- Вчера! - фыркнула старуха.
- "...через два часа после открытия музея, - повторил он, - обнаружилось исчезновение икон, принадлежащих кисти Андрея Рублева. Показания свидетелей противоречивы..."
- Не удивительно, - вставила она.
- "Посетители, находившиеся в то время в зале, утверждают, что иконы укладывал в сумку мужчина в форме работника музея. Дежурная по залу показала, что видела молодую элегантно одетую даму с черным саквояжем. Продавщица из газетного киоска обратила внимание, как портье помогал уложить саквояж в багажник микробуса пожилому лысому мужчине. У" машины был номерной знак дипломатического корпуса. Перед следственными органами снова возникает вопрос: кто совершил кражу - одинокий грабитель или целая шайка?"
- Иконы Рублева, - вздохнула старуха. - Когда я была молодой, из книжек вырезали цветные репродукции византийских икон, наклеивали на доски, слегка чернили над огнем края, а сверху покрывали лаком, и лики святых глядели со стен своими огромными глазами... Теперь, наверно, тоже смотрят на того грабителя.
- Не известно, был ли он один.
- Наверняка один, - заметила она, потянувшись за вязанием. - Они теперь все могут.
Старик зашелестел газетой.
- О! Послушай: "Я ПОЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЕСЛИ ТЫ СТАНЕШЬ ДЕВУШКОЙ! Один мужчина полюбил юную и красивую девушку. Его чувство не осталось без взаимности. Однако девушка избрала для себя общественный статус мужчины. Читатель спрашивает, как ему поступить. Нам представляется, что нельзя склонять девушку изменять решение. Это ее личное дело. Кроме того, как гласит старинная поговорка: важно чувство, а не пол".
- Хотела бы знать, как все это у них в действительности выглядит, - сказала старуха, вывязывая очередную петлю.
- Любая революция порождает проблемы: общественные, технические, биологические, - заметил старик. - Но со временем все приходит в норму.
- А я тебе говорю, на этот раз добром не кончится.
- Кто знает, - старик перевернул страницу. - О, вот: "ВОЛНЕНИЯ НА ТЕРРИТОРИИ КОЛЛЕДЖЕЙ. Строгий надзор со стороны службы безопасности за соблюдением молодежью ограничений полиморфизма привел к бурным выступлениям студентов, требующих права на самоустановление формы".
- Один придумал, а другие... только б не отстать, - сказала старуха с явным осуждением. - Копаешься в старых газетах, а во всех одно и то же. Фанатики расовой сегрегации требуют ограничений, а недоросли - свободы выбора. Им только позволь. В пеленках застаешь сосунка, а под утро...
Старик громко рассмеялся.
- Все шутишь. С этим-то как раз никаких забот. Право на выбор дает психическая зрелость, - он поправил на переносице очки, заглянул в низ страницы и посерьезнел. - Взгляни, что они тут пишут! "ГРАНИЦЫ ТРАНСФОРМАЦИИ". Статья какого-то профессора Гольберга. Впервые слышу. "Существует реальная опасность возникновения так называемой "усталости материала", которая связана с частотой видоизменений и продолжительностью определенных воздействий на органическое вещество. Резкие смены функций организма приводят к вырождению макрочастиц, прежде всего нуклеиновых кислот. Исследования показали, что процессы преобразования оставляли невредимыми лишь водные растворы и биологические коллоиды, которые также являются жидкостями, хотя и имеют высокую степень вязкости. Так что достаточно пластичным элементом наших тел можно считать лишь жидкости. Однако не следует забывать, что человек - не амеба..."
- Вот... вот именно. Наконец что-то разумное, - подхватила старуха. - Не амеба.
- Но ведь это чепуха! - старик даже затрясся от злости. Твой Гольберг не имеет ни малейшего понятия об истинном механизме биологических трансформаций!
- Мой Гольберг?! А ты сам-то имеешь? - она глядела на старика, сочувственно улыбаясь. - Мне казалось, ты сохранил здравый рассудок.
- Здравый рассудок, - передразнил он. - Ральф бы сказал: два древних, чудом выживших динозавра. Дремлют в залитой солнцем лагуне, и им в голову не приходит, как мало осталось жить.
- Ты о чем-нибудь жалеешь? - серьезно спросила она.
Он что-то буркнул в ответ.
- Да, - подхватила она. - Всегда лучше чувствовать, что ты не одинок.
