Все это мы должны понять, удостовериться в этом и никогда не забывать этого. Не для того чтобы отвечать на вражду – ненавистью, но для того, чтобы верно предвидеть события и не поддаваться столь свойственным русской душе сентиментальным иллюзиям.

Нам нужны трезвость и зоркость.

В мире есть народы, государства, правительства, церковные центры, закулисные организации и отдельные люди – враждебные России, особенно православной России, тем более императорской и нерасчлененной России. Подобно тому, как есть «англофобы», «германофобы», «японофобы» – так мир изобилует «русофобами», врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех. Это надо продумать и прочувствовать до конца.

Поэтому, с кем бы ни говорили, к кому бы мы ни обращались, мы должны зорко и трезво измерять его мерилом его симпатий и намерений в отношении к единой, национальной России и не ждать от завоевателя – спасения, от расчленителя – помощи, от религиозного совратителя – сочувствия и понимания, от погубителя – благожелательства и от клеветника – правды.

Политика есть искусство узнавать и обезвреживать врага. К этому она, конечно, не сводится. Но кто к этому неспособен, тот сделает лучше, если не будет вмешиваться в политику.

Нас учит жизнь

Нам надо жить с открытыми глазами и все время учиться на опыте других народов. Каждое явление политической жизни таит в себе как бы скрытый урок, который мы должны осознать и формулировать для себя. Политике надо учиться.

1. За последний год коммунисты ввели в обиход своей политической борьбы парламентские драки. Отвратительность этих нападений и свалок (в Италии, во Франции, в Венгрии) не поддается описанию. Однако это явление не новое: в конце двадцатых годов мы наблюдали еще более зверские драки в германском рейхстаге, где нападающими были национал-социалисты.

Это означает, что тоталитаристы, как левые, так и правые, принципиально исключают из государственного строительства начало свободного воззрения и свободного сговора. Для инакомыслящих у них есть только угроза, насилие и, в конце концов, казнь. Этим они ставят себя вне лояльности, вне государственной конституции, вне закона вообще. Они сознательно и открыто идут по пути политического преступления. Есть ли основание терпеть их присутствие в законодательных собраниях, терпеть их партии в государстве, предоставлять им право голосования и право агитации в стране? Политическая свобода есть ли свобода открытого насилия и партийного нападения на государство? И еще глубже: неужели свобода безгранична и призвана разнуздывать в жизни зло? Где же предел свободы и где ее мера?

2. Современная Франция сползает в пропасть потому, что ей не удается преодолеть психологию разбитого на войне государства. Она давно освобождена от оккупации и сопричислена к победителям, а душа ее ранена, обессилена и деморализована поражением 1940 года и последующими унижениями. Французский народ потерял веру в свою армию и не решается восстановить ее; он потерял веру в авторитет своего правительства и то и дело дезавуирует его; он потерял веру в силу и продуктивность здорового хозяйственного труда и ждет причитающихся «народу-победителю» репараций и компенсаций, которых ему не с кого получить; он научился больному спекулянтски-нелегальному самоснабжению и никак не может расстаться с черным рынком и оздоровить свою валюту; он все считает свои «убытки» и не решается списать их; его политическая воля утомлена, она не строит государства, а уходит в синдикаты, партии и разные союзы, где мыслят о прибытке (заработке и власти) и пытаются вымучивать вожделенное из без того замученного государства. Всем этим пользуются коммунисты. Именно с этим психологическим скольжением в пропасть борется генерал де Голль.

Этот урок учит нас тому, что государство строится прежде всего народною «душою», точнее – ее духовными силами, а именно: ее правосознанием, ее волею к единению, ее чувством собственного достоинства, ее доверием к власти и к армии, ее способностью честно трудиться и нести жертвы. В этой связи ставится и решается вопрос: есть ли государственный интерес сумма всех частных, личных и классовых интересов или нечто большее и особливое? И если он есть нечто большее, то в чем же состоит это большее?

3. Консервативная партия в Англии, победоносно проведшая войну и вслед за тем дезавуированная своим народом на выборах, обновляется и возрождается на наших глазах. За два года число ее членов удвоилось (ныне 2400000 человек), 100000 партийных агитаторов предложили ей безвозмездно свои услуги, в ее школах готовятся 10000 ораторов, ее программа радикально пересмотрена и обновлена: она категорически отвергает социализм, но требует глубоких и верных социальных реформ, по радикальности не уступающих левым программам.

Этот путь верен и поучителен, хотя для нас, русских, не нов. Реформы Петра Великого (пробуждение народной самодеятельности, введение «подушного» обложения, развязавшего крестьянскую запашку на сто лет вперед, и др.), реформы Александра II, реформы последнего царствования (расцвет образования, введение Государственной Думы, аграрная реформа Столыпина) – все это составляет у нас русскую государственную традицию: блюсти священные основы жизни и освобождать творческие силы народа; не расшатывать форму государства, а вовлекать народ в его жизнь; сочетать национализм со справедливостью; вести жизнь к социальности, но не к социализму и тоталитарности. Традиция это возводит нас к Пушкину, преклонявшемуся перед Петром Великим и мечтавшему дожить до грядущих реформ Александра II. Это целая школа политики, верная и глубокая, которой еще предстоит в России великое будущее.

История покажет, что удастся осуществить английским неоконсерваторам.

4. В Соединенных Штатах предстоят выборы Главы Государства. Этим выборам предшествовал целый год неуверенности и полубессилия в общей политике правительства (сущая растрата сил, времени и возможностей) и личная агитация кандидатов на сей пост перед народными массами (которых надо «уговорить»). Кандидаты на пост Главы Государства разъезжают ныне по всей стране, выхваляют самих себя, заискивают, поносят (или прямо позорят) соперников и наличный парламент, сулят выгодные реформы, обещают всяческие облегчения в жизни, пожимают руки, представляют толпе своих жен, говорят на железнодорожных станциях с вагонных площадок, стараются угодить публике острыми словечками и иными выходками, иногда провожаются аплодисментами, иногда глухим, недоверчивым молчанием, иногда забрасываются гнилыми томатами и тухлыми яйцами…

Как далеко это от русского представления о Главе Государства! Сколь ничтожен был бы в России авторитет такого Главы и его правительства! Как быстро разложилась бы Россия при такой государственной организации!