Это была штамповочная – особая комната, где штемпелевали перед шитьем выкроенные воротнички; ежедневно сюда из закройной, находившейся этажом выше, доставляли от семидесяти пяти до ста тысяч дюжин непростроченных воротничков всех фасонов и размеров. Здесь девушки-работницы ставили на каждый воротничок клеймо, в соответствии с прикрепленным к каждой пачке ярлычком, указывающим размер и фасон. Обязанности помощника заведующего в этой комнате, как хорошо знал Гилберт, были несложны: наблюдать за порядком и за тем, чтобы работа шла без перерывов. Кроме того, надо следить, чтобы все эти семьдесят пять или сто тысяч дюжин воротничков были должным образом проштемпелеваны и переданы в находящийся по соседству швейный цех и чтобы в приходной книге была сделана соответствующая запись. И, наконец, нужно аккуратно записывать, сколько дюжин воротничков проштемпелевала каждая работница, так как плата тут сдельная.

Итак, здесь имелась небольшая конторка и на ней книги для всех этих записей. Кроме того, сюда же попадали нанизанные для удобства на специальные наколки те самые ярлыки, которые при раскройке прикреплялись к каждой пачке воротничков: штамповщицы снимали их и передавали помощнику заведующего для учета. Словом, это была самая несложная конторская работа; в прошлом эту должность занимали юноши, девушки, старики или пожилые женщины, смотря по тому, кто оказывался в данный момент под рукой.

Уигэм опасался, что Клайд по своей молодости и неопытности не сумеет на первых порах быть достаточно требовательным и авторитетным, как подобает начальнику, и поспешил указать на это Гилберту. В отделении работают одни только молодые девушки, и некоторые очень хороши собою. Благоразумно ли назначать к ним молодого человека такого возраста и такой наружности? Если он влюбчив, а это естественно в его годы, он, пожалуй, будет держаться слишком снисходительно, без должной строгости. Девушки станут пользоваться этим, и тогда невозможно будет оставить его здесь. Но в данную минуту это единственное свободное место на фабрике. Почему бы пока не направить туда Клайда, просто для пробы? Через некоторое время выяснится, годен ли он для этой работы, а там, может быть, Лигет или сам Уигэм найдут для него Другое место – и тогда можно будет его перевести.

И вот в тот же понедельник, около трех часов, Гилберт вызвал к себе Клайда, заставил его прождать с четверть часа (таков был метод Грифитса-младшего) и наконец принял его с самым суровым видом.

– Как идет ваша работа? – спросил он холодным, инквизиторским тоном.

И Клайд, которого неизменно подавлял уже один вид Двоюродного брата, ответил с вымученной улыбкой:

– Все так же, мистер Грифитс! Не могу пожаловаться. В общем, я доволен. Мне кажется, я кое-чему научился.

– Вам кажется?

– Нет, я, конечно, знаю, что научился кое-чему, – поправился Клайд, слегка покраснев.

В глубине души он был страшно возмущен и все же улыбался заискивающей, виноватой улыбкой.

– Ну, это немного лучше. Вряд ли найдется человек, который, проведя там столько времени, не знал бы, научился он чему-нибудь или нет. – Затем, решив, что он, пожалуй, слишком суров, Гилберт слегка изменил тон и прибавил: – Но я не для этого послал за вами. Я хочу поговорить о другом. Скажите, вам никогда не приходилось руководить другими и отвечать за их работу?

– Боюсь, что я не совсем понимаю вас, – ответил Клайд: он смутился и от волнения не уловил смысл вопроса.

– Я спрашиваю, не приходилось ли вам распоряжаться людьми – руководить работой в каком-нибудь маленьком отделе или что-нибудь в этом роде? Может быть, вы были где-нибудь старшим? Или помощником мастера?

– Нет, сэр, никогда, – ответил Клайд.

Он так нервничал, что чуть не заикался: очень уж сурово, холодно и, главное, презрительно говорил с ним Гилберт. Но в то же время Клайд сообразил, к чему ведет этот вопрос. Несмотря на всю суровость двоюродного брата и его обидное недоброжелательство, хозяева явно намерены сделать его старшим, поручить ему командовать какими-то людьми. Конечно, так! И, чувствуя, что у него от волнения вспыхнули уши и вспотели ладони, Клайд поспешно прибавил:

– Но я видел, как распоряжаются старшие в клубах и в отелях. Я думаю, что справился бы с этим, если бы мне дали попробовать.

