Мы даже слова не уследи сказать, а он уже вышел. Все мы растерялись, даже Вовка. И у всех настроение испортилось, но больше всех, конечно, у меня. Мне даже на ребят было стыдно смотреть. Лучше мы бы сюда и не приезжали. Мы спустились вниз, а там нас уже ждала машина. И за рулем был не дядя Толя, а какой-то совершенно незнакомый шофер. Мы сели в машину и сказали, чтобы он нас отвез в школу, а он покачал головой и говорит:

- Приказано развести по домам.

Мы ему объясняем, что нас в школе ждут, а он хоть бы что. "Не положено" и все. Сперва меня отвез, а потом Вовку.

А я ехал и думал: как же я завтра появлюсь в школе? Всю дорогу мы все молчали. Я думаю, что у меня никогда в жизни не было такого плохого настроения, как в этот вечер, потому что я окончательно понял, что мы с отцом совершенно чужие друг другу люди, хоть бабушка и говорит, что у нас общая, родная кровь. И мне стало совершенно безразлично, что он меня не любит, потому что я сам понял, что я его теперь совершенно не люблю. И думаю о нем со злостью. И я твердо решил, что уйду из дому. Хотела же моя бабушка после смерти мамы переехать в Москву. Она же только из-за меня осталась здесь. А зачем же ей теперь здесь оставаться, если я не хочу жить с отцом? А я точно не хочу жить с ним в одном доме! Я решил уехать в Москву к тете, и чтобы вслед за мной переехала бабушка. Прекрасно проживем сами. Я через два года на работу устроюсь, девятый и десятый вполне могу окончить в вечерней школе. А Ленка окончит школу, тоже в Москву приедет, вместе в институте с ней будем учиться. В этот вечер я очень рано пошел спать. Даже телевизор не стал смотреть, хоть бабушка мне и сказала, что в половине девятого будут показывать фильм "Граф Монте-Кристо".

Среди ночи я просыпаюсь очень редко. Чаше всего стоит мне только лечь в постель, как я засыпаю, и сразу вслед за этим слышу, что меня будит бабушка. А это значит, что уже наступило утро и мне пора одеваться в школу.

А в эту ночь я проснулся, потому что услышал сквозь сон какие-то необычные звуки. Сперва я подумал, что мне послышалось. Я даже некоторое время после того, как проснулся, продолжал так думать, потому что больше не раздалось ни одного звука, сколько я ни прислушивался. Только спустя некоторое время издали донесся свисток паровоза и пыхтение. Это маленький маневровый паровозик, наверное, перегонял какой-нибудь товарный состав. Днем его ни за что не услышишь - железная дорога проходит очень далеко от нас, на другом конце города, а ночью, оказывается, когда вокруг все тихо, его слышно. Я решил, что во сне услышал, как он свистит, и совсем было собрался опять заснуть, как где-то, очень далеко, раздался тот же звук, теперь я знал это точно, который я услышал во сне. Это было рычание! Даже не рычание, а рев, очень злобный и вместе с тем какой-то жалобный. Я сразу же догадался, в чем дело, и, выскочив из кровати, подбежал к окну. Я услышал глухие, но отчетливые звуки выстрелов, по-моему, стреляли из автоматов, и голоса людей. Потом раздался еще раз звериный вопль и сразу же оборвался. Все-таки этих сбежавших львов отыскали и застрелили. Я только никак не мог представить, где это происходит, даже не сумел определить, в какой стороне -- казалось, что звуки доносятся со всех сторон сразу.

Мне очень хотелось одеться и побежать туда, но потом вспомнил, что там обязательно встречу отца, и сразу же раздумал. И спать мне совсем расхотелось. Я пошел и лег в кровать, и даже глаза закрыл, но ничего не получилось. Я полежал еще некоторое время, а потом все-таки встал, когда убедился окончательно, что заснуть не удастся, сколько ни старайся. Даже света не надо было включать, до того была светлая луна. И во всех комнатах, и в коридоре было очень светло. Я стал думать, что же мне делать, но потом мне и думать над этим не пришлось, потому что я почувствовал, что мне хочется пить, и я решил спуститься вниз, в кухню, и выпить стакан компота, который бабушка сварила еще с вечера и поставила в холодильник.

Я на цыпочках, чтобы не разбудить бабушку, прошел мимо ее комнаты и подошел к кабинету отца. Дверь в него была открыта, и я заглянул внутрь. Все в нем было, как всегда, аккуратно прибрано, и постель застлана. Я заглянул в комнату и сразу же пошел дальше. Можно сказать, что я всего на секунду остановился у кабинета отца. Но что-то из того, что я там увидел, мне запомнилось, хотя я и не знал что. Поэтому, выпив компота, я поднялся наверх и зашел в кабинет. Мне сразу все стало ясно - в дверце сейфа торчал ключ. Поэтому мне что-то и показалось странным в комнате. Никогда еще не бывало такого, чтобы в сейфе торчал ключ. Наверное, его бабушка оставила. Отец ведь никогда ничего не забывает. Я долго колебался - открыть мне его или нет, очень было бы интересно заглянуть в него, но потом перестал раздумывать, когда вспомнил, что мне никто никогда не запрещал заглядывать в этот сейф. Если бы мне хоть раз сказали бы, что нельзя открывать сейф, то я и не подумал бы это делать. Но мне никто ничего на этот счет не говорил - ни бабушка, ни отец. Изнутри сейф оказался выкрашенным в голубую краску и очень тесным. На двух его полках лежали в папках разных бумаги, а в самом низу какой-то альбом. Пистолет я увидел сразу. Я его взял в руки и внимательно осмотрел. С оружием я обращаться умею, не со всяким, конечно, но с пистолетом умею, дядя Толя меня научил. Меня удивило, что он не был поставлен на предохранитель. Но потом я понял, что этого и не надо было делать, когда, вынув из рукояти магазин, увидел, что пистолет не заряжен. Я на всякий случай оттянул затвор, но и там патрона не оказалось. Патроны лежали здесь же рядом, в деревянной коробке. Там же лежала запасная обойма, целиком заряженная.

Не знаю почему, но каждый раз, когда я держу в руке пистолет, мне кажется, что я становлюсь взрослым и очень сильным. Очень его приятно держать в руке. И рукоять его устроена так, что сама ложится в ладонь. Я хотел было зарядить его, -просто так, для тренировки, но вспомнил, что с минуты на минуту может приехать отец, и хоть он не запрещал мне брать пистолет, но я почему-то думал, что ему это не очень понравится, а скорее всего не понравится совсем.

Я положил пистолет на то же место, откуда взял, в самый угол рядом с альбомом. Альбом этот я в первый раз увидел. И ничего особенного в нем не было, обыкновенный фотоальбом. Непонятно, как он здесь оказался. Эти две папки, с первого взгляда ясно, какие-то служебные, а вот альбом... Я прислушался, с улицы не доносилось ни звука. Я быстро вынул из сейфа альбом и раскрыл, обложку. На первой странице я увидел фотографию- мама, папа, и у мамы на коленях ребенок. Очень маленький, в распашонке и тапочках. Я сразу понял, что это я. Никогда не видел этой своей фотографии. И мы все трое на ней улыбались. Я смотрел прямо и улыбался, мама на меня, а папа на нее. Наверно, фотограф сказал, что сейчас вылетит птичка, или зверюшку какую-нибудь мне показал, иначе непонятно, с чего бы это я стал улыбаться, ведь я за этой фотографии был совсем маленький, не больше двух лет. Я посмотрел все фотографии в этом альбоме. Попадались на них и незнакомые лица, но почти на всех я находил или папу, или маму, а часто обоих вместе. И везде у папы было очень веселое лицо. Не то чтобы он на всех снимках изо всех сил улыбался, улыбка у него была нормальная, а на некоторых фотографиях почти незаметная, но все равно было видно, что у него очень радостное настроение. Я вспомнил, как он изменился после смерти мамы, и подумал, что, если бы не ее смерть, он, наверное, и ко мне бы хорошо относился. Я посмотрел все фотографии, и на всех на них мама была очень красивой и нарядной. А в самом конце альбома, между последней страницей и обложкой, лежали письма. На конвертах были приклеены марки, которых у меня в коллекции не было. И, по-моему, не только у меня, ни у кого в классе нашем я таких марок не видел. Я сперва хотел их осторожно содрать, но потом решил попросить разрешения у бабушки. Я думаю, бабушка разрешила бы мне содрать их, несмотря на то, что письма были адресованы не ей, а отцу - на конверте, который я держал в руке, была его фамилия. Я посмотрел обратный адрес и увидел, что это письмо от мамы. Она писала в Калининград, где папа находился в командировке. Я из письма это узнал. И что самое удивительное - почти все это письмо было обо мне. Мама писала отцу, какой я уже стал большой, всех узнаю н даже говорю какие-то слова.