- Что же мне делать? Что делать? - простонал Блинов.

- Знаешь, один умный мужик придумал девиз к олимпийским играм для инвалидов. Забудьте, сказал он, о том, что потеряно, помните о том, что осталось. Что я тебе посоветую, - вновь помрачнев, продолжал Григорий. - Ни водка, ни карты, ни дружки, коловшиеся у следователей, не принесли мне столько несчастий, как эти бабы... Элементарная диалектика, неуч! Раз женщина может принести большое счастье мужчине, значит, она же способна сделать его самым несчастным человеком на свете.

И теперь, сидя на своей московской кухне, Леонид, вспоминая слова дяди, начинал понимать, насколько они справедливы. Он, Блинов, в полном смысле озолотил Марию, и что та в ответ? "Вы подонки, вы воры, вы негодяи".

А Наталья? Из какой грязи он её выдернул, чтобы сделать из неё светскую даму. И что получил в благодарность? На четвертый день ускакала к своим бывшим хахалям. И лежит теперь, пьяная стерва, вспоминает, наверное, молодых самцов. "Завтра отправлю обратно", - твердо решил Блинов.

Он хотел было встать, пойти заглянуть в комнату, где лежала Наталья, но передумал: "Пусть сама, сучка, придет!"

Он не заметил, как опустела бутылка. Открыл новую, невольно вспомнив Баландина: "Здесь ты сопьешься".

"Значит, - подумал Блинов, - уже по лицу заметно, как часто я выпиваю". Неожиданно эта мысль сильно его огорчила, и он, с отчаянием выпив целый стакан, вновь застыл, уставившись в окно. Хотелось бить посуду, хотелось крушить все подряд, хотелось завыть... Слезы, признак настоящей истерики, выступили у него на глазах. Затуманились, стали почти невидимыми крыши домов. "Сами ничего не могут и потому меня ненавидят, - подумал он обо всех своих знакомых и сотрудниках разом. - Скоты! Завистники! Ничтожества!"

Он хотел запустить стаканом в стену, за которой лежала Наталья, но мысль о том, что осколками будет усыпан ковер на полу и что по этому ковру нельзя будет ходить босиком (а он так любил здесь ходить босиком), остановила его. Тогда он взял в руку тяжелую серебряную хлебницу и с силой швырнул её в стену.

- Выходи, погань! - закричал он. - Хватит валяться!

Появилась заспанная и потому ещё больше похожая на подростка Наталья.

- Что у тебя тут упало? - спросила она.

- Упало! - передразнил он. - У меня от вас, проблядушек, все упало!

И это, - похлопал он себя под животом, - и это, - "пощупал" он денежки пальцами. - Все упало... Ничего не стоит. А у ваших друзей, мадемуазель, все как надо стоит?

- Кричит, кричит, - задумчиво сказала Наталья, обводя кухню плавающим взором. - Я тебе золото, дурачок, принесла, а ты орешь.

- Какое, к дьяволу, золото? - спросил совершенно сбитый с толку Блинов.

- Сегодня, в октябре месяце, - с расстановкой сказала Наталья, - на лондонской бирже золото стоит триста восемьдесят два доллара за унцию.

А я тебе принесла за двести пятьдесят.

Правда, я не знаю, что такое унция.

А ты, дорогой, знаешь?

- Или я сумасшедший, - сказал Блинов, закрывая лицо ладонями, - или вокруг одни идиоты.

- Пьянство - добровольное сумасшествие, - повторила Наталья услышанное когда-то от Сергея Сергеича выражение. - Внимание, - она взмахнула рукой, сейчас будет золото!

Когда она высыпала из сигаретной пачки на стол золотые коронки, по спине Блинова пробежал могильный холод. Эти ужасные зубы, словно только что снятые с мертвецов, лежали на обеденном столе рядом с надкусанным шоколадом - на шоколаде были отпечатки таких же зубов... Блинову вдруг подумалось, что теперь он уже никогда не сможет есть за этим столом. Он онемел. Ему, чьи возможности позволяли установить в доме золотой унитаз, предлагали по дешевке эти могильные зубы!

Наталья поняла его молчание как заинтересованность. Находясь ещё под парами "эликсира мечты", она взяла одну из коронок и приложила её к своему рту, приподняв верхнюю губу.

И зарычала, как бы пугая Блинова.

