— Как же мы попадём в тюрьму, в Кресты?

— А, век воли не видать! Ведь всё, всё ложиться, один к одному! Ведь я там буду через неделю, буду снимать клип. Ну, понимаешь, такой, сюжетный. Херня, короче. А мы всё разнюхаем. Расспросим, подмажем… Где спала, где жрала… Койку, стол, стул обшарим по миллиметру. В дырку от сучка сунула, мякишем замазала, как сейчас вижу. Объявим премию за находку среди зеков, будто капсула с ядом… ну, в порядке бреда, придумаем что-нибудь. Теля, мы её должны найти, или нам нормально не жить!

— Не жить, — согласился я и повесил трубку.

17

Едва Зюскевич вошёл в лабораторию, следом влетел его начальник генерал Лядов.

— Где вы были?! — прохрипел он, задыхаясь.

— С каких это пор я должен отчитываться, где я бываю?

— Вы прекрасно знаете, что ваша работа имеет государственное значение.

— Я не продавал секретов.

— Вас пытались охранять, с вами пытались связаться!

— Позвонили будто бы из больницы, где находится моя невеста… Кто-то зло пошутил, и я поехал. Машина сломалась. Я дозвонился до больницы, пересел в электричку и вернулся.

Генерал вытер платком лицо. Было похоже, что его тоже здорово нахлобучили. А кто может нахлобучить технаря-генерала? Спецслужбы…

— Работайте, Зюскевич. И без фокусов. Скажите спасибо, что перестройка.

— Ладно, ладно, обещаю. Вы Анечку не видели?

— Кажется… в буфете.

— Пойдёмте, кофейку выпьем.

— Благодарю вас, я уже…

Зюскевич вошёл в местную кофейню и сразу увидел свою лаборантку маленькую и худенькую девушку, которой он никак не мог найти применения. Она болтала с курящими подругами, которые стряхивали пепел в кофейные чашки.

Миня негромко окликнул Анечку и поманил пальцем.

— О! — сказала она. — А говорили, найти не могут.

— Нашли, нашли. Пойдём, поможешь.

Анечка поднялась и сказала подругам:

— Раньше слышала только «уйди, не мешай», а теперь — «пойдём, поможешь».

— Жениться хочет. Анька, слышь, после первого свидания не соглашайся, после уважать не будет.

Миня покраснел и, схватив Анечку за руку, потащил в лабораторию.

— Дверь, дверь, чтоб была открыта!..

Однако дверь он сразу закрыл и перекодировал.

— Аня, сосредоточься, пожалуйста.

Анечка сжала рот в точку и вскинула брови.

— Я всё настрою, залезу в хроноотсек, а ты нажмёшь «энтер». Сумеешь?

— Вы? В обезьянник?! Ни за что.

— Хорошо, давай так: ты лезешь в хроноотсек, а я жму на клавишу.

— Всё, я поняла, я согласна.

— Тогда пошли в метро.

В недостроенной когда-то ветке метро, под самым центром города, находились упакованные в многослойные саркофаги «заповедные» зоны, в которых никто не имел права ничего менять ни через год, ни через сто, ни через тысячу лет. Здесь проводились эксперименты по перемещению во времени.

Они прошли через десяток шлюзовых камер и оказались на известной нам станции, оформленной мрамором, бронзой с позолотой и росписью.

— Садись за пульт. Вот это не трогай. Это тоже. В смысле, вообще ничего не трогай, это главное. Всё запрограммировано.

— А что так неожиданно?

— В науке всё неожиданно.

— А в жизни.

— Жизнь и наука неотделимы.

— А вы надолго? У меня в половине седьмого встреча.

— Ты что, дура? Как это может быть долго?

— Ах, да. А вы в какое время, если не секрет?

— В две тысячи четвёртый.

— Класс… Позвоните, спросите, как у меня дела.

— Это нельзя. По международной конвенции.

— Ну вы только намекните, я всё пойму.

Зюскевич уже приготовился. Он залез в прозрачный контейнер и опутал свою голову датчиками.

— Готово. Ну, три-четыре. Давай, не тяни, жми.

— Ой, Михаил, вы знаете, я волнуюсь.

— А я что по твоему — каменный? Жми!!!

Анечка поднесла пальчик к клавише «энтер» и надавила.

