Тетя Соня закивала и открыла рот, собираясь что-то изречь, но Валерий Павлович мягко остановил ее движением руки.

- Поняла, о чем я? Нельзя заниматься самоусовершенствованием вообще, не представляя своей цели. Изучение древних языков - это самоусовершенствование; но и стремление приблизиться к идеалу в исполнении, скажем, чарльстона - это тоже самоусовершенствование, ведь так?

- Вы не поняли меня, - сказала Эра. - Когда я спросила, как можно сделать человека лучше и счастливее, я имела в виду не себя, а... ну, в общем, кого-нибудь другого.

Валерий Павлович улыбнулся:

- Я могу всего лишь рассказать о себе... Только с возрастом, а значит, слишком поздно начинаешь понимать, что выбор цели, которую человек перед собой ставит, и пути достижения этой цели определяют смысл и ценность его жизни, а значит, и возможность счастья. Хотя, знаешь, - он махнул рукой, - счастье - это такая неуловимая и неопределимая субстанция, что все разговоры о нем - разговоры, увы, пустые.

- Счастье... - задумчиво повторила тетя Соня. - Да, счастье...

И вздохнула.

Первым, кого увидела Эра, войдя в класс, был Мурашов. Встретившись с Эрой взглядом, он вздрогнул, отвел глаза и демонстративно отвернулся.

- Извини, - сказала она, подходя. - Я ну никак не могла. Ты долго ждал?

- Не так чтобы очень, - пробурчал он, роясь в сумке. - Знаешь, оно и к лучшему, я там такую цыпочку подхватил! Из школы с английским уклоном. Здорово мы с ней сбацали!

Он снова нагнулся над сумкой, притворяясь, будто что-то там ищет. Эра отошла.

Она хотела повторить теорему (ее давно уже не спрашивали по геометрии), но рядом тяжело плюхнулась Чеснокова и заговорила плачущим голосом:

- Ладно, я знаю, что всем в классе на меня начхать... но тебя я всегда считала человеком! Спасибочки, буду теперь знать, как ты ко мне относишься...

Эра удивленно поглядела на Чеснокову и вдруг вспомнила: день рождения!

- Люся! Извини! Клянусь тебе, я не нарочно! Просто так получилось... Не сердись, а?

- "Не сердись"... - передразнила Чеснокова. - Кому вообще интересны мои переживания? Ты не нарочно, у Беседкиной теннис, у Бурсаковой рояль, у Бражкина свидание, у Облакевич насморк, у Сивчиковой театр... а у Саламатиной настроения не было. Я все понимаю. Я для вас распоследний человек. А я, между прочим, целый месяц вам про свой день рождения твержу!

- Это уж точно, - не удержалась Эра.

- Скажи, ну почему меня никто не любит?! - приваливаясь к Эре, зашептала Чеснокова. - Ни один человек. Всем я до лампочки.

Эра отложила книжку и с сомнением посмотрела на Чеснокову.

- Ну, ладно... Потому что ты вешаешься на всех, как гиря. Пойми, тебе никто ничего не должен. С тобой не то что трудно, а... уныло. Ты слишком правильная.

- Это... плохо?

- Не очень хорошо. Ты ходила и ныла, чтоб не забыли прийти, пока у всех не появилась оскомина.

- И у тебя?

- У меня первой.

- А что мне делать?

- Нужно иметь свою жизнь.

- А если у меня нет... своей?

- Заведи.

- Я не умею.

- О господи! Ну вот: что ты любишь? Или чего ты хочешь?

- Собачку хочу.

Эра фыркнула.

- Что такого смешного я сказала? - обиделась Чеснокова.

- К тому же у тебя совершенно нет чувства юмора.

- Нет?..

- Ни капли.

- А где его взять?

Эра разглядывала Чеснокову, не в состоянии понять, шутит та или говорит вполне серьезно, но тут в класс вошла математичка, и, уныло вздыхая, Чеснокова поплелась на свое место.

На воспитательном часе Маргарита Викторовна раздала им листочки с вопросами (это были давно обещаемые ею анкеты, без которых, как известно, невозможно обойтись ни в исследовании коллектива, ни в изучении отдельной личности) и тоном заговорщика сообщила:

- Подпись не обязательна.

- А на кой это? - с ленцой бросил кто-то из обитателей Камчатки.

- Анкета... Правильно составленная анкета, - поправилась Маргарита Викторовна, - может дать очень многое. Лично я считаю, что она нужна и тому, кто читает, и тому, кто пишет. Второму, может быть, даже в большей степени. Иногда человеку, для того чтобы разобраться в себе, просто не хватает времени.

- А для чего это - разбираться?

- Для того, Будашкин, что человеку не пристало жить на манер растения. Человек должен задумываться о себе, хоть иногда. Подпись, повторяю, не обязательна.

Эра прочла первый вопрос: "Какая музыка нравится тебе больше всего?" Подумав, она написала: "Классический джаз". "Чем является для тебя школа?" - "Местом, где я получаю образование". "Какие книги любишь читать?" - "Современную прозу". "Твои планы на будущее?" - "Получить образование, иметь интересную работу". "На что бы ты предназначил(ла) большую сумму денег, выигранную в спортлото?" Тут и думать нечего: на путешествия по всему свету! "На что ты обращаешь внимание, знакомясь с новым человеком?" - "На характер". "Где ты больше всего любишь проводить время?" - "Везде". "Что любишь делать, когда остаешься один (одна) дома?" - "Читать, слушать музыку, смотреть телевизор". "Какую книгу возьмешь с собой в космос?" Эра написала: "Винни-Пух", потом густо зачеркнула и написала снова: "Толстой, "Война и мир". "Что ты делаешь, когда разочаровываешься в друзьях?"

Над этим вопросом Эра думала дольше всего. Так и не решив, что писать, она оставила место, чтобы снова к этому вернуться, и стала читать дальше. "Чего, по-твоему, недостает твоим родителям?" Это Эра знала совершенно точно: им всегда недоставало времени! "Что ты делаешь, когда родители отказывают тебе в покупке дорогой модной вещи?" - "Сначала злюсь, а потом надеюсь, что они мне ее все же купят". "Нуждаешься ли ты в других людях?" - "Очень!" "Хочется ли тебе изменить мир?" - "Да!!" "Таков (такова) ли ты, каким (какой) хочешь быть?" - "Не совсем". "Для чего, ты считаешь, дана человеку молодость?"

Над этим вопросом Эра тоже немного подумала, написав в конце концов: "Чтобы жить". Так и забыв ответить на вопрос о друзьях, она положила анкету на учительский стол.

Не успела Эра сложить в сумку книги, как Мурашов уже исчез. Но Эра знала, где его искать - у лотка с пирожками. Похоже, это была их с отцом основная еда.