Рылькова искали по всему городу, на вокзалах и станциях. В область послали на него ориентировки. Но он и не думал покидать Тольятти. Ведь ему всегда удавалось ловко уходить от ментов. И вот попался по-глупому. С фальшивой купюрой на рынке. В отделении милиции он уже прощался не только со свободой, но и с жизнью. "Фамилия?" - гаркнул дежурный офицер. "Яценко!" - пролепетал побледневший мужчина. Наверное, дьявол водил им, подсказывая ответы. "Адрес!" Задержанный назвал дом и квартиру на Тополиной - адрес продавца пивом. Со стены на него пялился пустыми глазницами фоторобот - его фоторобот. "Разыскивается за совершение тяжкого преступления..." Трясущимися руками Рыльков нацарапал подписку о невыезде. В тот момент он мог подписать все, что угодно, хоть смертный приговор своим родителям.

Через час его уже не было в городе. Осталась лишь ничем не примечательная запись в журнале оперативных сводок о гражданине с фальшивой купюрой.

Теперь для Олега Рылькова наступила новая жизнь. Он жил под чужими именами, ночевал в заброшенных дачах, иногда напрашивался к сельским жителям помогать им строить коттеджи, выполнял другие поденные работы. Надо было выживать и не светиться на уголовщине. Иногда он сожалел, что так случилось, в тридцать лет потерять все: дом, любимую дочь. Но порой темные силы вновь бурлили в нем, и он еле сдерживался, глядя на сельских малолеток.

Мосфира расцвела, чтобы погибнуть.

Хроника последних жертв

Однажды судьба улыбнулась ему. Он познакомился с женщиной, которая была на десять лет его старше. Он помог ей сделать несложную работу на ее дачном участке садоводческого товарищества "Энергетик", что недалеко от села Санчелеево Ставропольского района.

Наступил май 1997 года. Мосфира расцвела. Олег ее во всем устраивал: был красивым, степенным, немногословным. Помогал ей. Ей, татарке по национальности, нравилось, что Олег был родом из татарского города Зеленодольска. Иногда они выпивали. И вот однажды Олег с грустью рассказал, что недавно погибли в автокатастрофе его жена и дочь.

Они решили жить вместе. Рылькова это устраивало: ведь у Мосфиры еще была своя квартира на улице Зеленой в Тольятти. Но недолго продолжалось женское счастье.

- Мы уже знали фамилию серийного насильника, - рассказывал позднее начальник отдела по убийствам тольяттинского УВД Юрий Онищук. - До случая с Полиной Рыльков не убивал, только насиловал и грабил. Мосфиру он убил в ночь на 28 июня 1997 года. Весь день они пили водку, а потом, по словам Рылькова, сожительница спрятала его обувь и одежду. Когда она заснула, он связал ее. Женщина сумела развязаться, он толкнул ее на диван, схватил топор и убил ударом обуха по голове. Рассказывал, что после этого ему стало так хорошо, что даже не описать. Затем он нашел свою одежду и обувь. Взял трехлитровую банку, набрал клубники сорта "Виктория" и сверху добавил смородины.

Об этом он подробно рассказывал при съемке на видеокамеру во время выхода на место преступления. После убийства Мосфиры Рыльков запер дачный домик и калитку и поехал на ее квартиру в Тольятти. Там он уже примелькался. Соседям сказал, что хозяйке стало плохо с сердцем и он отвез ее в больницу. Через пять дней в этом доме было совершено новое преступление.

Рыльков давно уже в совершенстве овладел способами без взлома проникать в квартиру. В этот раз было проще: вместе с хозяйкой он бывал в гостях в этой квартире, находившейся двумя этажами ниже. Его впустили. Пройдя на кухню, Рыльков схватил нож и топор, нанес несколько ударов 8-летней Наташе и ее старшему брату. Он изнасиловал девочку, забрал видеомагнитофон, другие вещи. Брат чудом уцелел и вызвал милицию. Когда прибывшие оперативники выбили дверь, Рыльков смотрел американский видеофильм из жизни ковбоев.

Наташа умерла через несколько дней.

