Огромным усилием вывожу машину из глубокой спирали. О противозенитном маневре не было и речи, подбитый самолет мог лететь лишь прямолинейно. Огонь, утихший на несколько секунд, возобновился с новой силой. Тяжелее всего чувствовать себя беспомощным и полагаться целиком на удачу. Словно не ты управляешь судьбой, а она крепко-крепко держит тебя в своих руках. Ах, какими бесконечно длинными кажутся минуты! Разрывы снарядов сгущаются правее самолета. Значит, немецкие зенитчики не учитывают скольжения подбитой машины. Кажется, я ухожу от судьбы...

...Вот и Дон. За ним наши. "Теперь не возьмешь, подумал я, когда под самолетом мелькнул берег. Не возьмешь!" Посадка прошла удачно. Когда я зарулил на стоянку, Васильев ахнул от удивления.

- Вот это да! Такого еще не было, товарищ командир!

А Закиров, чтобы показать величину пробоины, просунул в нее голову.

- Опять фриц попал,- улыбнулся он, показывая белый ряд зубов.

- Понимаешь, что получается, как во сне, - говорил Соколов. - Совсем рядом со смертью. Ведь всего два - три сантиметра, и задело бы взрыватели реактивных снарядов. Тогда капут. У меня сердце оборвалось, когда твой самолет перевернуло и к земле. Ну, все. Нет, смотрю, выходит. А фрицы по мне ни одного снаряда, весь огонь сосредоточили на твоей машине - смотреть страшно.

- Со смертью рядом, да не обнимку с ней, - повторил я в ответ на сказанное утром. А самому стало страшно: действительно был на два - три сантиметра от смерти.

ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

- Какая тишина... А воздух! - И Кузьмин полной грудью вдохнул свежую ночную прохладу.

Над светлеющим горизонтом догорала последняя неяркая звезда. Начинался рассвет. Кустарники на окраине аэродрома потонули в молочном тумане.

- Эх и погодка! - продолжал восторгаться Кузьмин. - Даже трава от росы пригнулась. А высота "миллион километров". Меня еще отец учил, что обильная роса к хорошей погоде.

"Сегодня будет жарко. Вылетов шесть - семь придется сделать", - подумал я.

Наверное, и Кузьмин подумал о том же.

По такой погоде, - сказал он, - мы не одного фашиста на тот свет отправим, только бы дождя не было. Только бы...

Несколько минут мы шли молча. Но доброе настроение, с которым Кузя сегодня проснулся, не позволяло ему молчать, и он пустился в воспоминания детства. Высокая нескошенная трава хлестала по голенищам сапог, обильно смачивала их росой. Из-под куста полыни вспорхнул потревоженный жаворонок.

- Разбудили... Свернем в сторону, у него, наверное, здесь гнездо. Кузьмин стал обходить предполагаемое жилище птахи, забыв, что осенью они никаких гнезд не вьют.

Со стоянок доносился стук молотков. Это ремонтники восстанавливали наши самолеты.

- Работают на славу,- сказал я.- Молодцы механики, и подгонять не надо. Сами понимают. А мой Васильев иначе и не думает, что воюет вместе со мной.

Когда я сбиваю самолет, он рисует на борту звездочку, своим друзьям говорит, что это мы сбили. И правильно говорит.

Когда мы подошли к самолетам, Васильев доложил, что ремонт заканчивается.

- Благодарю за службу, товарищи!

- Служим Советскому Союзу! - послышалось в ответ.

- Разрешите продолжать? - спросил Васильев и, получив разрешение, снова принялся за работу.

С северной стороны аэродрома послышался шум По-2.

- Рано проснулся "кукурузник". Еще солнце не взошло, а он уже в воздухе, - пошутил Кузьмин.

Из-за леса вынырнул самолет. Он шел на малой высоте.

- Начальство летит, - сказали мы, одновременно опознав По-2 с голубой полосой на вертикальном оперении.

- Теперь жди задания. Наверняка что-то важное, раз сам прибыл, добавил Кузьмин.

Как только По-2 остановился, к нему подошли командир и комиссар полка. Прибывший - это был генерал - принял рапорт и направился на командный пункт.

- Пошли и мы на командный пункт Кузя. Видишь, связной к нам бежит.

