Давая подобающий ответ, я бросил беглый взгляд вокруг и увидел, что все имущество семьи уже упаковано и багажа отнюдь не слишком много. Я поздравил миссис Микобер с предстоящей переменой.
— Мой дорогой мистер Копперфилд, я вполне уверена в том, что вы питаете дружеский интерес ко всем нашим делам, — сказала миссис Микобер. — Мое семейство, если ему угодно, может почитать это ссылкой, но я — жена и мать, и я никогда не покину мистера Микобера.
Трэдлс, на которого устремился взгляд миссис Микобер, пылко выразил свое одобрение.
— По крайней мере так я смотрю, дорогие мистер Копперфилд и мистер Трэдлс, — продолжала миссис Микобер, — на обязательства, которые я взяла на себя, когда повторила эти непреложные слова: «Я, Эмма, беру тебя, Уилкинс». [8 ] Вчера вечером при свече я перечитала эту церковную службу, и вот какое заключение я сделала: нет, я никогда не покину мистера Микобера. Возможно, мой взгляд на эту церемонию ошибочен, но тем не менее я никогда его не покину!
— Дорогая моя, — вставил с некоторым нетерпением мистер Микобер, — я никогда и не предполагал, что от вас можно ждать что-нибудь подобное.
— Я знаю, мой дорогой Копперфилд, — продолжала миссис Микобер, — что теперь я буду коротать свои дни среди незнакомых мне людей, знаю я также, что некоторые члены моего семейства, которых мистер Микобер известил в самых джентльменских выражениях об этом факте, не обратили никакого внимания на это сообщение. Может быть, я суеверна, — сказала миссис Микобер, — но у меня такое чувство, что мистеру Микоберу предназначено никогда не получать ответа на большую часть писем, которые он пишет. Судя по молчанию моего семейства, я могу предсказать, что оно недовольно принятым мной решением. Но я никому не позволю совратить меня с пути долга, мистер Копперфилд, и не позволила бы этого даже папе и маме, если бы они были живы!
Я высказал мнение, что это и значит идти прямым путем.
— Может быть, заточить себя в кафедральном городе равносильно жертве, но согласитесь, мистер Копперфилд, что если это жертва для меня, то еще большая жертва для человека, обладающего способностями мистера Микобера.
— О! Вы переезжаете в кафедральный город? — спросил я.
Мистер Микобер, разливавший всем нам из кувшина напиток, отозвался:
— В Кентербери. Дело в том, дорогой Копперфилд, что я заключил соглашение, согласно которому обязался перед нашим другом Хипом помогать ему в качестве… быть его… доверенным лицом.
Я вытаращил глаза на мистера Микобера, которого очень обрадовало мое удивление.
— Должен вас поставить в известность, — начал он официальным тоном, — что главным образом деловитость миссис Микобер и ее благоразумные советы привели к таким последствиям. Перчатка, о которой как-то говорила миссис Микобер, была брошена в форме объявления, ее поднял мой друг Хип, и она привела к взаимопониманию. О моем друге Хипе, человеке исключительной проницательности, я хотел бы говорить с самым глубоким уважением. Мой друг Хип не определил мне жалованья, которое выражалось бы в какой-нибудь сумме, но, в расчете на мои ценные услуги, сделал немало, чтобы освободить меня от гнета денежных затруднений; на ценность этих услуг я полагаюсь всецело. Такт и ум, на которые я осмеливаюсь претендовать, — мистер Микобер произнес эти слова знакомым светским тоном, с хвастливым, но вместе с тем скромным видом, — отданы будут служению моему другу Хипу. Я уже несколько знаком с юриспруденцией, ибо мне приходилось быть ответчиком в гражданском процессе, и незамедлительно засяду за комментарии одного из самых замечательных и прославленных английских юристов. Едва ли необходимо добавлять, что я имею в виду судью Блекстона. [9 ]
Эта речь, да и большая часть речей, произнесенных в тот вечер, прерывались замечаниями миссис Микобер, которая то и дело обнаруживала, что юный мистер Микобер сидит, поджав под себя обе ноги, или поддерживает голову так, словно она вот-вот у него отвалится, лягает под столом Трэдлса, елозит ногами или вытягивает их устрашающим образом, склоняет голову набок, окуная волосы в бокалы, — словом, проявляет свою непоседливость в форме, совершенно несовместимой с интересами остального общества, на каковые замечания матери юный мистер Микобер отвечал довольно дерзко.
Все это время я сидел пораженный откровениями мистера Микобера и размышлял над тем, что это может означать, пока миссис Микобер не подхватила нить разговора и не привлекла моего внимания.
— Я настоятельно прошу мистера Микобера, мой дорогой Копперфилд, — сказала она, — остерегаться, чтобы эта второстепенная отрасль юриспруденции, которой он себя посвятит, не помешала ему в конце концов подняться на вершину славы. Я убеждена, что мистер Микобер, отдавшись профессии, столь соответствующей его многочисленным способностям и его красноречию, должен прославиться. Скажите, мистер Трэдлс, — продолжала она с глубокомысленным видом, — как, например, насчет судьи или даже канцлера? Не может ли индивидуум отрезать себе путь к таким постам, если возьмет на себя исполнение обязанностей, какие согласился взять на себя мистер Микобер?
— Дорогая моя! — перебил мистер Микобер, но также взглянул испытующе на Трэдлса. — У нас есть время поразмыслить над этим вопросом.
— Нет, Микобер! — сказала она. — Ваша главная ошибка в жизни заключается в том, что вы не смотрите достаточно далеко вперед. Вы поистине обязаны перед своим семейством, — если не перед самим собой, — обнять проницательным взглядом самые отдаленные точки на горизонте, к которым могут вас привести ваши способности!
Мистер Микобер откашлялся и с большим удовлетворением хлебнул из стакана, все еще поглядывая на Трэдлса и как бы желая услышать его мнение.
— Гм… Положение таково, миссис Микобер… — начал Трэдлс, собираясь осторожно открыть ей истину. — Вы понимаете… я имею в виду реальные, прозаические факты… они за…
— Прекрасно, мой дорогой Трэдлс! — перебила миссис Микобер. — Я сама хочу быть насколько возможно прозаической и трезвой, когда говорю на такую важную тему.