Вместе с ней школьница, умница, красивая девочка Маша. У Маши талант художницы. Это видно по ее лицу.
"Художник видит чувством, - говаривала она, - но в людях оно спит и его надо будить. Любыми способами. Самый блестящий результат дает эротика." На самом деле она любила чувствовать, отдавая чувству понимание жизни. И развивала восприятие чувством, как развивает музыкант свой слух, а дегустатор обоняние и вкус. Она вливалась в природу, как кошка в утро. Грациозная, чувственная, бесстыдная, она носила свою наготу также непринужденно, как рабочий спецовку. Маша нашла свое увлечение в профессиональной проституции, не ведая сути первородного греха. И не потому, что решилась выйти на рынок секса, а потому, что она обожала своим необыкновенным телом рисовать этюды искуса его. Вычерчивать орнаменты желаний и плести из них красочные кружева, вытаскивая из партнера неведомую ему рудиментарную страсть. Чтоб и одарить его этим озарением. Оплата придавала законченность творению. И служила границей между разными мирами.
Ольга Ивановна боготворила юное дарование, как яркое свидетельство самоутверждающегося женского начала в чистом его виде, какое, видимо, изначально и было сотворено богом.
Гранддама вытащила из под одежды моток ассигнаций, несколько отделила и протянула опухшему производственнику.
- Вон твои ворюги едут. Расплатись. Да возьми с них расписку!
- Одурела?
- О материальной помощи. Для рэкета. - разъяснила бизнеследи азы современной торговли.
- А на зарплату фирме? - полковник скосил глаза.
Не торопясь, добавила бумажку.
- И все?
- Господи, - покровительственно и ясно она смотрит в глупые глаза военного - зачем тебе деньги?
- А зачем, по-твоему деньги вообще нужны? - уходит от ответа Сковородников.
- Объясняю, кто так и не понял, - поставленным голосом приступила к изложению Ольга Ивановна. - Деньги нужны, чтоб делать деньги. Это, так сказать, в промежутке. А в конечном итоге - для полноценного секса в молодости, ублажения придурковатой неполноценности в зрелости и куска хлеба в старости.
- Скажешь, - секса! - поганенько взвизгнул слушатель. - А если купить что? Или встретить друзей? Поехать куда? На представление сходить. А у тебя все одно в голове!
- Тупые ж военные! Форма, что ли влияет? Или наука убивать других не любит? Вот скажи: оторвут тебе то, по чему тебя мужиком считают, что тебе захочется, кроме куска хлеба? На представление сходить? Чтоб не понять, о чем там речь идет? Украткой посмотреть на праздник чувств, выросших из этих самых мест, которых ты, считай, лишился? Друзей пригласить? Чтоб попищать о черством хлебе? О чем еще?
Ты не понимаешь, что только три органа крутят человеком: голова, желудок и то, что между ног? Все! Голова редко у кого есть, она не в счет. Чаще всего она привязана к двум другим органам. Как придаток. Да разве что заскочит какая блажь. Так что и остается, что остается.
- А оборона? Сколько же денег идет на нее!
- Я тебе так скажу. Во все времена войны шли не из-за территорий. Это плешивые историки придумали. И не затем, чтоб побольше сожрать.
- Ну, из-за амбиций, например.
