Он нащупал возле косяка выключатель.

-- Анна?! Вы...

Она обернула заплаканное лицо и уставилась на него недоумевающим, изумленным взглядом. Почему-то Алексею сделалось неловко, как будто это он пробрался ночью в чужую квартиру, а не наоборот. Он молча выжидал. Анна виновато опустила голову.

-- Простите, вы не заперли дверь, забыли, и я... вошла.

Это походило на правду, телефонные звонки в прихожей он услышал, еще стоя на лестничной площадке, открыл дверь и сразу взялся за телефон. Должно быть, дверь сама собой прикрылась, и он потам о ней забыл.

Алексей зажег настольную лампу и выключил верхний свет, чувствуя, что Анну это раздражает.

-- Вы звонили?

-- Да. Но я не знала, как объяснить и... у меня не повернулся язык. Оба раза.

Она говорила тихим, прерывающимся голосом, и Алексей, чтобы дать ей успокоиться, предложил:

-- Я приготовлю по чашке чаю. Посидите минуту.

-- Нет... не нужно! Спасибо,-- она почти вскрикнула, словно ей причинили боль. Алексей остановился.

-- Что-то случилось? С Хлыбовым?.. В прокуратуре мне сказали, у него отгул.

Анна брезгливо дернула плечом и сама пошатнулась от своего движения.

-- У Хлыбова запой. Он не-вы-но-сим!

Алексей только сейчас понял, что она пьяна, даже слишком. Он подвинул к ней кресло, подождал, пока сядет.

-- Я могу вам чем-то помочь?

-- Не знаю,-- она остановила на нем темный, малоподвижный взгляд, но, кажется, едва ли его видела.-- Не думаю.

"Хлыбов невыносим, у него запой,-- подумал Алексей.-- но это не причина, чтобы посреди ночи, без приглашения оказаться в квартире малознакомого мужчины, к тому же, Анна не похожа на взбалмошную девицу, чтобы так безрассудно рисковать своей репутацией и репутацией мужа. Или я, чего-то попросту не понимаю".

Алексей молча взял ее за руку. Она вдруг всхлипнула и отвернула лицо.

-- Ужасно тяжело. Я не знала, куда себя деть.

-- Разве у вас никого здесь нет?

Анна качнула головой.

-- Я приехала с мужем. С первым мужем. Он умер.

-- Давно?

-- Два года уже.

-- Он что болел?

-- Разбился на дороге.

-- А Хлыбов?

Анна невесело рассмеялась.

-- Я, кажется, из тех вдов, которые за гробом мужа и пары башмаков не износили.

-- Извините. Мне, наверное, не следовало бы совать нос...

Она дернула плечом.

-- Все равно расскажут... другие. Представляю, сколько гадостей вы обо мне услышите.

-- Да уж наверное.

-- Это почему? -- она вдруг повернула к нему лицо очень близко, глаза в глаза.-- Или вы тоже станете говорить обо мне гадости?

-- О женщинах гадостей я никогда не рассказываю.

-- О-о!

Она рассмеялась низким, грудным смехом и вдруг порывисто прильнула влажным ртом к его губам. Он ответил, но Анна так же внезапно отстранилась. С усмешкой произнесла:

-- Кажется, Алексей Иванович, вы собирались распорядиться насчет чаю?

-- Ну... если хотите?

-- Хочу.

Когда Алексей вернулся с кухни с двумя чашками дымящегося чаю, Анны Хлыбовой в квартире не было. Входная дверь оказалась слегка прикрытой. Запах табачного дыма и тонкий аромат дорогих духов остро подчеркивали внезапно образовавшуюся пустоту.

Он недоуменно пожал плечами. Цель столь позднего визита осталась не ясна, хотя он допускал, что "некуда себя деть" и "ужасно тяжело" -- достаточно серьезная причина для такого характера, как Анна.

На следующий день с утра следователь Валяев произвел опознание найденного трупа родственниками потерпевшего. Затем отправился в центральную сберкассу, изъял фальшивые ордера, по которым были выданы деньги со сберкнижки Суходеева-старшего, копии лицевых счетов, выписки из служебных документов, отобрал объяснения у бухгалтера-ревизора сберкассы, подтверждающие подделку подписи и изъятие денег, допросил работников сберкассы. В оставшееся до обеда время он подготовил несколько письменных предписаний для прокурора -- по мясокомбинату, училищу и сберкассе,-- пусть Хлыбов решает сам дать им ход или нет,-- отправил отдельные поручения в ГАИ и райотдел милиции по розыску мотоцикла "Восход" красного цвета без номеров. Наконец, докончив с бумагами, зашел в приемную.

