- Ну что, идем? - хмуро спросил Володя, и Иринка лишь кивнула.

Когда Иван Петрович распахнул перед ними дверь, Володя заметил, что выражение его лица не было приветливым - напротив, он даже недоволен был, казалось, их приходом.

- Мы не вовремя, наверно, - пробурчал Володя. - Помешали...

Но недоброжелание покинуло лицо Ивана Петровича мгновенно, он радушно развел руками, заулыбался:

- Как не вовремя! А ну-ка, живо заходите! Вам, дорогим моим, я рад всегда!

"Снова врет!" - подумал Володя, но в прихожую они с Иринкой все-таки зашли, хотя мальчик уже жалел, что пришел сюда.

В комнате, в которую провел их тут же Иван Петрович, за столом сидел, перебирая какие-то бумаги, молодой человек лет тридцати, и пышные, кудрявые волосы его короной обрамляли высокий, открытый лоб. Он поднял голову и приветливо уставился на детей.

- Вот, Дмитрий Юрьевич! - радостно сказал Иван Петрович. - Прошу любить и жаловать юных любителей старины! Володя, по крайней мере, в оружие влюблен, а Ирина - в мои цветочки.

Молодой человек быстро из-за стола поднялся, с какой-то необыкновенной радостью руку Володе протянул, назвался Димой, а Иринке даже полушутливо поклонился и заговорил приятным баритоном:

- Любители старины, вы говорите? Так ведь кто из пацанов не любитель старины? У меня, милейший Иван Петрович, все карманы в детстве стариной забиты были: подшипники всякие, гильзы патронные, мембрана патефонная чего только не носил! Я через эту дрянь и пришел потом к истории настоящей, да...

Иван Петрович Володе и Иринке жестом на диване сесть предложил, сам за столом уселся с Димой, ласково спросил:

- Ну так чем же, дорогой Димитрий Юрьевич, я вам могу помочь? Только, прошу, погромче говорите.

Дима понятливо закивал, заулыбался:

- Можно сказать, только на вас и полагаюсь. Знаком я в Питере со многими оружиеведами и коллекционерами, эрмитажные сотрудники меня знают, сам Кирпичников мог бы меня рекомендовать, но в вопросе, которым я увлечен, они мне помощь оказать не смогли, к вам направили.

- А что же за вопрос такой? - усмехнулся Иван Петрович.

Дима сделал грустное лицо, такое грустное, что Володе показалось, что он сейчас заплачет. Но Дмитрий Юрьевич не заплакал, а сказал:

- Пишу я диссертацию о наградном оружии России - тема интересная и важная сейчас, когда страна задумала вернуть свою историю. Но, увы, по вопросам некоторым, по мелочам, есть у меня пробелы. А вы, я слышал, в архивах немало посидели, проблему изучили досконально...

Иван Петрович тихонечко покхекал, спросил с улыбкой:

- Так вы хотите, чтобы я отдал вам материалы?

Дима замахал руками так, словно на него напали осы, потом обиженно сказал:

- Извините, не ожидал, что вы мысль такую странную допустите. Я чужим трудом богатеть не хочу. Просто проконсультировать по некоторым пунктам вас прошу. Я уж краем глаза приметил на коврике у вас две шпажки наградные. А палаш этот тоже в золотых ходит? Можно поближе посмотреть? - И, не дожидаясь разрешения, молодой оружиевед поднялся. Встал и Иван Петрович.

Вдвоем подошли они к ковру, и Володя, который остался на диване, хотя ему ужасно хотелось тоже подойти к оружию, видел, что Дима, скрестив на груди руки и выпятив нижнюю губу, смотрел на сокровища Ивана Петровича равнодушно и чуть ли не с пренебрежением.

- И когда же, думаете, был вручен сей палаш? - спросил Дима.

- В конце восемнадцатого. Думаю, что при Павле Петровиче, - отвечал старик и тут же, словно извиняясь, добавил: - Это уникальная вещь. Наградных палашей, кроме этого, в России не было!

Дима посмотрел на Ивана Петровича, который в соседстве с этим высоким, цветущим молодым мужчиной казался дряхлым, хилым и каким-то униженным. Посмотрел с чувством превосходства, если и не презрения:

- Нет, вы серьезно думаете, что вашим палашом наградили впервые и больше золотых палашей не давали никому?

