(В дверях.) Марш в столовую, мальчуганы. Знаешь, Катрине, они опять голоднехоньки! Сюда, капитан Хорстер, сейчас отведаете такого ростбифа… (Тащит Хорстера в столовую.)

Эйлиф и Мортен идут туда же.

Фру Стокман. Томас, разве ты не видишь?..

Доктор Стокман (оборачиваясь в дверях). А-а, ты, Петер? (Подходит и протягивает ему руку.) Вот это славно.

Фогт. К сожалению, я должен сейчас уйти…

Доктор Стокман. Вздор, сейчас подадут пунш. Ты ведь не забыла про пунш, Катрине?

Фру Стокман. Конечно, нет. Вода уже кипит. (Уходит в столовую.)

Фогт. И пунш еще!..

Доктор Стокман. Да, усаживайся, вот славно будет.

Фогт. Спасибо, я никогда не участвую в пирушках…

Доктор Стокман. Да какая же это пирушка!

Фогт. Однако… (Смотрит в столовую.) Удивительно, как это они могут поглощать столько!

Доктор Стокман (потирая руки). Просто любо-дорого смотреть, как молодежь ест! Всегда у них аппетит! Так оно и следует. Им надо есть! Набираться сил! Вот кому предстоит месить опару будущего, Петер.

Фогт. Смею спросить, как это «месить»… как ты выражаешься?

Доктор Стокман. А это ты спроси у молодежи… когда придет время. Мы-то, разумеется, этого уж не увидим. Само собой. Два таких старых хрыча, как мы с тобой…

Фогт. Ну-ну, однако! Крайне странная манера выражаться…

Доктор Стокман. Э, не ставь мне всякое лыко в строку, Петер. Надо тебе сказать… у меня так весело, приятно на душе. Чувствую себя невыразимо счастливым среди этой пробуждающейся, брызжущей изо всех пор молодой жизни. Это, право же, чудесное время, в которое мы живем! Вокруг нас как будто расцветает целый мир.

Фогт. В самом деле? Ты находишь?

Доктор Стокман. Тебе-то, конечно, это не так заметно, как мне. Ты всю жизнь прожил тут, в этих условиях, и впечатлительность у тебя притупилась. А я столько лет пробыл там, на севере, в захолустье, где почти не видать свежего человека, от которого можно было бы услышать живое слово, что на меня теперь все это производит такое впечатление, как будто я очутился в самом водовороте мирового города.

Фогт. Гм… мирового города…

Доктор Стокман. Ну, понятно, я знаю – условия жизни здесь мизерны в сравнении с многими другими местами. Но и здесь кипит жизнь с ее упованиями, с бесчисленным множеством задач, ради которых стоит работать, бороться, а это главное. (Кричит.) Катрине, почтальона не было?

Фру Стокман (из столовой). Нет, никого не было.

Доктор Стокман. И потом хороший заработок, Петер! Вот что научишься ценить, пожив, как мы, впроголодь…

Фогт. Помилуй…

Доктор Стокман. Да, да, поверь, нам не раз приходилось крутенько. А теперь живем, как помещики! Сегодня, например, у нас за обедом был ростбиф. Еще и на ужин осталось. Не отведаешь ли кусочек? Или дай хоть показать тебе его… Поди сюда…

Фогт. Нет, нет, ни в коем случае…

Доктор Стокман. Ну, так поди же сюда. Видишь, мы обзавелись скатертью?

Фогт. Да, заметил.

Доктор Стокман. И абажуром. Видишь? Все Катрине сэкономила. И комната сразу стала уютнее. Как ты находишь? Стань-ка вон там… нет, нет, не так. Ну вот, теперь так. Видишь, когда оттуда падает такой яркий свет, право, гостиная выходит преэлегантной. А?

Фогт. Да, если можно позволить себе такого рода роскошь…

Доктор Стокман. О да, теперь-то мюжно. Катрине говорит, что я зарабатываю почти как раз столько, сколько нам нужно на жизнь.

Фогт. Почти – да!

Доктор Стокман. Но человек науки ведь и вправе жить немножко пошире. Я уверен, что простой амтман тратит в год куда больше моего.

Фогт. Еще бы! Амтман, высшее административное лицо…

Доктор Стокман. Ну, так скажем – простой коммерсант. Этот народ живет еще куда шире.

Фогт. Таковы условия жизни.

