Через три недели - очень короткий срок для "Молодой гвардии"! сигнальный экземпляр был готов. Кургузов, зная пристрастия генсека, почти не волновался, посылая ему экземпляр "Границ...". Но все-таки он не без волнения вскрыл три дня спустя конверт, доставленный в Союз писателей спецпочтой. Письмо было довольно лаконичным. Сталин писал (цитирую по собранию сочинений И.В.Сталина, том 32): "Кто автор? Надо поощрить, тов. Кургузов! Книга хорошая, нам нужны такие. Распорядитесь, чтобы роман попал в библиотеки воинских частей и особенно погранзастав. Как только этот автор напишет еще что-нибудь, дайте мне знать. С удовольствием прочту. С комприветом - Сталин. 13 апр. 37".
Первый вопрос сталинской записки интересовал и самого Кургузова. Он распорядился направить автору "Границ..." официальное приглашение переехать в Москву. ("Вам будет оказано всяческое содействие", - говорилось в том приглашении.) После чего Кургузову оставалось только ждать, когда новая надежда советской фантастики прибудет в столицу.
Если бы Степан Кургузов хоть немного был знаком с этим человеком, его ожидание, вероятнее всего, было бы отнюдь не радостным, а даже очень тревожным.
Ибо роман "Границы неба" написал никто иной, как Вячеслав Курицын[6].
В числе миллионов безымянных жертв сталинского "лунного проекта" трагикомическая судьба и гибель писателя Вяч.Курицына может, на первый взгляд, показаться нетипичной, каким-то анекдотом со скверным финалом. Однако в этой судьбе, как в капле воды, видны все перипетии "Проекта-К", отраженного в зеркале изящной словесности. Даже видимость делового партнерства, которую в свое время предлагал властям Алексей Лежнев, для Сталина уже становилась излишней: с конца 30-х Союз писателей и его "серый кардинал" С.Кургузов уже не нуждались ни в какой идеологической "накачке". Первичный импульс был столь силен, что на многие годы вперед отечественная фантастика была обеспечена, четким и ясным направлением и летела вперед без остановки. Генсек мог только пожинать плоды, поощрять наиболее отличившихся или - изредка - снимать с шахматной доски отыгранные фигуры. Роман "Границы неба" Вяч.Курицына в этом смысле оказался переломным, и Кургузов не случайно воспринял произведение всерьез: система подмяла под себя даже полуиздевательский сюжет, поставив и его на службу сталинской космической утопии. В статье, опубликованной в журнале "Урал" к 50-летию со дня гибели Вячеслава Курицына, известный историк литературы Кирилл Богомолов назвал писателя "великим шутом, чей бенефис состоялся в столь страшную эпоху, что никто не осмелился назвать клоунские выходки забавными. Вместо положенного смеха партер встретил его торжественными аплодисментами; пережить такой актерский провал у Курицына просто не хватило сил.""
В год, когда не стало создателя "Границы неба", на небосклоне Секции фантастики ненадолго взошла звезда Глеба Вершинина, автора книги "Заговор против "Елены" (1940). Само строгое чередование "любимцев" было вполне характерно для эпохи Великих Лунных Эпопей: Обольянинова сменяли ""селениты", тех, в свою очередь, теснил Кургузов, позднее сам пестуя в качестве преемников Шпаковского, Курицына и прочих. Природа не терпела пустот, а желающих занять пустую вакансию всегда хватало. Глеб Вершинин был, может быть, одним из самых неглупых и, во всяком случае, одним из самых циничных питомцев Секции.