Монолог негодяя

На дворе - крепкий мороз и синие сумерки, а в тольяттинском изоляторе временного содержания - густой тюремный запах и не чувствуется движения времени. Около часа Рыльков отвечал односложно или молчал, уткнувшись в стол. Говорил больше Юрий Онищук, начальник отдела по убийствам тольяттинского УВД. Он напорист и, чтобы вытащить своего подследственного на разговор, налегает то на моральный аспект ("облегчи душу"), то взрывается "попался бы ты мне тогда, когда мы увидели тех девочек"). Оператор впустую гонит видеокамеру, Рыльков уже выкурил полпачки принесенных ему сигарет. И вдруг его прорывает.

Как и все сексуальные извращенцы, Рыльков - типичный демагог. Он с возмущением расскажет о сестренках-малолетках, которых с пятилетнего возраста якобы пристрастил к лесбиянству и к половым отношениям их родной дядя.

- Я подловил их, показал им картинки с лесбиянками. "А-а, мы это видели!" - "Как видели?" - "Нам дядя показывал, мы так тоже делаем!" Короче, показали, как это делали. Я одурел. Они жили на девятом этаже. Сейчас уже три года прошло. Сейчас они постарше. Дай Бог, чтобы утихло.

- Сожительницу за что убил?

- Она дура была. Она выпадает из ряда серийного...

- Чувствуете ли вы раскаяние?

- То, что меня остановили, это, в общем-то, правильно... Последний год я жил одним днем. Не работал. Мои родители - обыкновенные люди, занимались челночным извозом. То, что случилось со мной, - для них было ударом.

- То, что произошло, - было это закономерным?

- Может, предначертание судьбы... Это не оправдывает ни в коей мере. Так вышло. Сам, честно говоря, уже бы не остановился. Серия пошла бы дальше. Сейчас я вот прокручиваю прошлое, удивляюсь, что мало совершил, как это ни кощунственно. Не то что не дали... Сам сдерживался. Но дальше было бы хуже.

- Это как наркотик?

- Можно сравнить с наркотиком. Дальше - все больше и больше хочется.

- Как оценили то, что было написано о Чикатило в газете? Ты понимал его, его поступки?

- В какой-то мере - да. Мимолетное сходство... Я не сразу подошел к черте. Это все было в развитии.

Онищук не выдерживает:

- Как ты мог? Поймал маленькую девчонку, душил ее, смотрел, как она умирает в мучениях. Как это объяснить?

- Все это не просто так - тюкнул сгоряча. Это идет по нарастающей. В том-то и все дело, что таких людей, как я, вовремя надо останавливать. Хотя сам следователь говорит, как у нас работает милиция. Так себе, конечно... Если б я был более... Короче, соображалка не подвела, если б у меня "крышу" не сорвало на психозе, я б тогда ушел. Не стал бы тормозить, видик смотреть. Просто такое у меня было состояние, все по фигу! Я еще б сколько натворил! Ведь меня и задерживали на рынке, когда я в бегах был. Кино! Отпустили. Так же было и с квартирой, когда я столкнулся с хозяйкой. Чувство опасности срабатывало. Спускаюсь по лестнице и сталкиваюсь с матерью девочки, ухожу минут через двадцать с баулами на остановку. Любую из всех девочек я мог бы убить. Но в 95-м году я еще останавливал себя. Убьешь - поиски будут соответственные. Пока очухались, сколько времени прошло. Практически не было обо мне никакой информации...

- Что толкало на убийство?

- Что-то внутреннее... В двух словах я не могу четко объяснить. Сдерживала только энергия. Около тридцати эпизодов у меня было, девочки от пяти-шести лет до десяти.

- Почему именно такой возраст?

- Я это не могу объяснить.

- У вас ведь и дочь такого возраста. Вы любите ее?

- Дочь - это для меня в жизни самое святое. И это не просто слова.

- А как объект насилия вы могли ее воспринимать?

- Нет, как объект не мог.

- Это вполне объяснимая ассоциация.

- Любое правило для того и существует, чтобы иметь исключение... То, что было, что я сделал, вина на мне лежит, понесу наказание. Хотя не думаю, что все это до суда дойдет. Смысла я в этом не вижу. Дочку хотел бы увидеть, хоть фотографию принесли. Никакой информации. Самый любимый человек. Все бы отдал, чтоб полглазиком увидеть. Жалко родителей, в первую очередь страдаю из-за того, что они страдают. Мне-то уже все. Не знаю, что сделал бы для них. Но изменить уже ничего нельзя.