- Не надо помогать. Относительно амбиций скажу, что они тоже выползают из того, что между ног, от перепревшей гадости, не нашедшей должного применения. От перетрудившегося петушиного хорохорства. Так я о другом. Они шли из-за баб. Прошлых, настоящих, будущих. И больше не из-за чего. Только точнее не столько из-за баб вообще, а настоящих стерв. Мужикам всегда требовались отменные стервы. Как бриллианты этим стервам. Вся ценность этих глупых штучек пошла от них. Полмира хотелось положить к их ногам. Свою отвагу показать. Ты знаешь, чем определяется национальное богатство? Думаешь - золотом, дворцами, природой, талантами? Ошибаешься! Оно определяется предметами интереса стерв. И чем ядреней интерес, тем больше стоит то богатство. Вот захоти они сильней всего на свете дерьма пингвина, и - все! Все золото полетит с дворцами. А дерьмо станет национальным богатством. Вот героиня Скотта ввела моду на алмазы, отбросив ведущие тогда опалы. Как ты думаешь, почему Америка самая богатая страна? Потому что, думаешь, там коммунистов не было? А все не так. Да потому, что российским стервам никогда не хотелось того, что американским стервам. А вот вдруг нашим захотелось того же - а того же и нет. И зависть определила разницу. У соседа всегда груша толще, если ее вдруг захотеть. Россия обабилась. Мужики сразу головы в руки и, вместо того, чтобы задницу им исполосовать, бросились воевать, революцию делать. Тело женщин в оформлении сумасбродства управляет головами мужиков. И экономические взрывы от них. И экономические законы исходят от женского начала. Стервы крутят миром, голубь мой военный. На земле всегда была диктатура женщин над слабых головами со жлобным сексом мужиками. Цивилизация, дорогуша, там, где матриархат. А ее символ - мужик на коленях перед женщиной. Хотя по секрету скажу тебе, что баба, она никакой не слабый пол. Она и хитрее, и смышленей, и выносливей любого мужика. Пока мужики, как полудурки, играют в свои войны, бабы и пашут, и строят, и детей растят. Причем мальчишечек, приметь, они с детства до старости воспитывают. Ты в школе видел мужиков? Нет, бабы знают, что делают. Они, эти мужики, знаешь для чего им нужны? Вот Маша это поняла сразу. Верно, Маш?
Маша вспыхнула и непонятно подтвердила:
- Спрос породил предложение. А спрос на женщин с отклонениями - это что-то из области мужской психопатии. А она слабо изучена.
- Наукой доказано, всем крутит экономика, - не сдается полковник.
- Не повторяй, чего не понимаешь. Экономика - компенсация бессилия ума, когда члены огнем горят. Она - выкрутасы жлобства от животного начала на площадке надуманных приличий. Секс ее танцует, грубая плотская страсть. И нездоровая потребность в насилии. Никакого бы прорыва экономики не надо было б, если бы не зависть к зарубежным возможностям в этой области. Экономика, господа, это способ расправить и зацементировать как можно плотнее человечество в гробу его деликантных причуд. Знаешь, какой мотор движет развитие экономики? Ну, что из века в век меняется в человеческой природе? В той, самой изначальной? Руки, ноги, кишки, ум? Нет, уважаемый! Только переход половой функции деторождения в психотропную функцию, извратившую ее изначальную роль и намертво прицепившую голову к жажде половой необычности, а точнее - разврату, а от него - к созревшей общей блаже, получившей название - достойная жизнь.
А стерв, генералиссимус, у тебя никогда не было и не будет. Потому что, если мужики раньше из-за них воевали, то теперь других пошлют, чтоб пред ними же себя показать. А, они, эти стервы, не бъют их по морде за низость, а одевают платье кутюрье. Чтоб измять в постели. А тебе, как типу с ремеслом убийцы, сбросят со своего стола, что им не нужно. Потому что тебя презирают. Но расскажут что- нибудь про патриотизм и национальный интерес.
Полковник проскрипел.
- Врешь, безумная! Военные всегда защищали родину, общий дом!
- Скажи, Животовский, где твой дом? Где твоя родина?
- Они остались в прошлом, - тихо ответил бомж. - А родина, это то, что я любил. Любил работу, дом. Любил людей, населяющих страну. Любил то, что мне казалось было - честь и достоинство. До перестройки мы многого не знали о себе. Теперь я вижу, что нет этого ничего. По-моему и не было. И нет нигде ничего такого, что заслуживало бы любви. Я не знаю такой ценности, за защиту которой можно было бы положить свою жизнь или даже убить.
- Вот видишь, китель, и никогда не было такой ценности, соизмеримой с жизнью. Такие ценности придуманы стервами.
- Что ж, по-твоему, если нападают, так и бить нельзя? Дом всегда был огорожен забором! Волк нападает на зайца, и тот обороняется, если в угол забежит.
- Это ты правильно говоришь, для тех, у кого ума нет. А для умных ни забор, ни оборона не нужна. В этом и есть человеческий прогресс. В драках и битвах, полковник, победителей не бывает. И то, что вы есть и и подначиваете всех для своего выживания, тормозит этот самый прогресс. Так что спекулируй лучше и воруй, чтоб достать себе сухарь.