- Не встретил я еще свое счастье, - с легкой грустью сказал он нам. Теперь до следующего отпуска...

Наши жены сразу же активно включились в жизнь заставы. Начали они с того, что советами и личным участием помогли повару. Пограничники сразу заметили, что пища стала вкуснее и разнообразнее.

- Хорошо начали, красавицы! - похвалил молодых женщин старший политрук Ковалев. - Но ведь вы способны на большее: у каждой из вас среднее образование, каждая из вас имеет по три-четыре оборонных значка.

Что вы можете сделать? Научить пограничников оказывать первую помощь. Раз. Включиться в подготовку к отрядным спортивным соревнованиям. Два. Создать на заставе отличный самодеятельный коллектив. Три. Заниматься с бойцами, не имеющими достаточного образования. Четыре. Видите, сколько дел? Успевайте поворачиваться. Главное же ваше назначение - создать дружную семью, помочь мужьям в их нелегкой службе. Жизнь на заставе, да еще на островной, - не мед, особенно для вчерашних горожанок. Нет здесь ни театров, ни танцевальных площадок, ни магазинов. Кино и то редкость. Но не хныкать же по этому поводу. Суметь духовно богато жить и в такой глухомани - вот ваша задача! В городе, я уверен, вы старались показать себя в выгодном свете. Не отказывайтесь от этого и здесь. Одевайтесь красиво, со вкусом. Для кого стараться? Для мужей! Для всех пограничников! Уже одним своим появлением на острове вы подтянули ребят. Посмотрите, что ни боец - то рыцарь!..

Вместе со всем личным составом заставы наши жены внесли посильный вклад в охрану границы. Вместе с нами они встретили и войну. Но об этом рассказ впереди.

* * *

Читателю уже известно, что в силу сложившихся обстоятельств многие из моих подчиненных находились на действительной военной службе по пять и более лет. Им было нелегко. Каждый из них стосковался по дому, по родным и близким, любимым девушкам, по мирному труду. Пограничная служба трудная. Служба на островной заставе, когда вокруг тебя только вода, - еще труднее.

Наш участок был и не тихим, и не боевым. Финский залив - преграда серьезная, преодолеть ее на надводных средствах и не попасть в поле зрения пограничников было не так-то просто.

Летом мы все внимание обращали на то, чтобы не допустить нарушения границы под водой (способов для этого, как известно, немало). Наряды пристально всматривались во все, что качал на своих волнах Финский залив. Ведь под плывущей бочкой или бревном мог оказаться и водолаз-диверсант, и перископ подводной лодки. Особые задачи возлагались на катер КМ-1. Пограничники не менее внимательно разглядывали все, что волны выбрасывали на берег: обломки деревянных частей судов, весел, предметы одежды и обуви...

Наблюдение за линией границы значительно усложнялось зимой, особенно тогда, когда по нескольку дней подряд свирепствовала пурга, то и дело заносившая дозорную тропу, проложенную лыжниками. В такое время заснеженную гладь залива можно было легко преодолеть на буерах, чем финны не раз пользовались. В зимние месяцы задержаний нарушителей было гораздо больше, чем в летние.

Могут спросить, как командование ладило с людьми, которым давно все приелось? Были ли в связи с этим на заставе нарушения воинской дисциплины?

Спору нет, мне и моим заместителям было нелегко. Но держать границу на крепком замке, соблюдать железную дисциплину, добиваться высоких показателей в боевой и политической подготовке нам помогало то обстоятельство, что все трое мы окончили военные училища, хорошо знали пограничную службу, метко стреляли из всех видов оружия, умело владели штыком и прикладом, могли показать на спортивных снарядах любое упражнение. Нашей надежной опорой были коммунисты и, конечно, младшие командиры. Во главу угла нами были поставлены неукоснительная, бескомпромиссная требовательность и постоянная забота о подчиненных.

За полтора года на заставе не было допущено ни одного нарушения уставов. По итогам социалистического соревнования нам два раза подряд присуждалось переходящее Знамя округа.

