Часто сеньор Руй с пажом сворачивали с дороги в глубь леса, тогда как стремянные за неспешной болтовней продолжали ехать дальше; поначалу во время таких объездов, делая всякий раз длинный крюк и вновь выезжая на прежний путь, они решили, что лес повсюду одинаков - пустой и просторный, почти без сухостоя. Но в последние дни стволы будто начали сдвигаться плотнее, густая молодая поросль все чаще преграждала дорогу коням. И почва становилась все более неровной. Вскоре пришлось на значительных отрезках пути подниматься в гору.
Десятый день ехали они сквозь лес, вплотную подступавший к ним. Они уже соскучились по горизонту, по далям. Будто глубоко под водой пролегал их путь, и вода эта была бесконечна, как море, но и недвижна, как горная гряда. Над верхушками деревьев, горячее и голубое, сияет небо, не шелохнется ни единая ветка, солнце разит лучами сквозь сучья то наискось, то отвесно, рисует узоры из теней на лесном мху, вечером пылает на стволах, взбираясь по ним все выше.
Стали попадаться благородные олени - редко, но уж зато целыми семьями. Говену и одному из стремянных удалось пристрелить по самцу.
Ночами стояли на страже по жребию - и слуги, и господа. Тот, кому выпадал черед сторожить, сидел вооруженный у пылающего костра, с луком наготове; остальные, утомленные дневным переходом, по большей части спали глубоким сном. Ночи здесь были беззвучно-тихими. Тут уж малейший шорох заставлял насторожиться караульного, часа два напряженно смотревшего во тьму: вспорхнет ли изредка птица, упадет ли ветка - пальцы сразу сжимают рукоять меча.
Днем же они ехали хоть и неспешно, но почти без передышек.
А сеньор Руй вместе с Говеном все чаще съезжали с дороги, углубляясь в лес. Однажды господин сказал: "Похоже, я стал не странствующим, а блуждающим рыцарем. Во всяком случае, мне кажется, что мы уже и не выберемся из этого леса и что я еду по нему добрых полгода". - "Здесь красиво", - ответил паж. Они как раз остановились перед густо-зелеными зарослями молоденьких деревьев и кустарника, выискивая проход. Когда они объехали эту преграду, их взору открылась давно уже ими не чаянная даль: зеркальная гладь узкого, вытянутого в длину озера, которое брало здесь начало и постепенно расширялось, рассекая таким образом спокойную громаду леса. Деревья на другом конце его казались совсем маленькими. Серо-зеленой каймой опоясывал чистую воду камыш.
- Смотри! - вырвалось у Родриго, и он указал вдаль, поверх противоположного берега озера.
Там лес подымался по склону, становившемуся чем выше, тем отвесней; судя по всему, за ним начиналась целая гряда новых возвышений, Деревья там будто взбирались вверх по гребню, уступ за уступом, - темный хвойный лес. Там и сям из него выдавались вверх лысые утесы.
- Наконец-то мы сможем оглядеться кругом, наконец-то поднимемся из этих глубин! - воскликнул Говен. Гнетущая тяжесть последних дней, все, что до сих пор утаивалось и подавлялось, теперь выплеснулось у него наружу, как и у его господина. Они повернули лошадей и поспешили назад, на дорогу, чтобы ускорить марш по направлению к холмам. Слуги тоже обрадовались принесенной вести. Лошадей сразу пустили рысцой.
Вечером они уже расположились на ночлег у подножия первых холмов, на опушке хвойного леса. Сеньор Руй потирал руки у костра. Он словно переменился, был возбужден.
- Об озере, - вдруг обратился он к Говену, - шпильман мне тоже говорил. Потому-то я в последние дни все норовил ехать сквозь чащу, забирал в сторону - боялся пропустить озеро. Ведь дорога-то вела в другом направлении. Я это знал. Знал также и про холмы, и про зубчатые утесы, которые мы видели.
Говен молчал. А господин становился все говорливей.
- Выходит, он не врал, этот странный человек, - сказал Родриго. И вдруг начал рассказывать о шпильмане разные подробности, будто только сейчас о них вспомнил. Рассказал, к примеру, что у того был колчан, украшенный всевозможными рисунками, каждый из которых изображал какое-нибудь пережитое приключение. А внутренняя сторона лука была покрыта таинственными знаками, причем в каждом знаке заключалось столько смысла, что его хватило бы на иную книгу, а все вместе составляло целую науку.
На этом сеньор Руй умолк и отступил чуть в сторону от костра, в глубокую, мягкую тень между стволами.
- Спойте нам что-нибудь, сеньор Говен, - попросил один из стремянных.
- Да! - послышался голос Руя из глубины поляны. - Спой, Говен! Спой песню шпильмана! - Глаза его вдруг расширились и засверкали темным блеском в отсветах костра.
Паж вынул лютню из сумки, настроил ее и запел:
Как даль благотворна
Сердцам опаленным!
Поляны в лесу - изумрудный ковер.
Всех молний чудесней
Клинок мой! И песню, о радость,
Пропой мне! О тайна лесная,
Уста мне целуй, завораживай взор!
Вешние ветры, осени листья,
Версты и годы, рыцаря рок!
Глянь - в отдаленье замки, селенья
Спят в стороне от дорог.
Сраженья, скитанья
И утренней ранью призывные звуки
Звонкого рога.
Как дышится в мире легко и широко!
И вновь в отдаленье рощи, селенья
Спят в стороне от дорог.
Последнюю строфу подхватил и сеньор Руй.
Не успела смолкнуть песня, как в ответ ей откуда-то из лесных далей отозвался странный звук. То был глухой и низкий гул, будто дрогнула и заходила земля.
Говен вскочил.
Оба стремянных застыли в оцепенении. На их побледневших лицах плясали блики костра.
Наконец один собрался с духом и сказал:
- Это было почти как рог сеньора Роланда в Ронсевале!
Все промолчали.
- О шпильман! - в волнении прошептал сеньор Руй.
В эту ночь никто спокойно не спал, а тот, кто сидел на страже, в любой момент мог рассчитывать на короткую беседу шепотом.
Встали и отправились в путь рано. Дорога, становившаяся все податливей из-за покрывавшей ее бурой хвои, вела по склонам холмов и медленно поднималась вверх. Сеньор и паж, в нетерпеливом желании поскорее осмотреться окрест обогнали стремянных и, убедившись, что дорога по-прежнему никуда не сворачивает, забрали влево, в пока еще равномерно поднимавшийся вдоль склона лес. Тут лес снова шел смешанный, и потому дорога была более плотной и удобной, но частые заросли затрудняли езду. Destrier сеньора Родриго - а теперь он ехал на нем, и в полном снаряжении, - выступал ровно и споро, даже когда подъем стал круче; и так же уверенно держался Божо. Однако через некоторое время оба всадника вынуждены были спешиться и повести лошадей в поводу: склон стал совсем крутым. Меж деревьями начали попадаться поросшие мхом скалы, груды щебня и одиночные валуны.