- Откуда, бабка? - спросил первый секретарь в толпе экскурсантов старушку в платке, явно деревенскую жительницу.
- Из Курской области...
- Земляки, значит, - обрадовался Хрущев, начав расспрашивать о делах житейских, самых будничных: как живется? как заработок? и тому подобном, что по молодости лет мне показалось несущественным.
Второй раз увидел Хрущева под землей, в зале самой глубокой в то время станции московского метро - "ВДНХ" в день ее открытия. В честь события состоялся митинг метростроевцев, был он, как можно установить точно по отчету "Московской правды", который мне поручили написать, 30 апреля 1958 года.
Жизнерадостный Хрущев, сопровождаемый когортой мало кому тогда известных соратников, в списке которых он значился последним (по алфавитному принципу его фамилия замыкала длинный ряд), рванулся с эскалатора в залитый светом зал, осмотрел все, не найдя, к его удовольствию, особых архитектурных излишеств: побеленные гладкие стены не отягощала лепнина и мрамор. Пройдя в глубь зала, поднялся на трибуну. И услышал я Хрущева, даже сделал наивную попытку записать то, что он говорил: без бумажки, без запинки, без грамматики....
Мне показалось, что точно такую речь мог бы произнести любой проходчик, любой из тех, кто, затаив дыхание, слушал это напористое выступление, которое, несмотря на специфический характер аудитории и зала, затрагивало интересы не только метростроевцев, но и города, страны, мира. Оратор не выбирал слов и выражений, кого-то распекал, кому-то грозил "дать", сыпал пословицами и поговорками...
Затем высокий гость сел в поезд и проехал по трассе, после чего метростроевцы срочно начали сшибать название станции "Щербаковская", которое появилось на этой линии несколько лет спустя, когда Никита Сергеевич уже нигде не выступал...
...А когда он отправился на пенсию, на Чистых прудах, в "Московской правде" появилась невысокого роста женщина лет сорока пяти, в пальто, которое она не сняла на вешалке, поскольку стеснялась своей одежды. Да и пальто не покупалось в магазине, не шилось в ателье, а изготавливалось не особенно умелыми руками посетительницы, из чего Бог послал.
По профессии была она актрисой, по брачному свидетельству, предъявленному мне, Розой Хрущевой, женой Леонида Хрущева, сына Никиты Сергеевича, летчика, погибшего на фронте, стало быть, невесткой смещенного главы страны.
Брачное свидетельство довоенного образца было разорвано.
Разорвано рукой Никиты Сергеевича. Его же рукой сломана была судьба этой женщины.
Юной красивой девушкой, успев сняться в популярном довоенном фильме, она познакомилась с Леонидом Хрущевым и, недолго думая, вышла за него замуж, то есть пошла в загс, где тотчас оформили их союз.
Вернувшись со службы, отец застал обнимавшихся молодых на диване, после чего состоялось знакомство.
- Роза, - представилась невестка.
- Как твоя фамилия, Роза? - спросил, разглядывая ее, хозяин дома.
- Трейвас...
На лицо Хрущева пала тень.
- Кем тебе приходится Борис Трейвас, которого мы с Ежовым расстреляли?
- Это мой дядя...
На этом семейное счастье кончилось. Брачное свидетельство было разорвано. Молодые ушли жить к другу Леонида. Однажды к их дому подъехала машина, и люди в форме НКВД увезли Леонида Хрущева к отцу в Киев, куда получил новое назначение Никита Сергеевич. Роза Хрущева продолжала жить в комнате друга, сблизилась с ним, родила от него сына. В дни войны осталась одна с ребенком на руках: на фронте погибли и муж и отец сына. Оба летчики.
О прошлом Розы напоминали только документы: кроме разорванного свидетельства о браке, диплом об окончании театрального института - ГИТИСа, профсоюзный билет...
А паспорт?
Паспорта на имя Хрущевой к моменту нашей встречи на руках не было. Став актрисой, Роза выступала на эстраде, ее номер пользовался таким успехом, что она получала приглашения на правительственные концерты. На одном из них, когда в Кремле принимали китайского лидера Чжоу Энь Лая, она снова встретилась с Никитой Сергеевичем. Он ее узнал, обрадовался.
