Но когда императрица приблизилась к нему, его раздражение и дурное настроение духа достигли своей высшей точки.

– Я не желаю, чтобы вы так сильно румянили ваши щеки, Жозефина, – проворчал он. – Все женщины думают только о том, как бы им получше одеться и не имеют для этого достаточной скромности и вкуса. Если я когда-нибудь увижу вас в подобном наряде, я выброшу его в огонь, как это сделал однажды с вашей шалью!

– Вам так трудно угодить, Наполеон! То, что вам нравится сегодня, раздражает вас завтра. Но я, конечно, изменю все, что может оскорблять ваш вкус, – сказала Жозефина с удивительной кроткостью.

Император сделал несколько шагов в толпу, которая, расступившись, образовала проход, через который мы могли идти. Затем он снова остановился и через плечо взглянул на императрицу.

– Сколько раз повторял я вам, Жозефина, что я не выношу вульгарных женщин?!

– Я хорошо знаю это, Наполеон!

– Почему же тогда я вижу здесь m-me Шевре?

– Но право же она не так вульгарна.

– Она вульгарнее, чем должна быть. Я предпочитаю не видеть ее. Кто это такая? – он указал на молодую девушку в голубом платье. Несчастная затряслась от ужаса, видя, что имела несчастье привлечь на себя внимание раздраженного императора.

– Это mademoiselle де Бержеро!

– Сколько ей лет?

– 23, Ваше Величество!

– Вам пора выходить замуж! В двадцать три года все женщины должны быть замужем. Почему же вы до сих пор не сделали этого?

Бедная девушка, казалось, была неспособна произнести хотя бы одно слово; императрица, желая выручить ее из беды, добродушно заметила, что с этим вопросом надо было бы обратиться к молодым людям.

– Ах, так вот в чем затруднение? – сказал он. – Тогда беру на себя заботы о вас, m-lle, и найду вам супруга!

Он повернулся и, к моему ужасу, я увидал, что он вопрошающе смотрел на меня.

– Мы и вам найдем жену, m-r де Лаваль, – сказал он. – Об этом, впрочем, речь впереди! Ваше имя? – обратился он к оставшемуся совершенно покойным, изящному человеку в черном.

– Я музыкант по професии, Гретри!

– Да, да, я припоминаю вас! Я видел вас сотни раз, но никак не могу запомнить ваше имя. Кто вы? – обратился он к следующему. – Мое имя Иосиф де Шенье.

– Ах, да я видел вашу трагедию. Я не помню ее названия, но она плоха. Вы написали что-нибудь еще?

– Да, Ваше Величество. Вы разрешили мне посвятить последний том моих произведений вам!

– Очень возможно, но только у меня не было времени, чтобы прочесть его. Жаль, чьл у нас во Франции нет поэтов, потому что события последних лет дали бы довольно материала даже для Гомера и Вергилия. К сожалению, я могу создавать королевства, но не поэтов! Кто, по вашему мнению, лучший французский писатель?

– Расин, Ваше Величество!

– Ну тогда вы мало знакомы с литературой, потому что Корнель несравненно выше. Я плохо разбираю красоту стихов, но я могу симпатизировать или не симпатизировать духу поэта, и я считаю, что Корнель – величайший из всех поэтов. Я бы сделал его моим первым министром, если бы он жил в одну эпоху со мною. Я удивляюсь его уму, его знанию человеческого сердца и глубине его чувств. Что вы пишите теперь? – Я пишу трагедию из времен Генриха IV, Ваше Величество! – Это совершенно лишнее! Сюжет выбран вами слишком близко к нам, а я не желаю иметь на сцене современную политику. Пишите лучше пьесы об Александре. Ваше имя?

Он обратился к тому же музыканту, с которым только что говорил. – Я Гетри, музыкант, – спокойно повторил тот.

Император вспыхнул на мгновение от его краткого ответа, но не сказал ни слова и перешел к нескольким дамам, стоявшим у входа в комнату для карточной игры.

– Рад вас видеть, madame, – сказал он ближайшей из них. – Я надеюсь, вы себя лучше ведете? Мне сообщали о вас из Парижа различные сплетни, которые, говорят, доставили большое удовольствие и пищу для пересудов всему кварталу Сен Жермен.

– Я прошу, Ваше Величество, пояснить вашу мысль, – недовольным тоном возразила она.

– Сплетни соединяют ваше имя с именем полковника Лассаля! – Это клевета, Ваше Величество!

– Очень возможно, но только странно что-то, чтобы всем в одно и то же время пришла мысль сплетничать только о вас. В этом отношении вы, вероятно, самая несчастная из дам: ведь только что у вас был скандал с адъютантом Раппа. Должно же это когда-нибудь иметь конец! Ваше имя? – обернулся он к другой.

– Mademoiselle де Перигор!

– Сколько вам лет?

– Двадцать лет.

– Вы слишком худы, и ваши локти красны… Боже мой! Мadame Буамезон, неужели вы не можете являться ко Двору в чем-нибудь другом, а не в этом сером платье с красным тюрбаном и бриллиантовым полумесяцем? – Но я ни разу еще не надевала его, Ваше Величество!

– Ну, значит, у вас есть другое такое же, потому что я уже успел несколько раз видеть на вас одно и то же! Никогда не показывайтесь в этом костюме при мне! Monsieur де Ремюсат, я дал вам хорошее жалованье. Почему же вы так скаредничаете?

– Я проживаю сколько нужно, Ваше Величество!

– Я слышал, что вы продали ваш экипаж? Я даю вам деньги совсем не для того, чтобы вы их сберегали в банках! Вы занимаете высокий пост и должны жить соответственно вашему положению. Я желаю, чтобы у вас снова был экипаж, когда я вернусь в Париж. Примите к сведению! Жюно, бездельник! Я слышал, вы записались в азартные игроки и совершенно проигрались? Не забывайте, что карты – самая трудная дорога к счастью!

– Кто же виноват, Ваше Величество, что мой туз был побит четыре раза сряду!

– Та, та, та, да вы еще совсем дитя, не знающее цены деньгам. Сколько же вы задолжали?

– Сорок тысяч, Ваше Величество!

– Отлично, идите к Лебрену и там узнайте, не может ли он уладить все это. В конце концов, ведь мы быди же вместе под Тулоном! Вы и Рапп – притча во языцех моей армии! Но довольно карточной игры! Я не люблю открытых платьев, madame Пикар. Они не идут даже молодым женщинам, а вам носить их просто непростительно! Теперь, Жозефина, я иду в свою комнату и прошу вас прийти ко мне через полчаса почитать мне на ночь. Несмотря на усталость, я приехал к вам, раз вы высказали желание, чтобы я помог вам принимать и занимать гостей! Вы можете остаться здесь, monsieur де Лаваль, потому что ваше присутствие тут необходимо.