Мне неизвестно ни продолжение задуманной ими истории, ни ее окончание. Однако, насколько я понимаю, молодым людям идея такого фильма кажется будоражащей, и они назначают день и время экспедиции. Между тем, им не известно (как впрочем и мне), что в этом же городе живет еще один молодой человек "X". Репутация его сомнительна. Родом он из Южной Калифорнии. Он любит свою Хонду и марихуану. Два отчетливо тяготеющих к овулярности согласных обретают образ туго заплетенной индейской косы. Однажды ему приходит в голову мысль посетить Сан Диего и заодно пустыню, где во время учебы в Ла Хойе они с друзьями проводили замечательные дни. "X" предлагает приятелю присоединиться. Приятель не исполняет никакой функции в повествовании - жизнь есть жизнь.
В это же время у Боба Бьюклера висят на шее два дела - одно достаточно простое, однако благодаря которому у него не прибавляется друзей среди полицейских штата (превышение полномочий при преследовании - два расстрелянных мексиканских подростка, уличенных в краже радиоприемника), а второе... как бы на самом деле действительно странное: м- р "Y" приглашает к себе на ужин двух подруг, любовником одной из которых является уже несколько лет. После ужина, шампанского и десерта он их убивает из Барреты. М-р "Y" приговаривается к смертной казни и ожидает ее в тюрьме Санта Квентин. Боб Бьюклер физически не справляется с делами. Он звонит Лин Хеджинян и просит ее на какое-то время стать его помощницей по второму делу. Ей предстоит опросить широкий круг знакомых убитых женщин. После ее первой встречи вечером того же дня я получаю письмо по e-mail, в котором она делится со мной своими мрачными ощущениями. Все молчат. М-р "Y" также хранит безразличное молчание. Постепенно этот случай рассеивается, уходит на задний план, а я становлюсь свидетелем того, как разворачивается, назовем ее так для удобства, наша кино- история.
Любитель марихуаны с приятелем добираются до Сан Диего, а затем не спеша едут по направлению в Тихуан. По пути они все же решают навестить места воспоминаний. В пустыне ломается Хонда. Они оставляют мотоцикл, спальные мешки, палатку, воду. Берут только бутылку с текилой, остатки травы, карабин и бредут к ближайшему кемпингу. Через некоторое время, когда они поворачивают за холм, их глазам открывается фигура в черном, неподвижно стоящая на склоне с ружьем, перекинутым через руку. Ветер развевает складки не то пончо, не то плаща. Поля шляпы закрывают лицо. Солнце падает вертикально.
В купоросном небе над Bad Land видны медленные точки орлов. Завидя фигуру на холме, "X" от неожиданности спотыкается и, закашлявшись от пыли, кричит, показывая рукой на фигуру - "Motherfucker! Oh, shit, I know what a hell it is! This is Death!" С этими словами он тащит из-за спины свой карабин и стреляет по фигуре. На выстрелы и на дикий крик своего приятеля из-за холма выбегают остальные члены съемочной группы. "X" продолжает стрелять. Спустя полчаса, в кемпинге он пытается рассказать что-то рейнджерам. Он просит пить. Ему дают воды. Он просит еще. Из слов почти невменяемого от текилы и марихуаны человека (куда делся приятель - неведомо, канва сюжета начинает расползаться), окружающие узнают, что буквально в двух шагах этот измученный пылью и жаждой человек почти в упор расстрелял смерть. Однако теологический оттенок случившегося оказывается очень нестойким и вопреки ожиданию не перерастает в отдельную тему, чему отчасти виной изнуряющая жара и неподготовленность окружающих. И так далее. Милая Елена, я подхожу к окончанию описания твоего изумительного английского платья, но прежде, чем завершить его, я хочу спросить - не столько, быть может, тебя... неужто изумление единым, восхищенье целокупностью, которые пророчит нам в молодости мир, оказывается гримасой в захватанном зеркале бритвы, в жале своем хранящей мед разделенности, блаженного бреда, в тигле которого так и не обретают окончательных очертаний ни воспоминания, ни упования? Но я спрашиваю об этом лишь для того, чтобы еще раз услышать, как быстро тает в моих ушах эхо этой фразы, чей смысл мне уже не вполне понятен.