Большинство критиков, писавших о «Мужиках» в более поздние годы, когда полемика уже завершилась, не разделяли консервативно-народнического взгляда на произведение Чехова, заявляли о его высоких идейно-художественных достоинствах и большом историко-литературном значении.

Ф. Д. Батюшков напечатал статью «На расстоянии полувека. Бальзак, Ант. Чехов и Влад. Короленко о крестьянах» (сб. «Памяти В. Г. Белинского». М., 1899). Он находил сходство в изображении крестьян Чеховым и Бальзаком (в романе «Крестьяне»). Но, в отличие от Бальзака, Чехов не излагает теорий; у него – «ни длиннот, ни отступлений, ни сложных интриг. Чехов почти не описывает: он ощущает и пишет крупными, рельефными чертами, оставляя большие интервалы, тут же щеголяя мелкими подробностями, иногда совершенно неожиданными, но взятыми живьем с натуры <…> эти блестки сообщают рассказу необычайную жизненность. Иной мелкий штрих заменяет целые рассуждения» (стр. 464–465). Даются не описания, а «мгновенные впечатления жизни, единственно возможные в данную минуту». В этом Батюшков видел «импрессиональный» прием творчества Чехова. «Но, принадлежа к новой школе по приемам творчества, Чехов вполне индивидуален по другим особенностям, и как бы ни отсутствовал автор с замечаниями „от себя“, позволительно думать, что он вовсе не так безличен и безыдеен в воспроизведении одних только ощущений действительности, что кое-где он вкладывает и свое, именно „идейное“» (стр. 466).

Батюшков отметил у Чехова иное отношение к народу, чем у народников и Гл. Успенского: «Не исцеляющее, а глубоко удручающее впечатление вынес он из соприкосновения с мужицким миром». Чехов, по его мнению, – «не прежний отрицатель 60-х годов, намеренно сгущающий краски с тенденциозной целью; и не просто отрицатель, не понимающий или не желающий видеть других сторон народной жизни: Чехов знаменует собой момент в истории духовной жизни общества» (стр. 468). Чеховским «Мужикам» Батюшков противопоставил также рассказ «Над лиманом» Короленко, не скрывающего отрицательных сторон крестьянства, но глубоко внутренне с ним связанного (как Христос – с миром бродяг и нищих).

А. Л. Липовский опровергал мнение Михайловского, будто между разными сочинениями Чехова нет связи и что у Чехова нет «общей идеи»: в «Мужиках» Чехов «односторонне подбирает исключительно отрицательные черты» – «чтобы достичь желаемого впечатления», но это не означает, будто изображенные им бессильные люди не дороги Чехову и будто ему свойствен «безнадежный пессимизм» (А. Липовский. Представители современной русской повести и оценка их литературной критикой. – «Литературный вестник», т. II, кн. V, 1901, стр. 23–24).

Ф. Е. Пактовского в «Мужиках» привлекло изображение того, «какою жизнью живет темный мир, лишь трагически соприкасающийся с современной цивилизацией…» Критик не считал возможным упрекать Чехова в одностороннем изображении деревни, как нельзя упрекать Гоголя в том, что он выставил напоказ «пошлость пошлого человека»; «каждый ученик Гоголя не должен заслуживать упрека, если он дает „правду жизни“, хотя бы и горькую, лишь бы он не впадал в клеветничество и не сделался бы, по выражению самого Чехова, „жабой нашего времени“…» (Ф. Е. Пактовский. Современное общество в произведениях А. П. Чехова. – «Чтения в Обществе любителей русской словесности в память А. С. Пушкина при Имп. Казанском университете». III. Казань, 1901, стр. 38–40).

В. Альбов рассматривал «Мужиков» как переходное звено к повести «В овраге» с ее утверждением неизбежного торжества «тихой и прекрасной» правды: «Среди моря невежества, варварства, нужды он сумел уловить в мужике что-то хорошее, светлое, что, как луч солнца, мгновенно прорезало глубокий мрак и тотчас же исчезало» (В. Альбов. Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова… – «Мир божий», 1903, № 1, стр. 112). О статье Альбова Чехова известил Батюшков, написав ему в Ялту 25 декабря 1902 г.: «Если полюбопытствуете, то раскройте январскую книжку „Мира б‹ожьего›“, где кстати на Ваш суд предстанет некто Альбов (не родственник беллетриста), который, на мой взгляд, интересно написал о Вас» (ГБЛ). В ответном письме, от 11 января 1903 г., Чехов сообщал, что прочитал статью Альбова «с большим удовольствием» и запрашивал сведения о нем (ответ Батюшкова от 29 января 1903 г. – ГБЛ).