Я не ошибся. Связной бежал к нам с приказанием явиться к генералу.

Генерал, не дослушав доклада о прибытии, начал сразу же ставить задачу.

- Полетите в разведку,- говорил он. - Ваша задача установить железнодорожный перегон с наиболее интенсивным движением или станцию с наибольшим количеством эшелонов на участке Валуйки - Алексеевка.

Нужно остановить движение не менее чем на трое суток. После разведки пойдете со штурмовиками для нанесения удара. Все ясно?

- Так точно, - ответил я.

- Выполняйте, да поосторожней, внимательности побольше, - по-отцовски добавил генерал.

Мы поспешили к самолетам.

- Все в порядке, товарищ командир, - доложил Васильев. - Ремонт закончен, машина к полету готова.

Боялся, что не успею. Когда увидел, что вы пошли на командный пункт, у меня аж сердце екнуло. Работы на пять - десять минут, вдруг не успею? Васильев незаметно для самого себя перешел с доклада на обычный разговор.

Через пять минут, сбивая струей от винта утреннюю росу, два истребителя вырулили на старт. Оставив на поле аэродрома волнистые следы, они взяли курс на запад.

Скоро линия фронта. Не однажды приходилось ее перелетать. Мы переходили передний край и на малой высоте, и на большой, и за облаками, и под облаками.

Испытали мы здесь и однослойный и трехслойный огонь. Но никогда я так не переживал за благополучный исход дела, как сегодня. Не за свою жизнь было страшно, а за выполнение задания.

Линию боевого соприкосновения решаю перейти южнее города Павловска на Дону. Всходило солнце. Розоватые лучи играли на влажной листве деревьев, на крышах домов прифронтовых деревень. Кузьмин, точно привязанный ко мне, не отставал ни на метр. Время от времени он лишь переходил справа налево и слева направо, чтобы лучше просматривать небо. Вот и передний край. Сейчас фашисты начнут наводить орудия и выбрасывать килограммы смертоносного металла.

Над землей серая полоска тумана. Резко снижаюсь, чтобы скрыться за туманом. Кузьмин хорошо понял меня. На предельной скорости, чуть касаясь верхней кромки тумана, мы уходили в глубь территории, занятой противником.

Полоска тумана прервалась. Захлопали зенитки.

Маневрируя между разрывами, набираем высоту. По мере приближения к железной дороге обстрел усилился.

Показалась Алексеевка. Станция почти пуста. На путях разбросаны вагоны - результат недавнего налета штурмовиков. Однако дорога работает. "Значит, восстановили", - подумал я и лег на курс Алексеевка Острогожск. Черные султаны разрывов появлялись то слева, то справа.

На перегоне Валуйки - Инютино показался длинный состав. Он мчался в сторону фронта. Дым, вырывавшийся из паровозной трубы, стлался над вагонами и, словно зацепившись за придорожные телеграфные провода, долго не расходился. Вдруг я заметил, что дорога проходит сквозь выемку. Лихорадочно заработала мысль - атаковать состав и непременно в момент выхода паровоза из этой выемки. Мгновенно прикинул точку встречи самолета с эшелоном. Ах, если бы свалить паровоз! Тогда...

Поезд стремительно мчится вперед. Не спускаю взгляда с намеченной точки встречи паровоза с реактивными снарядами.

"Еще рано, рано, - повторяю про себя, точно боюсь сорваться раньше времени. - Рано... Надо терпеть".

Минута, другая, третья... Вот теперь пора... Энергично развернув самолет, крутым пикированием снижаюсь до бреющего полета. Лишь бы не ошибиться, не промахнуться. Под самолетом все слилось в один серый фон. Но паровоз впереди виден хорошо. С эшелона не стреляют. А может быть, я просто не вижу? Паровоз выскочил из выемки. Мой самолет в это время находился от него на дистанции не более чем четыреста метров. Бросаю сектор газа. Левая рука легла на кнопки сбрасывателя реактивных снарядов. Нажим ладонью - и впереди, совсем близко, под паровозом блеснули шесть молний. Самолет проносится над эшелоном. Увеличиваю левый крен. И - о радость! - черное тело паровоза лежит на насыпи. На него налетают вагоны. Их невозможно остановить. Выемка заполняется до краев...