-- Людмила Васильевна, сколько в городе кладбищ?

-- Было два до последнего времени. Но на старом долгое время захоронений не производили. Сейчас, я слышала, там отрыли котлован и бьют сваи. Кажется, под будущую школу.

-- А новое?

-- Туда ходит автобус, по четвертому маршруту. Алексей Иванович, вы завтракали сегодня?

-- Как обычно, кофе с трюфелями.

-- На обед у вас тоже -- кофе с трюфелями?

-- Вообще-то, я стараюсь меню разнообразить,-- он улыбнулся и вышел из приемной.

...Новое городское кладбище имело вид неухоженный, с чахлыми, редкими березками и топольками, которые чуть возвышались над бесконечным лесом крестов и звездочек. Из-за отсутствия забора среди могил кое-где греблись куры и даже бродили козы, обгладывая кору на молодых деревцах, объедали поросшие майской зеленью, ископыченные холмики. Оградки вокруг некоторых могил были в основном сварные, из того же прокатного профиля, что заборы СПТУ и лечебного профилактория. Нередко догадливые родственники усопших оформляли дорогие сердцу могилы, выкладывая их по периметру стеклоблоками. В последнее время это, по-видимому, стало модой, и самая новая, "свежая" часть кладбища синела и блестела на солнце обильной стеклянной кладкой. Но попадались могилы, выложенные паркетной дощечкой, силикатным кирпичом, чугунными чушками и даже пластинами из нержавейки -- кто как расстарается.

Кладбищенского смотрителя по фамилии Тутынин, инвалида войны без руки, Алексей отыскал в одном из примыкаюпих к кладбищу, деревянных, перекошенных домишек. Здесь он жил, здесь же и была городская похоронная контора.

Алексей представился, предъявил документ, который был тщательным образом изучен. И постановление.

-- Эсхумация, стало быть? Опять? -- пробормотал смотритель, возвращая бумаги.

-- Почему опять?

Но смотритель, погрузившись в изучение книги регистрации умерших, вопроса не услышал. Толстым, корявым пальцем, предварительно послюнив его, он листал страницу за страницей, долго водил по графам.

-- Как, говоришь, фамилие? Повтори?

-- Калетина И... Гэ.

Инвалид воткнул палец.

-- Нумер девяносто восемь. Ее нумер, гляди.

-- Ее,-- согласился Алексей.

-- Сейчас узнаем, кто тут у нас занаряжен?

Инвалид порылся в столе и вытащил на свет "журнал выдачи нарядов". Минут через пять он нашел нужную строчку. Вслух по слогам прочитал:

-- Ко-ма-ров!

-- Это кто комаров?

-- Если не напился, то там... копать должон.

Алексей понял, что Комаров -- это землекоп, который по выписанному наряду обслужил в прошлом году заказчика, то есть кого-то из родственников Калетиной. Вслед за смотрителем Тутыниным он отправился на кладбище. Ветер дул им в лицо и наносил ощутимо запах тления и нечистот. Тутынин, кажется, этого не замечал, но Алексей вскоре не выдержал.

-- Вы покойников закапываете? Или так... присыпаете только?

-- Это ты насчет запаху, что ли? Свалка у нас тут, по соседству. Рядом, считай, могилок пять вовсе засыпали паразиты. Только расчистим, через неделю, глянь -- того больше.-- Тутынин помолчал.-- Я вот, погоди, узнаю, кто за умник свалку скщы распорядился устроить, завтра весь мусор с дрянью к нему на могилы велю перетащить, пусть придет помянуть родителей, недоносок.

Они пересекли новую часть кладбища, расцвеченную стеклоблоками, и остановились у крайних могил.

-- Здесь она. девяносто восемь.

Неприметный холмик земли, без памятника, с деревянной табличкой из крашенной фанеры, на которой написаны фамилия умершей с датами рождения и смерти, и регистрационный номер -девяносто восемь.

-- Был у ней памятник,-- словно извиняясь за могилу, пробормотал Тутынин.-- Спалили кто-то. Родню проведали, видать, а когда напились, на костре спалили у ней памятник. За дрова.