И тогда он ударил её. Коронка, блеснув, улетела, Наталья взвизгнула и беспомощно замахала руками. Он бил её долго. Хлестал и так и сяк, и слева направо, и справа налево, по голове, по плечам, по бокам. Потом стал срывать с неё одежду. Оголилась одна грудь, потом другая... Левой рукой он рвал в лоскуты тонкое платье, а правой продолжал бить, не чувствуя боли в руке.

Когда Наталья рухнула на пол и задравшийся подол оголил её бедра, Блинов вдруг испытал такой приступ желания, что прекратил истязание.

Он оттащил обмякшее тело девушки на ковер, сорвал с неё синие трусики и быстро стал раздеваться.

Через минуту, удовлетворив себя, он сказал:

- Марш спать! Завтра ты уезжаешь!

Глава 8

Она явилась в лагерь помятая, потому что спала в поезде, не раздеваясь, под левым глазом красовался припудренный синяк. У начальника экспедиции расширились глаза, когда он увидел её, бредущую по вырубке к лагерю. И если все в экспедиции сделали вид, словно Наталья никуда и не уезжала, словно в маршруте была, то Эс Эс наглухо замолчал. Он не замечал её, не видел, как говорится, в упор.

Наталья пообедала, послонялась по лагерю, все были заняты делом, и она почувствовала себя лишней. Прошла в палатку начальника. Сергей Сергеевич тут же вышел.

Она лежала на его раскладушке, не зная, что делать. Хотелось заплакать, но почему-то слез не было. Что дедать, как вести себя дальше? Остаться и тоже молчать? Вцепиться в него, попытаться поговорить? Но, зная Эс Эс, девушка понимала: никакого разговора теперь не получится. Что делать? Пойти к ямке... Напиться, а потом застрелиться.

Она запустила руку под матрац в изголовье. Достала ракетницу. Откинула ствол - как всегда, в патроннике сидела красная ракета.

Наталья собрала свои вещи в рюкзак, положила туда и ракетницу. Вышла из палатки, прищурив от осеннего солнца глаза, и тут у неё потекли настоящие слезы. Она решила идти к берегу, думая, что будет там сидеть, пока не оттает сердце Сергея, пока он хотя бы не принесет ей зарплату. Тут она с ним и поговорит.

Захватив на кухне буханку хлеба, несколько огурцов и луковиц, она отправилась к ямке. Двадцатилитровая бутыль была на месте. Кое-как, через самодельную бумажную воронку она отлила спирта в пластмассовую бутылку с недопитой фантой, получилась обжигающая, но приятная смесь.

Разожгла костер и стала ждать.

Часа через два пришел Зуев. Сел рядом, спросил:

- Сидишь?

- Сижу. Выпить хочешь?

- Что-то не хочется, - грустно ответил Зуев. - Я тебе деньги принес.

За полтора месяца плюс полевые.

Распишись. - Зуев достал несколько ведомостей. - Не густо, конечно, но если не пить, до Нового года дотянуть можно.

- А он что? Сам боится прийти? - спросила Наталья, чувствуя, как слезы вновь наворачиваются на глаза.

- Да вот не мог чего-то... Ты на ужин-то подходи, а уж потом я тебя к ночному поезду отвезу.

Когда шофер ушел, Наталья поняла, что судьба её решена.

- Скоты! - крикнула она в ту сторону, куда ушел Зуев. - Все мужики скоты!

Она ещё выпила, разделась догола и вошла в воду. "Возьму и утоплюсь вам назло".

Вода почти не остудила её. Не от холода, от обиды её губы тряслись.

- Скот! Я с тобой рассчитаюсь!

Она опять выпила. Достала ракетницу, осмотрелась в поисках подходящего камешка. Но кругом был песок и сухие ветки. Тут она вспомнила о золотых зубах. Сыпанув все шесть коронок в ствол, она палочкой забила газетный пыж. "Вот так, милый мой!"

Убрав ракетницу в карман рюкзака, она, несколько успокоенная и опустошенная, сидела, привалившись спиной к откосу, и взвешивала на руке пузырек с "эликсиром мечты". "Если не выпью, - решила она, - ничего не получится".

После "капелек" оставалось ждать вечера и бороться со сном.

Ее разбудил тот же Зуев.

- Пошли, что ли?

- Куда еще? - сонно спросила она.

- К ночному экспрессу.

- Нет, голубок, мне ещё с начальником поговорить надо.

- Нету его, - буркнул Зуев, явно недовольный назапланированной ночной поездкой.