Автор "Заговора против "Елены" пророс в атмосфере шпиономании и подозрительности, когда проект "Катапульта" наводился еще в первой фазе, а Германия (после пакта 1939 года) становилась союзником, негласно продолжая оставаться и противником. Правда, после того как Сталин убедился в отсутствии у Третьего Рейха полноценной космической программы, генсек уже почти не обращал внимание на опасные игры за "линией Зигфрида", считая Гитлера небольшой угрозой. Образы немецких шпионов, которыми время от времени кормила читателей (до июля 1939 года) советская бульварная литература, трансформировались в какого-то "шпиона вообще" - то ли агента невиданных международных троцкистских центров, то ли выходца из недр парижской эмиграции. Вершинин пошел еще дальше по дороге обобщений: главным "отрицательным героем" в его романе становился шпион с... Марса! (При любых внешнеполитических раскладах - образ беспроигрышный.) Этот злоумышленник с неясными до конца романа целями проникал на лунную базу СССР "Циолковский" - туда, где занимался научными исследованиями дружный интернациональный экипаж: русский, таджик, армянин и даже советский грек. Шпион же выдавал себя за потерпевшего катастрофу близ Моря Дождей поляка и, используя временную политическую близорукость и отсутствие бдительности со стороны экипажа, втирался к ним в доверие. Проект "Елена", против которого резидент - согласно заглавию - организовывал в одиночестве свой заговор, состоял в разведке лунных шельфов на предмет нефти. Шпион недаром называл себя "Ковальский": к моменту выхода романа в свет часть Польши уже была объявлена германским протекторатом, а другая часть - исконной исторической территорией СССР, Поэтому бестактные намеки могли бы оскорбить только солдат-поляков, если бы кому-нибудь из них попалась на глаза книжечка Вершинина. Однако ни в гитлеровские, ни тем более в наши концлагеря этот опус не проник. И потому будущие подчиненные генерала Андерса или будущие бойцы Гвардии Людовой так и не узнали, что однажды побывали в некотором родстве с "марсианами". (Правда, Фрэнк Джослин, один из старейших сотрудников "Би-би-си", не так давно рассказал в программе "Глядя из Лондона", что весной 1941 года книжечка Вершинина какими-то окольными путями попала в Англию - прямо в руки находящемуся в эмиграции генералу Бур-Коморовскому. Не исключено, что позднее именно смертельная обида за "марсианина Ковальского" обусловила целый ряд дипломатических ошибок генерала, из-за которых Варшавское восстание и осталось без поддержки: обращаться лишний раз с просьбой к соотечественникам Вершинина Бур-Коморовский посчитал ниже своего достоинства...)
Сам сюжет "Заговора..." был достаточно занудным. Глеб Вершинин не придумал ровно ничего нового, просто добросовестно перелицевал несколько "антигерманских" шпионских романов, поменяв только агентов и место действия. Будь литературная критика чуть менее подконтрольным жанром, любой смог бы указать на великое множество чисто логических несоответствий в романе. К примеру, совершенно излишними оказывались все "выходы в эфир" шпиона - ибо на протяжении сотен тысяч километров не было никого, кто смог бы принять его шифровки. К тому же эта деталь сюжета противоречила предыдущим утверждениям автора, будто "Ковальский" - агент настолько автономный, что все свои инструкции получает только однажды и навсегда. Тем не менее марсианский шпион исправно выходил в романе в пустой эфмр вероятно, для того, чтобы у героев был хотя бы один шанс застукать врага врасплох. В момент своего разоблачения агент, как водится, намеревался взорвать лунную базу. Происходило это в то время, когда интернациональная четверка находила, наконец, нефть для Страны Советов. Почему эта сомнительная лунная нефть была так необходима марсианам, каким образом они смогли бы перекачивать на Марс (равно как и наши - на Землю) - всё это оставалось "за кадром". Главное было в конечной победе советских людей над чуждым пришельцем марсианско-польского происхождения. Финальный абзац живописал, как гордо полощется красный стяг над куполом станции. Роман был издан в то время, когда даже невинное замечание о том, что флаг едва ли смог бы "полоскаться" в безвоздушном пространстве Луны, воспринято было бы как выпад. Все и помалкивали. Один только Шпаковский - на правах классика во время обсуждений книги на Секции ворчливо влез было с пожеланиями убрать со станции грека и заменить его "хотя бы китайцем", но был строго одернут председательствующим Кургузовым.
По всей вероятности, хладнокровный автор романа Глеб Вершинин и рассчитывал, что любые претензии к "антишпионскому" роману вряд ли будут высказаны: любой из критикующих мог автоматически попасть в число "защитников шпионов"; а этого никому не хотелось. Вершинин ничуть не обольщался по поводу своих писательских способностей, однако полагал, что на таком-то уровне сможет сотворить не хуже всех остальных. Если Шпаковский сам был уверен, что его "Вспашка" действительно великая вещь, если Курицын сочинял свой роман из очевидно хулиганских побуждений, то Глеб Вершинин прекрасно знал, что делает. Фантастика была в фаворе. Значит, Глеб Вершинин[7] должен был сделаться фантастом. Простой и естественный логический ход.
