

Не трогайте бюрократов. Большая польза от них происходит. Сколько лет мы их терзаем. А они еще есть. Знаете почему? Мы их породу улучшаем, съедаем самых слабых.