До енисейских мест

Шесть тысяч один

Сугроб.

*

Поезд на всех

Парах.

В каждом неясный

Страх.

Видно, надев

Браслет,

Гонят на много

Лет

Золото рыть

В горах.

Может случиться

С тобой

То, что достанешь

Киркой,

Дочь твоя там,

Вдалеке,

Будет на левой

Руке

Перстень носить

Золотой.

Поле и снежный

Звон.

Клетчатый мчится

Вагон.

Вдруг тридцать первый

Встал

И шепотом так сказал:

"Нынче мне ночь

Не в сон.

Нынче мне в ночь

Не лежать.

Я твердо решил

Бежать.

Благо, что ночь

Не в луне.

Вы помогите

Мне

Тело мое

Поддержать.

Клетку уж я

Пилой...

Выручил снежный

Вой.

Вы заградите меня

Подле окна

От огня,

Чтоб не видал

Конвой".

Тридцать столпились

В ряд,

Будто о чем

Говорят,

Будто глядят

На снег.

Разве так труден

Побег,

Если огни

Не горят?

*

Их оставалось

Пять.

Каждый имел

Кровать.

В окнах бурунный

Вспург.

Крепко стоит

Шлиссельбург.

Только в нем плохо

Спать.

Разве тогда

Уснешь,

Если все видишь

Рожь,

Видишь родной

Плетень,

Синий, звенящий

День,

И ты по меже

Идешь?

Тихий вечерний

Час.

Колокол бьет

Семь раз.

Месяц широк

И ал.

Так бы дремал

И дремал,

Не подымая глаз.

Глянешь, на окнах

Пух.

Скучный, несчастный

Друг,

Ночь или день,

Все равно.

Хочется вырвать

Окно

И убежать в луг.

Пятый страдать

Устал.

Где-то подпилок

Достал.

Ночью скребет

И скребет,

Капает с носа

Пот

Через губу в оскал.

Раз при нагрузке

Дров

Он поскользнулся

В ров...

Смотрят, уж он

На льду,

Что-то кричит

На ходу.

Крикнул - и будь

Здоров.

*

Быстро бегут

Дни.

День колесу

Сродни.

Снежной январской

Порой

В камере сорок

Второй

Встретились вновь

Они.

Пятому глядя

В глаза,

Тридцать первый

Сказал:

"Там, где струится

Обь,

Есть деревушка

Топь

И очень хороший

Вокзал.

В жизни живут лишь

Раз,

Я вспоминать

Не горазд.

Глупый сибирский

Чалдон,

Скуп, как сто дьяволов,

Он.

За пятачок продаст.

Снежная белая

Гладь.

Нечего мне

Вспоминать.

Знаю одно:

Без грез

Даже в лихой

Мороз

Сладко на сене

Спать".

Пятый сказал

В ответ:

"Мне уже сорок

Лет.

Но не угас мой

Бес,

Так все и тянет

В лес,

В синий вечерний

Свет.

Много сказать

Не могу:

Час лишь лежал я

В снегу,

Слушал метельный

Вой,

Но помешал

Конвой

С ружьями на бегу".

*

Серая, хмурая

Высь,

Тучи с землею

Слились.

Ты помнишь, конечно,

Тот

Метельный семнадцатый

Год,

Когда они

Разошлись?

Каждый пошел в свой

Дом

С ивами над прудом.

Видел луну

И клен,

Только не встретил

Он

Сердцу любимых

В нем.

Их было тридцать

Шесть.

В каждом кипела

Месть.

И каждый в октябрьский

Звон

Пошел на влюбленных

В трон,

Чтоб навсегда их

Сместь.

Быстро бегут

Дни.

Встретились вновь

Они.

У каждого новый

Дом.

В лежку живут лишь

В нем,

Очей загасив

Огни.

Тихий вечерний

Час.

Колокол бьет

Семь раз.

Месяц широк

И ал.

Тот, кто теперь

Задремал,

Уж не поднимет

Глаз.

Теплая синяя

Весь,

Всякие песни

Есть...

Над каждым своя

Звезда...

Мы же поем

Всегда:

Их было тридцать

Шесть.

Примечания

Газета "Заря Востока", Тифлис, 1925, N686, 25 сентября.

баргузин - северо-восточный ветер на Байкале. (вернуться к месту сноски)

чалдон - здесь: коренной сибиряк. (вернуться к месту сноски)

Сергей Есенин

Страна негодяев

ПЕРСОНАЛ

Комиссар из охраны железнодорожной линии Ч е к и с т о в З а м а р а ш к и н - сочувствующий коммунистам. Доброволец. Бандит Н о м а х.

Р а с с в е т о в. Комиссары приисков Ч а р и н.

Л о б о к. К о м е н д а н т поезда. К р а с н о а р м е й ц ы. Р а б о ч и е. Советский сыщик Л и т з а - Х у н. Повстанец Б а р с у к. П о в с т а н ц ы. М и л и ц и о н е р ы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НА КАРАУЛЕ

Снежная чаща. Железнодорожная будка Уральской линии.

Ч е к и с т о в, охраняющий линию, ходит с одного конца в другой.

Ч е к и с т о в

Ну и ночь! Что за ночь!

Черт бы взял эту ночь

С ... адским холодом,

И такой темнотой,

С тем, что нужно без устали

Бельма перить.

. . . . . . . . . . . . . . . .

Стой!

Кто идет?

Отвечай!..

А не то

Мой наган размозжит твой череп!

Стой, холера тебе в живот.

Тише... тише...

З а м а р а ш к и н

Легче бранись, Чекистов!

От ругательств твоих

Даже у будки краснеют стены.

И с чего это, брат мой,

Ты так неистов?

Это ж... я... Замарашкин...

Иду на смену...

Ч е к и с т о в

Черт с тобой, что ты Замарашкин!

Я ведь не собака,

Чтоб слышать носом.

З а м а р а ш к и н

Ох, и зол же ты, брат мой!..

Аж до печенок страшно...

Я уверен, что ты страдаешь

Кровавым поносом...

Ч е к и с т о в

Ну, конечно, страдаю!

От этой проклятой селедки

Может вконец развалиться брюхо.

О!

Если б теперь... рюмку водки...

Я бы даже не выпил...

А так...

Понюхал...

. . . . . . . . . . . . . . . .

Знаешь? Когда эту селедку берешь

за хвост,

То думаешь,

Что вся она набита рисом...

Разломаешь,

Глядь:

Черви... Черви...

Жирные белые черви...

Дьявол нас, знать, занес

К этой грязной мордве

И вонючим черемисам!

З а м а р а ш к и н

Что ж делать,

Когда выпал такой нам год?

Скверный год! Отвратительный год!

Это еще ничего...

Там... За Самарой... Я слышал...

Люди едят друг друга...

Такой выпал нам год!

Скверный год!

Отвратительный год!

И к тому же еще чертова вьюга.

Ч е к и с т о в

Мать твою в эт-твою

Ветер, как сумасшедший мельник,

Крутит жерновами облаков

День и ночь...

День и ночь...

А народ ваш сидит, бездельник,

И не хочет себе ж помочь.