Крикнув «жми!!!» Миня тут же осёкся: всё позади, не успел даже крикнуть. Вместо «обезьяньего ящика» — удобное кресло. На голове кибершлем. Внизу всё тот же мраморный пол.

Миня поднял шлем, похожий на фен. Никого. На часах полночь с двадцать пятого на двадцать шестое февраля 2004 года. Самочувствие — отличное.

Приблизился к пульту, набрал программу. Навёл справки о себе и Кире: был женат, развёлся, она свободна. Просмотрел заголовки новостей за истекшие десять лет. Полный застой.

Теперь найти у медиков вакцину, и — в «Сталин». Действовать быстро и решительно.

В фармакологии никого, все в кафе. Взял чашечку, подсел, поболтал. Подвёл к теме.

— Конечно бери. В левом шкафу.

Кто-то интересуется: «А что такое?»

— У Зюса больная бабушка.

— Через пять лет будет лежать в каждой аптеке; пусть слетает. А «Зенит» выйдет в первую лигу?.. А кто будет президентом в 2012-м? Сколько лет мне нагадала кукушка? Сын или дочь?.. Ладно, ладно, бери так, даром. Не разбей ничего. Вколешь — бабушку врачам не показывай месяц. Знаешь? Ну давай.

Нашёл, поморщившись от детских страхов, пшикнул вакцину в вену. Теперь — в «Сталин». Начальнику охраны: «Приду не один, запишите». Начальник болезненно трёт лоб: человек раздвоился.

Возле ресторана придётся помёрзнуть. Клиент — «Зюскевич-старший» — пить не умеет и долго не высиживает. Так и есть: ведут, усаживают в якобы такси. Изо всех арок, из-за углов, выползают машины охраны.

Ещё минут десять… Теперь можно.

В «Сталине» полный разгул. Играет оркестр, танцуют пары, звенит посуда, снуют официанты. Свечи греют, фонтан освежает. Кира танцует с каким-то папиком. Телегин один за столом, пьяно подхлопывает в ладоши кордебалету. Гусев в оркестре.

Подсел как ни в чём не бывало.

— Вернулся? — спросил Телегин, не повернувшись.

— Ага…

— Наливай.

Зюскевич налил. В этом мире ничего не изменилось, ничего. Чокнулись, выпили.

— Ты что… в другом костюме? Пролил что-нибудь?

— Блеванул.

— Это нормально. Если на себя. Бывает, какая-нибудь сволочь в метро… или в автобусе… в час пик. Понимаешь?

— Не, я на себя.

— Это нормально. Если ты вернёшь меня в детство, я женюсь на Ниночке, честное слово. И буду любить её всю жизнь. Я же её предал, понимаешь?

Зюскевич не умел притворяться пьяным и попытался подражать манерам Телегина:

— Это нормально. А меня просто бросили. Берёзкина. За что?!

— Ей нужен папик. А ты — хлюпик.

— Я не хлюпик. Я гений.

— Для женщин — одно и то же. Но если гений вдруг богатеет, он переходит в разряд папика и становится желанным.

— Я могу разбогатеть в любую минуту. У меня есть машина времени.

— Это стрёмно, тебе яйца за такое отрежут.

— Кира свободна?

— Свободна. Она всегда свободна.

— Я хочу снова на ней жениться.

— Сначала стань папиком.

— Я возьму её не за деньги.

— Какой-нибудь любовный эликсир? Многократные оргазмы её не возбуждают. То есть, на это она тоже не купится. Знаешь, сколько загорелых мачо трётся у её ног?.. Теоретически они могут удовлетворять её круглые сутки, всем коллективом.

— Не секс. За что женщина готова отдать всё?

— А… Да, за молодость женщина отдаст всё. Они думают, что больше не будут валять дурака. Они думают, что теперь уже точно знают, как надо было ловить за хвост птицу счастья.

— А я потом, после развода, больше ни с кем?..

— Что?..

— Может, я влюбился в другую?

— Это вряд ли. Кира бы нам рассказала.

— Почему Кира? Я сам должен знать.

— Но ты же не знаешь?

— Я… не уверен.

— Я и говорю, что не знаешь.

— С кем она танцует?

— Не знаю. Чего-то меня немного… Не то, что глючит… Как будто срывает с резьбы. Правильно, скорей всего, глючит. Не выспался, натощак выпил…

— Ну и что?

— Кое-что случилось. Ну, на уровне пространственно-временной структуры. Как раз тут, рядом, под нами.

— Это не вредно?