- Ты Роза Трейвас?
Она словно давным-давно ждала этого вопроса и вложила в ответ все свое чувство, всю силу поруганной любви:
- Да, я Роза Хрущева, племянница Бориса Трейваса, которого вы с Ежовым расстреляли!
Закрыв лицо руками, Хрущев шагнул в зал, где гремело казенное веселье. А Роза поплатилась за дерзость. В ее квартире произвели обыск, отняли паспорт и вернули ей другой, где она больше не значилась женой Леонида Хрущева... Только разорванное свидетельство, профбилет и диплом ГИТИСа подтверждали, что предо мной несчастная родственница Никиты Хрущева. После инцидента в Кремле ее уволили с работы, она осталась без средств к существованию, вот и пришлось самой себе шить пальто.
Только в октябре 1964 года ей удалось попасть на прием к министру культуры Екатерине Фурцевой, которая помогла как-то устроить дважды сломанную жизнь. Вот тогда появилась Роза в редакции, направившись сюда потому, что читала мой очерк о ее погибшем дяде, Борисе Трейвасе. Я дал ей телефон его жены, которой суждено было на полвека с лишним пережить мужа, секретаря Калужского райкома партии Московской области, а до того работника Бауманского райкома, где он работал с Никитой Сергеевичем...
Бауманский райком, некогда один из шести в Москве, находился на улице Старая Басманная, 20. Это первый служебный адрес будущего главы партии и правительства в Москве. Теперь на месте снесенного старинного здания построен (в предвоенные годы) большой многоэтажный жилой дом, отступивший от краевой линии улицы.
Давайте пройдем по жизненному маршруту этого человека в Москве, в чем поможет нам книга, выпущенная в 1971 году издательством "Прогресс" под названием "Хрущев вспоминает". На прилавки магазинов не поступала, но, как сказано в предисловии, "направлялась читателям для информации".
Итак, почитаем.
Подобно многим Никита Хрущев устремился в Москву, чтобы подучить высшее образование, и сделал этот шаг на 35-м году жизни, понимая, что позже ему уже учиться никогда не удастся, в институт не примут по возрасту.
Ехал в столицу без жены, без детей, как все студенты, за душой начальное образование, полученное в сельской школе, и после долгого перерыва в учебе - рабфак Донтехникума, завершить который не смог в связи с переходом на партийную работу.
В общей сложности удалось проучиться, по-видимому, года три-четыре.
Ехал в Москву, не имея в столице ни родных, ни друзей, если не считать одного только человека. Но как его не считать, если за ним потянулась линия жизни Никиты Сергеевича, как нитка за иголкой. Кто этот человек?
"Я Кагановичу очень нравился. Мы познакомились в первые дни Февральской революции на митинге в Юзовке, на котором я присутствовал в качестве представителя рабочих Рутченковского рудника. Затем недели через две мы снова встретились. В то время он носил фамилию Жирович, а не Каганович. Я относился к нему с полным доверием и уважением" - так рассказывал полвека спустя об этом событии, предопределившем многое в его судьбе, автор воспоминаний.
Каганович был всего на полгода старше Хрущева. Если Никита, в детстве проучившись года два, до 15 лет пас скот, а потом пошел в подмастерья на завод, то Лазарь до 14 лет тоже, по-видимому, учился в начальной школе, а затем научился хорошо шить сапоги. Память несколько подвела мемуариста: энциклопедии утверждают, что Каганович неоднократно менял фамилии и к моменту встречи в Юзовке имел документы на имя Бориса Кошеровича. Однако ни одна энциклопедия ни словом не упоминает об образовании Кагановича-Стомахина-Гольденберга-Кошеровича, а также об образовании Хрущева. Встреча их произошла на стыке зимы и весны 1917 года, за тринадцать лет до того, как Лазаря Кагановича изберут первым секретарем МК партии. Этот высокий пост он передаст другу спустя несколько лет.
...Спешил Никита Сергеевич в Москву учиться в "год великого перелома". К тому времени в столице уже бывал не раз, в частности в 1925 году, как делегат XIV съезда партии с совещательным голосом, будучи секретарем райкома партии Юзовки, переименованной в Сталино (нынешний Донецк).