Иногда старослужащие допускали вольности, упражнялись, так сказать, в остроумии. Помнится, недалеко от заставы ефрейтор (не буду называть его фамилию) проводил стрелковый тренаж. Находясь в канцелярии, я сквозь открытое окно услышал такую его "команду":

- Лежа, пятый год одно и то же, заряжай!

Пограничники засмеялись и заклацали затворами.

После стрелкового тренажа я вызвал ефрейтора к себе. Он густо покраснел, когда понял, что начальник слышал его импровизацию.

- Больше это не повторится, товарищ лейтенант! - заверил меня пограничник. - Я хотел внести какое-то разнообразие в тренировку. Теперь понял, что пошутил неудачно...

Надо было видеть, как подтягивались эти же красноармейцы, когда, получив инструктаж возле ящика с песком - рельефной карты острова, слушали боевой приказ о заступлении в наряд по охране Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!

На заставе были высоки дух соревнования и гордость за присуждение переходящего Знамени. Пограничники, выезжавшие по различным делам в комендатуру, отряд, на другие заставы, после возвращения докладывали мне, что везде их дотошно расспрашивали о порядках на заставе, о командирах. Всем хотелось знать, что представляет собой краснознаменное подразделение!

Было особое отношение к поощрениям. Благодарность командира отделения перед строем являлась целым событием в военной биографии пограничника. Он гордился этой благодарностью, делился своей радостью с родными, с любимой девушкой, с товарищами, остававшимися на гражданке.

Очень ценились в те годы знаки воинской и спортивной доблести: "Отличник РККА", "Снайпер РККА", "Ворошиловский стрелок", "За отличную стрельбу", ГТО, ПВХО, ГСО. Завоевать их в упорной борьбе, в соревновании с другими было мечтой каждого воина. С какой завистью смотрели на людей, имевших эти отличия! Об орденах и говорить не приходится. Капитан М. С. Малый, бывая на заставе, всегда находился в окружении пограничников, которые не могли отвести взгляда от сверкавшего на его груди ордена Ленина. В их глазах Меркурий Семенович был человеком необыкновенным. Они подражали ему, перенимали его походку, старались говорить так, как он, щеголяли его пословицами и поговорками.

Нельзя забывать и о том, что пограничники тридцатых - начала сороковых годов были свидетелями того, как в стране вырастали металлургические гиганты и города, тайгу и бесплодную пустыню прорезали железные дороги... Каждый из нас заражался пафосом созидания, героизмом энтузиастов первых пятилеток.

И, наконец, еще одна, на мой взгляд, немаловажная деталь - романтика службы (я не боюсь этого термина!). Чувство границы - особое чувство. Кажется, какая разница? Один охраняет полковой или гарнизонный склад, важный промышленный или железнодорожный объект, другой - границу. И тут, и там воин выполняет боевую задачу; и тут, и там он - лицо неприкосновенное, в руках у него заряженное боевыми патронами оружие, которое может быть применено в любую минуту; и тут, и там он должен сохранить все, что доверено ему.

Разница, по-моему, в том, что пограничник стоит как бы на водоразделе двух миров, откуда ему далеко видно. Часовому на промышленном объекте в случае необходимости тотчас придут на помощь товарищи, рабочие. Пограничнику сплошь и рядом приходится рассчитывать только на свои силы, потому что нарушение может произойти далеко от заставы - и когда-то подоспеют на помощь сослуживцы!

Стоя на границе, боец или командир как бы слышит за спиной дыхание Родины: гул фабрик и заводов, шум нив и лесов, голоса людей... Он, как никто другой, понимает, что именно ему доверено сохранить это дыхание таким же могучим и равномерным, именно от него зависит, будут ли бродить по аллеям парков влюбленные, плескаться в реке неугомонные мальчишки... Все это делает каждого воина сильнее, собраннее, рождает у него обостренное чувство бдительности, зоркости, ответственности за судьбу Родины, наконец. Я сказал бы, что у пограничника более высокий душевный настрой, нежели у любого другого воина.