Литературовед И. И. Замотин, интерпретируя Чехова как художника-историка 80-х годов, полагал, что писатель дал «ряд теневых картин» из мещанской и крестьянской жизни «с ее беспросветной нищетой и грубостью (в повести „Мужики“)» – «для полноты общего серого фона русской жизни» в период «тоски и апатии» (И. И. Замотин. Предрассветные тени. К характеристике общественных мотивов в произведениях А. П. Чехова. – «Чтения в Обществе любителей русской словесности в память А. С. Пушкина при Имп. Казанском университете», отд. оттиск, Казань, 1904, стр. 15).

В других отзывах сквозь вынужденные, вследствие все возрастающего успеха чеховского произведения, похвалы слышатся преувеличенно критические суждения и плохо скрываемое недоброжелательство.

Г. Качерец, крайне пристрастно разбирая творчество Чехова, только в «Мужиках» и в повести «Моя жизнь» усмотрел попытку писателя выйти за пределы изображения бесцветных и пошлых мещан и говорить о народе (Г. Качерец. Чехов. Опыт. М., 1902). Однако он нашел, что Чехов и в «Мужиках» «холоден, безразличен», не отмечает в крестьянах положительные свойства – «вследствие непривычки открывать глаза на хорошие стороны человеческой души» (стр. 91). С нежеланием Чехова всматриваться в привлекательные явления жизни связывал Качерец и манеру писателя «очерчивать двумя-тремя штрихами характеры людей». Настоящее большое искусство, по мнению критика, «не употребляет таких приемов. Только очень простые, грубые физиономии можно обрисовать двумя-тремя чертами» (стр. 93).

Е. А. Ляцкий в статье «А. П. Чехов и его рассказы» («Вестник Европы», 1904, № 1) отнес «Мужиков» к таким повестям, которые, «несмотря на несколько одностороннее освещение, производят впечатление истинно художественных произведений» (стр. 153). «Мужики», по словам Ляцкого, проникнуты «правдивым бытовым реализмом»: «…нет ярких, типичных фигур, нет сложных психологических узоров, краски во многих местах сильно сгущены, но, в общем, от картины мужицкого житья-бытья, которое развертывается в этой повести, веет такой жизненной правдой, перед которой не может не остановиться в раздумьи самый равнодушный человек» (стр. 155–156).

Правда, и Ляцкий сожалел о том, что автор не развенчивает наивной и односторонней убежденности Ольги, будто единственным виновником всей нескладицы жизни является мужик. По мнению Ляцкого, от этого «проигрывает „общая идея“». «Не мужик растрачивает и пропивает мирские деньги, а скорее наоборот – мужицкие деньги идут на потребы, ничего общего с ним, мужиком, не имеющие» (стр. 157).

«Мужики» пришлись ко времени капитализации, разорения деревни, резкого обнищания крестьян и взволновали общественность.

К 1908 г. относятся воспоминания сподвижника Михайловского – С. И. Васюкова, который в «Мужиках» и в ранних произведениях Горького усматривал симптом ненавистной ему буржуазной революции, «нового, босяцкого безыдейного направления в литературе», захватившего общество. Васюков привел свидетельство народника И. П. Боголепова, жившего в Серпуховском уезде, в котором писались чеховские «Мужики». Здесь, между прочим, видно отношение к чеховской повести Н. Н. Златовратского: «Иван Павлович Боголепов, уроженец означенного уезда и вековечный статистик, знал лично чуть не всех мужиков в уезде.

– Таких мужиков нет, говорил Боголепов: – ей-богу, никогда не видел!..

– Неужели, Иван Павлович? – довольным голосом спрашивал Златовратский.

– Помилуйте, Николай Николаевич, разве мужики уж так глупы, чтобы при тушении пожара подставлять деревянные лестницы к пылающей избе, а бабы, придя со страдной работы, разве могут капризничать и ругаться, как нервные светские дамы? Нет, это психологически неверно!