Ольга работала в Институте биометрии. Это и привело ее ко мне.

- С такой памятью, наверное, на вычисления понадобится десять лет, - ворчала она, пока я на клавиатуре набирал программу ее задачки. - А профессор Павлов требует, чтобы ответ был у нас послезавтра.

- Вот ответ, - сказал я, подавая ей табличку с цифрами.

Ольга подозрительно посмотрела на меня.

- Вы шутите!

- Нисколько. Проверьте сами. Кстати, вот и график. На нем вся экология вашего царства водорослей как на ладони. Точку равновесия "Людвиг" подчеркнул красными чернилами. Он очень вежливый, наш "Людвиг", даже тогда, когда о нем отзываются непочтительно.

Ольга немного смутилась и виновато посмотрела на ящик с памятью.

С того вечера мы стали с ней встречаться. Дорога к космодрому была излюбленным местом наших прогулок. Нетерпеливая, живая, Ольга недолго выдерживала спокойный ритм ходьбы.

- Владко, мне надоело идти, - обычно говорила она. - Давай побежим.

И мы бежали вдоль асфальтовой дороги наперегонки, пока, наконец, кто-нибудь из нас не отставал, чаще всего я.

- Ну что, выдохся, а? - дразнила она меня. - Владо, а правда, что при помощи машины можно узнать, что делается в душе человека?

- Наверное, можно. Только не нужно.

- А мне очень Хотелось бы узнать, что делается в твоей душе.

Я очень смутился.

- Впрочем, я и без машины догадываюсь, что с тобой!

- Если догадываешься, то лучше не говори.

Как-то Ольга не приходила несколько дней, а когда пришла, то была печальна и задумчива.

- Что с тобой, Оля? - спросил я.

- Спроси "Людвига". Он ведь у тебя все знает.

Она невесело усмехнулась. Мы взялись за руки и нрошлись до космодрома и обратно.

- Сколько времени летит ракета до Луны? - спросила она.

- В зависимости от трассы. Часов двадцать пять - тридцать.

- Как долго.

На следующий день ее трудно было узнать: радостная, она без конца тормошила меня, смеялась, шутила.

- Владо, идем танцевать. Я хочу сегодня танцевать. Целую ночь! До самого утра!

Но мы не танцевали до самого утра. Зал молодежного кафе только начал заполняться народом, как вдруг Ольга схватила меня за руку, показала на окно.

- Посмотри! Какое чудо на улице. Пойдем на нашу дорогу.

Действительно, было чудо. Тишина опустилась за зеленые холмы. Воздух был пропитан запахом горячих полевых трав и влажной земли, а серебристое от лунного света небо опустилось низко-низко. Стоило пройти всего несколько шагов, подняться на холм, и, казалось, можно было коснуться рукой кромки сияющего облака.

- Пошли в поле, - прошептала она.

Все было как во сне, и я не помню, как мы оказались на берегу Большого озера. С западной стороны, где находился водный стадион, доносилась музыка, а здесь берег был совершенно дикий, и только узкий бетонированный мостик среди высоких камышей напоминал о том, что кто-то позаботился, чтобы по озерным джунглям можно было совершать прогулки. Несколько минут мы шли среди зарослей. Потом оказались на самом краю мостика, почти на середине озера.

- Смотри, Владо, вон она! - крикнула Ольга, показав на отражение Луны в слегка волнующейся воде. - Как я хочу туда!..

- Я хочу тебе сказать, Оля...

- Не надо, Владо. Завтра я улетаю. Я очень люблю одного человека. Его зовут Георгий... Ты ведь его знаешь. И он там, - она показала на Луну.

Обратно мы шли молча, и мне страшно было взглянуть ей в глаза. Я хотел, чтобы облака заволокли Луну.

Прощаясь, Ольга задержала мою руку в своей.

- Прости меня, Владо. Я должна была бы об этом сказать тебе раньше. Прости меня. Ты такой хороший, верный друг, а я такая глупая...

...Я никому не говорил об этом ни слова. Только тебе, "Людвиг", и то только потому, что скоро тебя не будет...

Через неделю после отлета Ольги ко мне в лабораторию прибежал запыхавшийся Сережка.

- Владо, готовь стихи!

- Какие, кому?

- Самые наилучшие, человеку, находящемуся в небе.

- Ничего не понимаю.

- Чудак. Завтра столетие со дня открытия трассы Земля-Луна. Торжественные вечера, народные праздники, гулянье и так далее. А кроме того, радиосвязь с Луной.

Я вздрогнул.

- Разве ты не хочешь поговорить с Ольгой?

Я пожал плечами, не зная, что мне ответить.

- Ты какой-то странный, Владо, честное слово. Впрочем, как знаешь. Только для разговора тебе нужно прийти между семью и девятью вечера в Управление космической связи, седьмой этаж, комната семьсот. Я зарезервировал для тебя пять минут.

Некоторое время я ходил по комнате, думая, что мне делать. Что делать, что делать?

- Что мне делать, "Людвиг"? - спросил я старую машину.

Конечно, я должен сказать Ольге то, что не было сказано. Но как? Какими словами?

- Я люблю Ольгу, "Людвиг"! Как мне сказать ей об этом?...

...Я подошел к пульту управления и повернул ручку экстремального поиска. Затем я включил систему самопрограммирования и всю память машины. "Людвиг" загудел, как бы сообщая мне, что он готов выполнить любое задание.

Ряд черных клавишей с полуистертыми надписями: "Диф. уравнен.", "Интегр.", "Эконом. задачи", "Промышл.". Я нашел слово, наименее истертое временем, и нажал на клавишу...

"Старик работает медленно, очень медленно", - подумал я, глядя на неподвижный барабан. Наконец он пришел в движение.

Когда на следующий день я передал небольшой моточек проволоки девушке-оператору, она удивилась.

- А говорить вы не будете?

- Нет.

- Кому передать?

- Ольге Алехиной, биофизическая база.

Девушка вставила катушку в проигрыватель и нагнулась над микрофоном.

- Вызываем биофизическую базу, Ольгу Алехину.

Во всех динамиках, расставленных в зале ожидания, послышался шорох, а затем раздался голос, который звучал гулко, как в огромном пустом зале:

- Ее фамилия теперь не Алехина, а Карено. Сейчас она в кратере Коперника, на квартире своего мужа Георгия Карено. Говорить будете?

Я яростно завертел головой. Девушка-оператор сказала:

- Для Ольги Карено есть запись. Включите квартиру. Алло, Ольга Карено, алло...

- Да, я слушаю!

И я услышал музыку. Ее услышали все, кто был здесь. Это была старинная фортепьянная пьеса. Мелодия лилась, предельно ясная, искренняя, а аккорды создавали удивительный мерцающий фон, который, если закрыть глаза, превращался в лунный свет. Это была мягкая, грустная пьеса... Теплота руки Ольги, шорох камыша, качающаяся в воде лодка... Аккорды прятались за вязь основной темы, а затем властно выдвигались вперед, утверждая силу и могущество. Так было долго, целую вечность. И вот музыка замерла.