Он сильно покраснел, глаза его заблестели.

– Ну, это не одно и то же. Совсем не одно и то же, – резко заметил Гилберт. – Видеть и делать – это совершенно разные вещи. Человек, не имеющий никакого опыта, может очень много думать о себе, а дойдет до дела

– окажется, что он ни к чему не пригоден. Во всяком случае, наше производство требует людей знающих.

Он смотрел на Клайда критически и насмешливо. А Клайд решил, что ошибся, что речь идет, должно быть, вовсе не о повышении его в должности,

– и стал спокойнее. Щеки его вновь стали, как всегда, матово-бледными, блеск в глазах погас.

– Да, сэр, мне кажется, это верно, – сказал он.

– Но в данном случае вам ничего не должно казаться, – подчеркнул Гилберт. – Вы должны знать. Что за мученье с людьми, которые ничего не знают, – всегда им все кажется.

Надо сказать, что Гилберта слишком раздражали необходимость дать место двоюродному брату, который ничем этого не заслужил, и он не мог скрыть свое желчное настроение.

– Да, вы правы, – примирительно сказал Клайд.

Он все-таки надеялся, что речь идет о повышении.

– Дело в том, – заявил Гилберт, – что я мог бы с самого начала поместить вас в учетный отдел, если бы вы были технически натасканы. (Выражение «технически натасканы» повергло Клайда в благоговейный трепет: он плохо понимал, что это должно означать.) Мы сделали для вас все возможное, – небрежно продолжал Гилберт. – Мы знали, что декатировочная – не очень приятное место, но ничего другого тогда не могли вам предложить.

– Он забарабанил пальцами по столу. – Теперь я вызвал вас, чтобы поговорить с вами вот о чем. У нас сейчас оказалось свободное место в одном отделении наверху. Мы с отцом задавали себе вопрос, можете ли вы справиться с этой работой. (Клайд воспрянул духом.) Мы с отцом давно уже думаем о том, чтобы сделать что-нибудь для вас, но, как я уже сказал, это оказалось для нас очень трудной задачей, потому что у вас нет никаких практических знаний. У вас нет ни технического, ни коммерческого образования, а это вдвойне усложняет дело.

Он сделал длинную паузу, чтобы придать особую силу своим словам и заставить Клайда понять, что он бессовестно втерся туда, где ему не место.

– Но поскольку мы вообще сочли нужным вызвать вас сюда, – заключил Гилберт, – мы решили испытать, не справитесь ли вы с работой на лучшем месте. Нельзя же без конца оставлять вас в подвале. Теперь слушайте, что я имею в виду. – И он стал объяснять, какого рода работа предстоит Клайду на пятом этаже.

Затем был вызван Уигэм, и, когда он поздоровался с Клайдом, Гилберт сказал:

– Уигэм, я только что рассказал двоюродному брату о нашем утреннем разговоре и сообщил ему то, что я вам уже говорил о нашем плане испробовать его в качестве заведующего штамповочным отделением. Так что, пожалуйста, проводите его к мистеру Лигету, и пусть сам Лигет или кто-нибудь еще объяснит ему характер работы. – Гилберт повернулся к столу.

– А потом пришлите его обратно ко мне, я хочу еще поговорить с ним.

Он встал с важным видом и отпустил обоих. А Уигэм, все еще сомневаясь в успехе этого опыта, но в то же время очень стараясь быть приятным Клайду (кто знает, кем он станет впоследствии!), повел его на пятый этаж к мистеру Лигету. Среди оглушительного жужжания машин Клайд прошел за Уигэмом в небольшое отделение в западном крыле здания, отгороженное от главного зала невысоким барьером. Здесь двадцать пять девушек-штамповщиц и их подручные, носившие корзины, старались справиться с непрерывным потоком непростроченных воротничков, которые спускались с верхнего этажа по особым деревянным желобам.

Клайда представили мистеру Лигету и тотчас провели к отгороженной барьером конторке, за которой сидела маленькая, толстенькая и не особенно красивая девушка примерно его возраста; она поднялась им навстречу.