6
PERSONALIA: КУРИЦЫН
Вячеслав Михайлович Курицын родился в 1896 году в Екатеринбурге в семье горного инженера. Окончил реальное училище и затем два курса Санкт-Петербургского Горного института. После чего был изгнан из учебного заведения "за проступки, нарушающие Устав института" (хитроумное устройство, сконструированное Курицыным и подброшенное в плевательницу туалета для господ преподавателей, стало возвращать каждый плевок в физиономию тому, кто решался воспользоваться "заминированным" сосудом).
Вячеслав не стал задерживаться в столице и возвратился на Урал. Призыва на войну 1914 года сумел избежать, в гражданской войне тоже не участвовал ни на одной стороне, умело ускользнув и от красных, и от колчаковских вербовщиков - оба раза обе полевых призывных комиссии вручали ему освобождение от службы с одной и той же, почти швейковской формулировкой: "Призыву не подлежит. Страдает врожденным слабоумием". Перед колчаковцами Курицын вдобавок еще мастерски разыграл приступ "пляски святого Витта" и получил не только право не служить в армии, но и право беспошлинно торговать всякой мелочью на городской толкучке. (Последнее, кстати, помогло ему в годы войны содержать родных - отца и младшего брата-гимназиста). Литературой Вячеслав увлекся в двадцатилетнем возрасте, отдавая предпочтение "серебряному веку"; писал стихи, последовательно пройдя через Бальмонта, Северянина, Гумилева и раннего Маяковского. В 1923 году, в пику столичному рапповскому журналу "На посту", основал свой журнал, который принципиально назвал "Пост Модерна" Вышло два номера, причем оба были заполнены одними собственными произведениями Курицына стихами, прозой, эссеистикой. В своем журнале автор выступал, естественно, под разными псевдонимами: "Владимир Сорокин", "Михаил Эпштейн", "Игорь Преображенский" - и даже какой-то "Ролан Барт". Под именем Барта Курицын и написал несколько умопомрачительных эссе, что способствовало, в конце концов, прекращению выхода журнала в свердловском наркомпросе, чьим попечением издавался "Пост Модерна", сообразили вдруг, что журнал вовсе не "культурно-просветительный ежемесячник для молодежи", как аттестовал свое издание молодой редактор. "Дураки! Мы опережали время!" - сказал на прощание наркомпросовцам Курицын и сделал стойку на голове, после чего прозвучавшее было со стороны местных деятелей народного образования предложение занять вакансию директора одной из вспомогательных школ отпало само собой.
До середины 30-х Вячеслав Курицын работает хроникером в свердловской комсомольской газете "На смену!", причем дважды был на грани увольнения и передачи дела в суд: первый раз после статьи "По следам бородатой женщины" (за последнюю он, два месяца мороча местных естествоиспытателей - не говоря уж об обычных совгражданах! - выдавал своего приятеля, бородатого художника Шмидта). Второй раз - после информации о том, что бывший вице-губернатор Екатеринбурга будто бы не умер от апоплексического удара в 1918 году, а заснул летаргическим сном, был складирован в подвале местного почтамта и через пятнадцать лет начал проявлять призраки жизни. Допрошенный в НКВД, Курицын клялся, что самолично обнаружил тело вице-губернатора, когда разыскивал в подвале затерявшуюся посылку, а в качестве доказательства своей правоты то и дело предъявлял старенькую справку о врожденном слабоумии. Шутка едва не кончилась арестом и политической статьей, поскольку Курицын по ошибке показал сначала колчаковскую бумажку, подписанную адъюнктом Военно-медицинской академии ротмистром фон Рашке. К счастью, в последний момент ему удалось подменить этот опасный документ аналогичным, только уже за подписью старшего фельдшера Федотова, военврача призывкома РККА.
Есть самые серьезные подозрения, что и роман "Границы неба" был написан автором как пародийный, а послан именно С.Кургузову с откровенно оскорбительными намерениями - как литературное возмездие за убогую и многократно тиражируемую "Катапульту". Вероятнее всего, Курицын и на этот раз ожидал скандала и уже заготовил впрок свое вечное медицинское алиби. Каково же было его изумление, когда через два месяца он получил пачку свежих авторских экземпляров "Границы..." с одобрительным предисловием Кургузова И с почти что ультимативным требованием переехать в Москву, поближе к Секции фантастов.
