Италия еще в середине 19 века (1815-1866) состояла из Королевства обеих Сицилий, Ломбардско-Венецианского Королевства (под Австрией), Королевства Сардинского, Герцогства Савойского, Великого Герцогства Тосканского, Герцогства Моденского, Герцогства Пармского, Княжества Пьемонта и Церковного Государства. Давно ли это было? И где же это все теперь? В единой Италии остались одни «названия» и «титулы»!
История хранит еще память о том, что Испания несколько сот лет тому назад распадалась на три королевства: Кастилию, Арагонию и Гренаду; что имелись на ее территории и другие государства – Астурия, Леон, Наварра, Маркграфство Барселона… Все давно уже срослось в единую Испанию.
Еще хранит кое-какие политические швы сросшаяся воедино на своем острове Великобритания.
Во всех этих случаях малые государства объединились, не федерируясь, а поглощаясь одним из них или сливаясь. Нации ассимилировались и народы заканчивали период политической дифференциации и полугражданских войн – унитарной политической формой. Глупо и смешно говорить, что унитарная форма государства уходит в прошлое. Нелепо утверждать, что все современные «империи» распадаются: ибо одни распадаются, другие возникают. Так всегда и было: вспомним хотя бы историю Испании, Португалии, Голландии, Англии, Германии, Турции и Италии.
Таким образом, история знает два различных пути при возникновении более крупных держав. Оба начинают с нескольких или многих отдельных государств. Один путь – договорного объединения (федерации); другой путь – политического включения, экономического и культурного срастания в унитарное государство.
Однако, наряду с юридически прочными и политически жизнеспособными союзами государств, история знает еще и мнимые, фиктивные «федерации», не возникавшие в органическом порядке – снизу, а искусственно и подражательно насаждавшиеся сверху. Мы называем их «псевдофедерациями».
О псевдофедерациях
Всякий, изучавший историю человечества, знает, что мода наблюдается не только в сфере одежды, но и во всех сферах жизни. Люди переимчивы и подражательны; изобрести свое, новое им гораздо труднее, чем перенять готовое у других. Тут проявляется и закон экономии сил, и лень, и психическая зараза, и волевое внушение, и боязнь «отстать от века». И конечно, еще одно (довольно глупое) рассуждение: «что другому полезно, то и мне хорошо»; «ему удалось, а я еще получше сделаю». В политике же к этому присоединяются и другие факторы: с одной стороны, влияние сильной и богатой страны; с другой стороны, пропаганда, отчасти идеологическая и открытая, отчасти же закулисно-конспиративная. Свою заразу несет революция и свою – реакция. Народы перенимают друг у друга – и государственные учреждения и политические преступления (как убиение монарха).
Так было и с федеративным устройством.
Та настоящая, юридически осмысленная и политически удачная федерация, которая осуществилась в Соединенных Штатах в 1787 году, вызвала ряд беспочвенных и фиктивных подражаний в других государствах средней и южной Америки, где политические деятели в течение всего 19 века считали, что в конституции Соединенных Штатов им дан якобы идеальный образец для всех времен и народов, обеспечивающий всякой стране государственную мощь и хозяйственный расцвет. На самом деле это подражание новой моде приводило или к длительному и кровавому разложению политической и национальной жизни, или же к унитарному государству с автономными провинциями.
Вот краткий обзор этих псевдофедеративных попыток.
По мере того как государства средней и южной Америки освобождались от испанского или португальского суверенитета, они пытались выработать себе новую конституцию, почти везде оказывалось две партии: партия либералов-федералистов, желавшая подражать Соединенным Штатам, и партия консерваторов-унитаристов-централистов, понимавшая, что такое подражание приведет только к вящим беспорядкам. Федералистические попытки были сделаны в Аргентине, Боливии, Бразилии, Венесуэле, Колумбии, Коста-Рике, Мексике, Доминиканской республике и Чили. Политические предпосылки для такого строя имелись разве только в Аргентине и Бразилии.
