– Действительно, очень простая и действенная, – медленно сказал Александр, пристально оглядывая изобретателя.

Уголком глаза царь увидел отвращение на лице Таис, которого афинянка и не пыталась скрывать.

– Ты один придумал такое? Больше никто не знает?

– Нет, нет, великий победитель! Я – только тебе... Думал, что только ты сможешь оценить все значение придуманного мною! И – наградить...

– Да... наградить, – задумчиво и тихо сказал Александр, и вдруг глаза его загорелись гневом. – Есть вещи, которых не позволено переступать ни смертному, ни даже богам. Истинная судьба решается в честном бою лучших с лучшими... Клейтос! – крикнул он так, что поднявшийся было с колен изобретатель вновь упал перед царем.

Гигант вихрем ворвался в шатер.

– Возьми его и убей, заткнув рот, немедленно!

Вопли изобретателя за палаткой оборвались. В наступившем молчании Таис опустилась к ногам Александра, восхищенно глядя на него снизу и поглаживая ладонями глубокие шрамы на его обнаженных коленях. Александр положил руку на ее затылок, под тяжелый узел волос, и хотел приподнять афинянку для поцелуя. За шатром послышались веселые голоса. Кого-то окликнул Черный Клейт. Вошли приближенные Александра, и среди них Птолемей.

Оказывается, прибыл посланный от Лисимаха: мост через Евфрат у Тхапсака готов. Передовой отряд агриан уже перешел на левый берег. Сведения от криптиев-тайноглядов путаны и противоречивы, поэтому переправа приостановлена...

Александр поднялся во весь рост, забыв о Таис. Гетера выскользнула из шатра, сделала прощальный знак Черному Клейту, восседавшему, подобно статуе, на крепком сундуке в первом отделении царского шатра, вышла под крупные звезды сирийской ночи. Осторожно спустившись по сыпкой щебнистой тропке к ручейку, у которого стояла ее палатка, Таис в задумчивости остановилась у входа. За-Ашт позвала ее для вечернего омовения. Гетера отослала финикиянку спать и уселась на дамасской кожаной подушке – слушать слабый плеск ручья и посмотреть на небо. За последнее время ей редко удавались свидания с небом, необходимые для восстановления душевного мира. Колесница ночи склонялась за холмы, когда на тропе посыпались камешки от твердых, тяжелых шагов Птолемея.

– Я пришел проститься! – сказал македонец. – Завтра мы помчимся впереди всех на Дамаск и оттуда на север, через Хамат, на евфратскую переправу.

– Как далеко?

– Три тысячи стадий.

– Артемис, агротера! – вырвалось у Таис. От неожиданности она всегда призывала Артемис.

– Пустяки, милая, в сравнении с тем, сколько еще предстоит пройти. Тебя я поручаю начальнику отряда, назначенного охранять переправу. Ты переждешь тут решение судьбы.

– Где? В воинском лагере, на реке?

– Нет. Сам Александр посоветовал... Он почему-то заботится о тебе.

– Разве ты забыл, что он пригласил меня еще в Афинах?

– Забыл! Он поступает, как будто ты...

– Может быть, я и хотела бы, но это не так. Что же советовал Александр?

– В трехстах стадиях на север от переправы, на царской дороге из Эфеса в Сузу, в сосновых рощах на священных холмах лежит Гиераполь с древними храмами Афродиты Милитис. Ты передашь главной жрице этот серебряный ларец с печатью Александра, и они примут тебя, как посланницу бога!

– Кто не слыхал о гиерапольском святилище! Благодарю и завтра же тронусь в путь!

– До переправы тебе не нужно охраны, а потом это будет обязанностью одноглазого Гигама – у него триста воинов... Но довольно о делах – все решено! Ты подождешь меня, или посланного за тобой, или иного известия!

– Не хочу «иного известия», верю в победу! – Таис обняла Птолемея, привлекая к себе. – Потния Терон (владычица зверей) будет за вас. Я принесу ей богатые жертвы, ибо все уверены, что она владычествует на равнинах за рекой и дальше...

– Это будет хорошо, – сказал македонец. – Неизвестность лежит перед нами, пугая одних, разжигая других. Только что мы с Александром вспомнили, как в Ливийской пустыне охотились на бория – зверя, которого никто из жителей Египта не видел, а ливийцы страшились настолько, что опасались даже упоминать о нем. Мы не нашли бория – не повторится ли с Дарием то же самое?..