С 1937 года Вячеслав Курицын живет в Москве После того, как его роман был обласкан "Правдой", "Литгазетой", "Известиями", автор понял, что шутка зашла слишком далеко, но ничего поделать уже не мог: книга зажила собственной жизнью, Курицын как бы оказался навечно "при ней", и ему ничего не оставалось, как, стиснув зубы, стать баловнем официальной Фортуны. Разумеется, никакого нового романа в таком же духе, которого дружно требовали у него на Секции, Курицын, писать не мог и не хотел. Тем не менее хватало и первого. В воинских частях (особенно пограничных) отношение к создателю "Границ неба" было очень уважительным. Ему даже предписывалось в виде исключения - почаще встречаться с подобными читателями, поднимать их боевой дух. Курицын недолюбливал армию, потому на каждую такую встречу брал, для успокоения, флягу с медицинским спиртом - со всеми вытекающими отсюда последствиями. Скорее всего, частые запои Курицына, его многочисленные выходки в Доме Герцена (один раз он даже покусился на телескоп) и небезобидные шуточки имели подспудной целью избавиться от ненавистной репутации - пусть даже и ценой крупных неприятностей. Однако Кургузов бдительно улаживал все скандалы, не давая им разрастись. В 1939 году дело дошло едва ли не до исключения из Союза писателей - Курицыну было инкриминировано "политическое хулиганство", состоящее в написании ядовитой и малоцензурной вариации на тему михалковского "Дяди Степы". У Курицына поэма называлась "Дядя Эрик" и, соответственно, начиналась словами: "По фамилии Эрастов // И по имени Эраст, // Из районных педерастов..." и так далее. Самое интересное, что скандал был начат вовсе не молодым С.Михалковым - которому внимание Курицына, скорее, польстило. А неким Э.Овчаренко, московским литературным критиком, принявшим почему-то эти стихи за личный выпад и вдобавок оказавшимся родственником Георгия Маленкова. Впрочем, если верить мемуарной книге К.Симонова "Глазами человека моего поколения", "дело" Курицына моментально закрылось, когда на одном из полуофициальных приемов на Ближней даче Сталин в присутствии Маленкова продекламировал наиболее смачные отрывки из "Дяди Эрика" и прибавил: "Ай, мастер, курицын сын!"
Алкоголизм между тем имел для писателя фатальные последствия. Вячеслав Курицын погиб в апреле 1940 года: будучи в сильном подпитии, неосторожно (или намеренно?) выпал из кабины военного геликоптера системы "стрекоза", на котором возвращался в Москву после встречи с пограничниками на Памире. Последними его словами, которые услышал пилот "стрекозы", были: "Вот она, граница неба, ... твою мать!"
Тело его так и не было найдено. Могила Вячеслава Курицына в Москве на Новодевичьем кладбище представляет собой кенотаф.
7
PERSONALIA: ВЕРШИНИН
Глеб Адольфович Вершинин родился в Одессе в 1910 году в семье учителя математики. Отец получил свое достаточно редкое в Российской империи имя в честь героя романа писателя Бенжамена Констана, однако Глеб так никогда и не простил родителю своего отчества: из-за него всегда были сложности с анкетами, а в 1941 году в нем чуть не заподозрили скрытого немца - и только Кургузов замял дело, дабы не бросить тень на Секцию. После окончания школы Глеб поступил на физико-математический факультет Киевского университета, закончил его, поступил в аспирантуру и был уже на пути к кандидатской степени. Но выход в свет романов Ник.Шпаковского и тем более Вяч.Курицына изменил жизнь математика. Вершинин понял, что есть шанс преуспеть гораздо быстрее и "результативнее". Дальше все (почти все) шло как по написанному сценарию. Вершинин явился в Москву, в Союз писателей к самому Кургузову с уже готовым романом. Роман был вскоре издан, получил положенную долю похвал в печати. Но, к сожалению для автора, сам Сталин отнесся к книжке довольно безразлично: то ли каким-то странным образом угадал в романе "математически выверенную" халтуру (ТАКИХ умников генсек недолюбливал), то ли обиделся, что на лунной базе не нашлось места геологу-грузину. В конечном итоге роман был издан всего трижды и никаких наград (как и сам автер) не получил.
Второй досадной случайностью в жизни Глеба Вершинина стал взрыв немецкой авиабомбы: в 1941 году, направляясь в эвакуацию в Чистополь (от фронта его упас все тот же авторитет кургузовской Секции), эшелон попал под бомбежку. По едва ли не мистическому совпадению, эшелон был разбомблен напротив ЕЛЕНЫ - маленькой деревушки в московской области.
По всей видимости, похоронен Глеб Вершинин там же, в братской могиле. Правда, на стелле, поставленной в 1958 году на месте гибели эшелона, фамилия Вершинина отсутствует.