- Уверен в этом непоколебимо и абсолютно! - торжественно заявил Иван Петрович и даже поднял вверх руку, словно клялся.

- И даже, наверно, на костер из-за убеждения своего взошли бы! подзадоривал Дима старика, а Иван Петрович сказал азартно:

- Да, взошел бы! С полной уверенностью, что огонь пощадил бы говорящего истину!

- Не пощадил бы он вас, Иван Петрович! - насмешливо сказал Дима. - В пепел, в прах он превратил бы вас! Хотите доказательств?

- Еще бы!

- Ну так смотрите!

И Дима нагнулся к своему нарядному "дипломату", стоявшему рядом со стулом. Щелкнули замочки, распахнулась крышка, и Володя, которого спор знатоков оружия привел в волнение и который был готов увидеть что-нибудь старинное, прекрасное, блестящее, вдруг с разочарованием увидел в руках у Димы обыкновенную дешевую и даже не очень чистую папку.

Однако Дима эту папку вынул столь трепетно, так осторожно, будто извлекал из своего модного чемоданчика хрустальный ларец с драгоценными самоцветами. Иван Петрович между тем, как завороженный, смотрел на эту папку, словно в ней заключен был приговор ему как ученому. А Дима с очаровательной улыбкой не торопясь развязывал завязки, долго раскрывал свою дрянную папку, и Володя насторожился снова, видя, как взволнован старый оружейник. Наконец то, что молодой человек хотел достать, было извлечено из папки на свет Божий.

Осторожно, боясь помять, двумя лишь пальцами Дима держал за уголок какой-то лист бумаги. Но следует сказать, что бумага эта с виду и впрямь была необыкновенной: толстая и желтая, с неровными, точно объеденными мышами краями, а написано было на ней что-то буквами витиеватыми, с кудрявыми росчерками, с каким-то неуклюжим изяществом.

- Прошу вас, читайте! - торжествующе протянул Дима свой лист Ивану Петровичу, а тот, взъерошенный, взволнованный, поменял очки, постучал зачем-то по аппарату, лежавшему в кармане, сел у стола и принялся читать.

Читал он долго, и Володю, точно магнитом, повлекло к старику. С одной стороны, он почему-то хотел, чтобы Дима, который понравился ему, проучил Ивана Петровича, казавшегося Володе неискренним и даже высокомерным, но, с другой стороны, если бы Димин документ как-нибудь "унизил" висевший на ковре палаш, то Володя непременно расстроился бы, потому что уже сильно любил этот тяжелый клинок с золотым эфесом. Даже Иринка, безучастная прежде к неинтересному ей разговору, подошла к столу.

- Не-ве-ро-ят-но! Немыслимо! - с каким-то театральным, протяжным вздохом воскликнул Иван Петрович, стаскивая с лица очки. - Значит, я заблуждался?! - и снова торопливо нацепил их. - Володя, Ирина, вы только послушайте, что здесь написано, послушайте! - И старик торжественно, но дрожащим голосом прочел: - "Нынешнего тысяча семьсот семидесятого года июля двенадцатого дня по указу ея императорского величества генерал-фельдцейхмейстер, над фортификациями генерал-директор, кавалергардского корпуса шеф, генерал-адъютант, действительный камергер, лейб-гвардии конного полку подполковник и разных орденов кавалер граф Орлов приказал за отменную доблесть на службе ея императорского величества, за честность и ревность, ведущую к прославлению отечества, кавалергардского корпуса поручика Федора Вельгасова наградить золотым палашом". И подпись здесь имеется - "Граф Орлов". Н-да-а, сюрпризик...

Молчание и тишина царили в комнате минуты две. Иван Петрович, огорошенный, смешно надвинув нижнюю губу на верхнюю, смущенно тер очки. Дима улыбался, но не насмешливо, а как-то грустно - ему, Володя думал, было жаль старика. Наконец молодой оружиевед сказал, как бы утешая Ивана Петровича:

- Дело специалиста - строить свои выводы на проверенном документальном материале. Никто не станет возражать теперь, что золотое оружие впервые вручили раньше того года, когда славный Прозоровский получил в награду свою драгоценную шпагу. И уж во всяком случае не ваш палаш - первый золотой палаш, а палаш поручика Вельгасова. Вы уж извините...

Иван Петрович встрепенулся, словно пробужденный ото сна: