Бурным шквалом промчался нараставший ураган революции над Петроградом, Москвой и другими центрами. Октябрьский вихрь сорвал и развеял остатки коалиционного правительства. Обломки разбитого корабля, без кормчего, без руля, ветром разметало во все стороны. Легкомысленный, трусливый и жалкий капитан этого корабля в дни разыгравшегося шторма даже не попытался отыскать хотя бы маленькую пристань, чтобы причалить к ней. Впрочем, если бы и причалил, кто бы подал ему руку помощи? Кто предложил бы себя в подмостки, чтобы спасти с тонущего корабля погружающегося на дно неудачника-капитана? Сами строители корабля не пытались собрать обломков и сохранить их хотя бы как архивную ценность. Революционный вихрь легко и победоносно проносился по стране, не встречая на своем пути даже следов керенщины... Керенщины не стало.

Но на месте керенщины вырастала новая враждебная сила. То были не мягкотелые интеллигенты, истерики, трибуны, а действительные классовые враги рабочих и крестьян. Теперь осмыслили они положение, схватились за оружие и на удар готовились ответить ударом. Только теперь начали они группировать свои силы, искать базу, чтобы перейти в атаку против восставшей "черни". Два классовых врага скрестили свои шпаги. Гражданская война началась, Битва разгоралась. Но восходящий класс, опередивший своего врага ударом, перешел в наступление. Враг оборонялся, отступал. Он старался оторваться от своего противника и закрепить свою базу на Дону, на Кубани, среди заамурских и забайкальских казаков - там, где луч света еще не успел развеять мрак. Началась погоня. Но молодая, еще не окрепшая Красная гвардия, преследуя своего классового врага, встретилась с неожиданными, неучтенными явлениями стихийным бегством, потоком с фронта многомиллионной армии, начавшимся разложением флота, остановкой промышленной машины, дезорганизованностью государственного аппарата. Наряду с этими явлениями надвигалась новая угроза: внутрь страны двинулись покорные Вильгельму полчища. Они без боя занимали города, захватывали богатства, уничтожали только что народившуюся Советскую власть.

В этом водовороте трудно было не растеряться даже тем, кто и предвидел эти стихийные явления; многие не в силах удержаться плыли по течению. Даже центральная Советская власть, при слабом, бездеятельном аппарате, не имела еще твердого плана действий, а урывками, скачками бросалась в погоню за классовым врагом, пассивно обороняясь против врага внешнего - немца. В эти тяжелые дни Советская власть могла противопоставить организующемуся классовому врагу только латышские полки, основные кадры моряков Балтфлота и незначительные отряды Красной гвардии из рабочих для нанесения ударов, для восстановления порядка на местах и для задержания стихийного развала учреждений. Однако эти силы были ничтожны по сравнению со все возрастающими фронтами внутри страны. Один за другим отправляли матросские кадры на фронт, на борьбу с белогвардейцами. Флот с каждым днем терял своих вдохновителей, терял свое крепкое, цементирующее ядро, терял тех, кто еще мог повлиять на массу, удержать дисциплину и спасти флот от развала.

Для ликвидации нараставшего развала требовались быстрые и решительные меры. Явилась необходимость перехода если не к полному единоначалию, то к назначению комиссаров кораблей и флота и к урезыванию функций комитетов. Эта первая попытка восстановления твердой организации снова вызвала бурю негодования не только среди рядовых моряков, но даже среди части членов Центробалта.

Во главе Балтфлота в то время стоял командующий адмирал Ружек, человек слабой воли, плывший по течению за массой. Он был совершенно бессилен провести какие-либо меры к сплочению флота, к установлению порядка. Новый состав Центробалта с каждым днем терял свой авторитет. Единственным, кто проявлял твердость, был председатель Центробалта товарищ Измайлов, человек сильный, хотя подчас непомерно резкий и вспыльчивый. Оставаясь председателем Центробалта, он одновременно был назначен комиссаром Балтфлота. Его назначение явилось первым актом во флоте, перекладывающим ответственность на личность.