Македонец покинул Таис, когда начинало светать и бряцание конской сбруи разнеслось по лагерю. Отбросив занавесь, Птолемей остановился у входа, глаза его горели, ноздри раздувались.

– «Кинюпонтай фонон халинои!» – произнес он звучно строфу известной поэмы: «Удила коней звенят о смерти!»

Таис сделала пальцами охранительный знак, занавесь упала, и македонец поспешил к шатру полководца, где собирались его приближенные. Гетера по своему обыкновению простерлась на ложе, раздумывая и прислушиваясь, пока шум в лагере не прекратился и звук копыт не затих вдали.

Глава 9

У матери богов

Странен и диковат был храм Великой, или Превышней, Богини, Ашторет, Владычицы Нижней Бездны, Женственной Триады: Аны, Белиты и Давкипы, Царицы Земли и Плодородия, Кибелы и Реи Всеуносящей, Матери Богов, Властительницы Ночей. Вовсе не Афродиты, как ошибочно назвал его Александр, а за ним и Птолемей.

На опушке рощи громадных сосен двойные стены с кубическими башнями очерчивали квадрат обширного двора с рядами низких раскидистых деревьев неизвестной Таис породы. К ее изумлению, между деревьями ходили и лежали огромные пятнистые быки, лошади и львы, а на стенах восседали черные орлы.

Стража в позолоченной броне с копьями длиной в десять локтей пропустила только Таис и За-Ашт, оставив в междустенье всю охрану гетеры. Прядая ушами, кони чуяли присутствие хищников, в то время как их собратья во дворе храма не обращали на львов никакого внимания. Даже сюда достигал аромат аравийских благовоний, струившихся из раскрытых дверей храма, стоявшего на платформе неотесанных камней. Таис поспешила дойти до лестницы, но странная компания зверей не удостоила женщин и провожатых даже взглядами.

Столбы черного гранита по сотне локтей вышины, по преданию воздвигнутые якобы Дионисом, охраняли вход в южную часть двора с широко раскинувшимися крыльями храма из крупных зеленых кирпичей. На крышах боковых пристроек росли сливы и персидские яблоки. С платформы белокаменная лестница вела к главному входу над широким кубическим выступом, облицованным блестевшей на солнце глазурованной темно-красной керамикой. Вход разделялся двумя колоннами на три проема в широкой раме из массивных глыб черного камня, по сторонам которой по семь квадратных колонн поддерживали плоскую крышу с садом и прогулочной площадкой. Центр крыши увенчивала прямоугольная надстройка без окон и дверей.

Кто-то из могущественных покровителей Таис предупредил о ее приезде. Едва гетера ступила на площадку у входа, как перед ней очутилась целая толпа женщин. В центре группы стояли мужчина и женщина в тяжелых расшитых одеяниях одинакового покроя, но разного цвета – белого у мужчины, черного у женщины.

Таис передала ящичек от Александра и удостоилась низкого поклона. Жрица в черном пеплосе взяла ее под руку и повела в глубь храма. За дверями, обитыми зеркально полированным электроном, находилось святилище с потолком из листового золота.

На прямоугольной глыбе белого камня восседала небольшая, в два с небольшим локтя вышины, статуя Великой Матери, Астарты или Реи. Очень древнее изображение (по преданию, ему было несколько тысяч лет) нагой женщины из терракоты, покрытой светло-коричневой глазурью цвета очень загорелой кожи. Женщина сидела на подогнутых под себя ногах, слегка повернув туловище направо и подбоченившись, упиралась ладонями в свой выпуклый живот. Необъятные бедра, куда шире массивных плеч, служили пьедесталом могучему телу с тяжелыми руками, большими и правильными полусферическими грудями. Шея, прямая и высокая, почти равная по окружности узкой удлиненной голове с едва намеченным лицом, придавала статуе гордую напряженность – энтазис.

Сетчатые цепочки из золота, унизанные фиолетовыми гиацинтами и изумрудами, спускались с плеч статуи, а на ее лбу горел живым огнем какой-то невиданный камень. Позднее Таис узнала, что камень ночью светится, ярко озаряя святилище.