- Перестань, - буркнул он под нос.
- Если б ты знал, Эрнест, что такое сидеть здесь в одиночестве и ждать известий из клиники. В любой момент кто-то мог позвонить и сказать, что ты никогда не вернешься.
- Позвонить? А ведь и верно...
Он с неожиданной энергией вскочил с кресла, но тут же сник и тяжело потащился в прихожую. Было слышно, как он снял трубку, попытался набрать какой-то номер, потом бросил ее.
- Не вышло? - спросила она, когда он вернулся и снова погрузился в свое кресло.
- Нет.
- Хорошо, что ты дома...
Он сидел, свесив голову на грудь, потом тихо сказал:
- Давай не будем об этом, Елена.
Они долго молчали. Она смотрела на него поверх вязанья, но он не поднимал глаз, снова уткнувшись в газету.
- А вот это даже забавно, - проговорил он после долгого молчания. - Объявление на полстраницы: "ДЭВИД МЭДСОН - МЕССИЯ ЗООМОРФИЗМА".
- Чего-чего? - не поняла она.
- Еще один пророк и манифест его новой веры. Послушай: "Мы обречены на половинчатость ощущений, на минимализм восприятия мира. По сравнению с совершенством эволюционных решений, которыми Природа одарила представителей животного и растительного мира, человек полуслеп и полуглух, он - калека с дегенерированными органами чувств. Поэтому свобода формы не может ограничиваться видом homo sapiens. БУДЬ ПТИЦЕЙ, ВОЛКОМ ИЛИ РЫБОЙ, КАК БЫЛИ ИМИ БОГИ ПИРАМИД, БОГИ С ГОЛОВАМИ ОРЛОВ И БЫКОВ! Только таким может быть тело ВЛАДЫКИ ВСЕЛЕННОЙ! Будь одним из нас - идея зооморфизма даст тебе истинную свободу и освобождение от оков рода! КАЖДЫЙ ИЗ НАС - НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ЛИЧИНКА КРЫЛАТОГО СФИНКСА!"
Старик замолчал.
- Но... - наконец простонал он, тяжело дыша. - Они посходили с ума!
- Опять Ральф?
- Нет. Ральф верен своим идеалам.
- Подозреваю, что и нам тоже отчасти.
Прижимая к груди клубок шерсти, словно свернувшегося котенка, она смотрела в точку своими белесыми, выцветшими глазами и улыбалась. Тепло и грустно.
- Да, - повторил он твердо. - Верен, как собака.
- Не говори так. Может быть, этим ты обижаешь его. - Она умолкла. - Тс! Там кто-то есть...
- Где? - удивился он.
- За дверью. Подслушивает.
- Опять тебе почудилось, - махнул он рукой.
- Я слышала шорох.
- Пойду взгляну, - он начал подниматься, одновременно нащупывая ногой шлепанцы.
- Нет-нет! - испуганно шепнула она.
- Тогда выбрость всю эту ерунду из головы. Наверно, снова собака. Болтается тут уже неделю.
- Послушай, Эрнест. А если... - она замерла, подняв палец с накинутой на него ниткой. - Я ведь уже раньше думала... Знаешь, однажды я сидела у окна. Этот пес бежал по тропинке, потом вдруг остановился и посмотрел на меня. Может, это и смешно, но я наверняка знаю, что смотрел он на меня.
- Надо было позвать, - равнодушно ответил старик. - Места в доме хватит...
- Ни за что! А вдруг он - один из них*... Кто-нибудь из сторонников того пророка?
Старик рассмеялся, вконец развеселившись.
- Новое воплощение полупса-полубога?
- Я ведь серьезно. Взгляни на дату на газете. Даже бумага пожелтела. Последнюю нам принесли год назад. Все могло измениться. Теперь их может быть очень много.
- И одного они откомандировали подсматривать за нами, он все еще смеялся, но уже не так уверенно. - Такая парочка - любопытнейший объект для наблюдений. Два древних ящера. Вот поклонники зооморфизма и приставили к нам своего соглядатая.
Видно, она приняла его слова всерьез, потому что не на шутку испугалась.
- Как ты можешь!
Он сложил газету и откинулся на спинку кресла.
- Иногда мне кажется, что за всем этим кроется какой-то более глубокий смысл.
- Скорее бессмыслица, - заметила она.
- Так нельзя, Елена. Мы верны нашим предкам. Слишком верны. А что если все это не более чем детское упрямство?