Это назначение не обошлось без инцидентов. Во флоте нарастала анархия. Являлась необходимость немедленно созвать Всероссийский съезд моряков, чтобы разобраться в том переходном моменте, который переживает молодая Советская республика. Матросы жили еще веянием Октября. В их ушах еще звучали призывы к вооруженному восстанию и недоверия к коалиционному правительству. Эти массы нужно было перевоспитать, направить в новое русло, создать из них опору власти Советов. Отряды моряков, брошенные на борьбу с классовыми врагами, представляли собой лучшую часть флота, и они твердо шли вперед. Остатки же требовали перевоспитания. Созванный в этот переломный момент Всероссийский съезд моряков под влиянием анархических элементов пытался захватить законодательную власть не только во флоте, но и над центром, над Морским комиссариатом. Работавшие перед съездом комиссии, подготовлявшие различные проекты положений, пытались после съезда образовать нечто вроде верховного флотского парламента. Вдохновители этого пресловутого парламента были арестованы.

Под влиянием Морского комиссариата и представителей Центрофлота съезд принял другие решения, признал необходимость и своевременность назначения, а не выборов комиссаров кораблей, отмены выборной системы командного состава, регламентировал порядок созыва съезда и т. д. В данном случае флот был застрельщиком новых течений. Представители флота разъехались со съезда с полным сознанием своей ответственности за сохранение Советской власти и с полным желанием провести в жизнь принятые решения.

Разгон Учредительного Собрания

Наступила суровая русская зима. Ее морозы не сломили упорства одних, не охладили пыла других. Гражданская война ширилась. Одну за другой одерживала Советская власть победы над организующейся белогвардейщиной. В период этой обостряющейся классовой схватки обывательский элемент еще беспечно посещал кинематографы и театры, плакался на дороговизну и ждал конца большевиков. Он оставался пассивным. Мелкобуржуазная демократия, чиновники, кооператоры, представители так называемых свободных профессий, интеллигенция саботажем боролись с Советской властью. Выбитые из колеи, совершенно потерявшие опору в массах, меньшевики и эсеры, обанкротившиеся политически, бессильные и жалкие, жили платоническим упованием на Учредительное собрание. Не менее наивны были и некоторые большевики, которые не без боязни ожидали приближающегося момента, когда воссядут на свои депутатские кресла столь давно жданные представители Всероссийского Учредительного собрания. Тревога жила во многих сердцах. А день "суда над большевиками живых сил страны" все приближался. Наконец страна оповещена Советом Народных Комиссаров о дне созыва Учредительного собрания. Наивные кадеты, меньшевики, эсеры, представители буржуазной демократии через баррикады спешили на званый вечер. Им, очевидно, снился сладкий сон: покаявшиеся в своих заблуждениях и в пролитии гражданской крови большевики сойдут со сцены истории с опущенными головами и скажут: "Вы - законная власть всей Руси, ключи ее вручаем вам. Берите и правьте".

В эти дни снова раздался непримиримый голос флота: "Долой Учредительное собрание! Вся власть Советам! Мы завоевали ее, мы ее удержим".

Накануне открытия учредилки прибывает в Петроград отряд моряков, спаянный и дисциплинированный.

Как и в Октябрьские дни, флот пришел защитить Советскую власть. Защитить от кого? - От демонстрантов-обывателей и мягкотелой интеллигенции. А может быть, вдохновители учредилки выступят "грудью" на защиту обреченного на смерть детища?

Но на это они оказались неспособными.

17 января. С раннего утра, пока обыватель еще мирно спал, на главных улицах Петрограда заняли свои посты верные часовые Советской власти - отряды моряков. Им дан был строгий приказ: следить за порядком в городе... Начальники отрядов - все боевые, испытанные еще в июле и октябре товарищи.