Доктор Стокман. В конце концов и я, право, не трачу денег зря, Петер. Но не лишать же мне себя истинного удовольствия – принимать у себя людей. Мне это, видишь ли, прямо необходимо. Столько лет я просидел там в глуши отшельником. Теперь для меня стало насущной потребностью общение с молодыми, смелыми, бодрыми людьми, свободомыслящими, полными жажды деятельности… А вон те там, что сидят и едят на доброе здоровье, как раз такого сорта. Мне бы хотелось, чтоб ты поближе узнал Ховстада…

Фогт. Ах да, Ховстад сказал, что опять собирается напечатать какую-то твою статью.

Доктор Стокман. Мою статью?

Фогт. Да, о курорте. Статью, что ты писал еще зимой.

Доктор Стокман. Ах, ту… да! Но ее я пока не хочу пускать.

Фогт. Нет? А по-моему, теперь как раз самое подходящее время.

Доктор Стокман. Да, это так, положим, при обыкновенных обстоятельствах… (Ходит по комнате.)

Фогт (следит за ним взглядом). А что же такого экстраординарного в данных обстоятельствах?

Доктор Стокман (останавливаясь). Видишь, Петер, я, честное слово, не могу пока сказать тебе этого. Во всяком случае, не сегодня. Пожалуй, в данных обстоятельствах и много необыкновенного, а может, и ровно ничего. Весьма возможно, что все это одно воображение.

Фогт. Признаюсь, это в высшей степени загадочно. Предвидится что-нибудь неприятное, что хотят скрыть от меня? Полагал бы, однако, что в качестве председателя правления курорта….

Доктор Стокман. А я полагал бы, что в качестве… Ну ладно, не вцепляться же нам друг другу в волосы, Петер.

Фогт. Боже избави. У меня нет этой привычки вцепляться в волосы, как ты выражаешься. Но я должен неукоснительнейше настаивать на том, чтобы все мероприятия ставились на обсуждение по-деловому и проводились установленным порядком через законные власти. Я не могу допустить никаких обходов или подходов с заднего крыльца.

Доктор Стокман. Разве я когда-нибудь прибегал к обходам или подходам?

Фогт. Во всяком случае, у тебя врожденная склонность ходить своими особыми путями, а это в благоустроенном обществе почти столь же недопустимо. Отдельному человеку приходится, в самом деле, подчиняться интересам целого или, вернее, подчиняться властям, кои стоят на страже общего блага.

Доктор Стокман. Весьма возможно. Но мне-то кой черт до этого?

Фогт. Да вот этого-то как раз ты, милый Томас, по-видимому, и не желаешь себе усвоить. Но смотри, тебе еще когда-нибудь придется поплатиться за это, рано или поздно. Так и знай. Прощай.

Доктор Стокман. Да ты просто спятил! Не туда заехал…

Фогт. Ну, этого со мной не бывает. И вообще я просил бы избавить меня… (Кланяясь по направлению столовой.) Прощайте, невестка. Прощайте, господа. (Уходит.)

Фру Стокман (входя в комнату). Ушел?

Доктор Стокман. Да. Совсем взбеленился.

Фру Стокман. Чем это ты опять рассердил его, милый Томас?

Доктор Стокман. Да ровно ничем. Не может же он требовать, чтобы я давал ему отчет… прежде времени.

Фру Стокман. А какого же отчета он от тебя требовал?

Доктор Стокман. Гм… предоставь это мне, Катрине… Удивительно, что почтальона все нет.

Ховстад, Биллинг и Хорстер встают из-за стола и входят в гостиную. Немного погодя за ними следуют Эйлиф и Мортен.

Биллинг (потягиваясь). А-а! Убей меня бог… после такого ужина чувствуешь себя прямо новым человеком.

Ховстад. А Фогт, кажется, был не в духе сегодня?

Доктор Стокман. Это все от желудка. Плохо варит у него.

Ховстад. Особенно плохо, пожалуй, переваривает нас с «Народным вестником».

Фру Стокман. Вы-то, кажется, ничего… довольно мирно разошлись с ним.

Ховстад. Да, но это только так… вроде перемирия.

Биллинг. Верно! Это слово исчерпывает положение.

Доктор Стокман. Не надо забывать, что Петер человек одинокий, бедняга. Нет у него семьи, домашнего уюта; все только дела, дела. А потом эта треклятая чайная водица, которую он вечно лакает. Эй вы, мальчуганы!