В Аргентине – провинции после своего освобождения самоуправлялись в течение нескольких лет и были независимы друг от друга; поэтому они отвергли первую же централистическую конституцию 1826 года. Они и в дальнейшем сумели выдвигать своих федералистически настроенных депутатов и даже диктаторов и вести гражданские войны с унитаристами. В результате каждая провинция получила возможность выработать для себя особую провинциальную конституцию и самоуправляться в пределах и в объеме, ей предоставленных. Это нисколько не оградило аргентинцев от брожений, гражданских войн и переворотов. И пришлось им искать спасения в унитарной государственности. Ныне Аргентина должна быть отнесена к разряду унитарных государств с известной провинциальной автономией.
Аналогичное произошло в огромной Бразилии, где провинции по конституции 1824 года имели свои «Генеральные Штаты», переименованные в 1834 году в Провинциальные Законодательные Собрания (ассамблэас легислативас провинциалэс) с довольно широкими полномочиями. При этом Бразилия до 1889 года спасалась от вящего разложения своей монархической формой. Превратившись в 1889 году из монархии в республику, Бразилия подтвердила свое якобы «федеративное» устройство, и ее огромные провинции пользуются и ныне автономным самоуправлением. О настоящей федерации здесь говорить не приходится.
Во всех остальных американских государствах федеративного строя или совсем не было, или же он не удавался за отсутствием реальных государственных предпосылок.
Все эти государства являются с самого своего освобождения вечным поприщем гражданских войн, революций и переворотов. В них постоянно вырабатываются новые конституции, судьба которых весьма курьезна: или они не встречают сочувствия и утверждения и немедленно вызывают «пронунциаменто» (военный переворот) и гражданскую войну; или они остаются без применения, мертвыми (как в Уругвае 1830-1890); или они имеют кратчайшую длительность – в два месяца или в шесть месяцев; или они «вводятся», но в действительности просто не соблюдаются (как в Гондурасе); иногда они «родятся» по две в год (Венесуэла 1858, Перу 1860). Иногда эти государства живут совсем без конституции (Чили 1825-1828, Коста-Рика 1871-1882). Каждое из них всегда стоит накануне нежданного переворота; ни одно из них не обеспечено от гражданской войны завтра. Понятно, насколько «федеративная тенденция» благоприятствует всему этому: при отсутствии лояльности и прочного правосознания каждая новая группа недовольных деятелей легко находит в себе ту или иную провинцию, и ту или иную территориальную воинскую часть (сухопутную или морскую), которая помогает ей взять в свои руки «всю полноту власти». Государственно говоря – в этих странах весь политический строй иллюзорен (от слова иллюзия), эфемерен (т. е. имеет «однодневную» длительность) и фиктивен (т. е. является фикцией). Уже в силу одного этого никакая федеративная форма, требующая всегда особой прочности и верности национального правосознания, – здесь неосуществима.
Так, Мексика объявила себя «федерацией» в 1823 году, провозгласив свои 19 провинций и 4 территории «государствами» (фикция!). Начались гражданские войны. Унитаристы победили в 1835 году и провели унитарную конституцию. Последовали переговоры, один за другим. В 1847 году победили федералисты. В 1853 году искали спасения в диктатуре. 1856 централисты у власти. 1857 – федералисты. 1857-1861 гражданская война. 1861 – диктатура нейтралистов. 1863 – ищут спасения в монархии; 1867 – монарх убит. С 1867 года правление централистов перемежается гражданскими войнами. Такова мексиканская псевдофедерация.
Боливия объявила себя «конфедерацией» в 1836, пытаясь присоединить две перуанские провинции; военная неудача сорвала эту попытку. Началась обычная история; писанные конституции срывались военными переворотами и гражданскими войнами. В 50 лет сменились 12 конституций. Диктатор Моралес был убит. Федерации не состоялись.