Внезапно Таис рванулась к колеснице, осмотрела ее, поправила перекосившийся кринон – кольцо на дышловом стержне. Гесиона последовала за ней, но Таис молча показала ей на Салмаах. Гесиона вышла из оцепенения и неожиданно легко вскочила на лошадь. Разбирая вожжи, Таис искоса взглянула на фиванку и убедилась, что та может держаться в седле. Позади на прямом участке дороги показались подозрительные, бежавшие мелкой трусцой фигуры в белых египетских накидках. Таис недобро усмехнулась и издала пронзительный визг. Кони бешено рванули с места. Испуганная Салмаах отпрыгнула в сторону, едва не сбросив Гесиону. Фиванка распростерлась на ней, вцепившись в гриву. Таис понеслась очертя голову, как никогда не сделала бы даже в присутствии Эгесихоры, которая иногда учила ее управлять четверкой.

Эгесихора, златоволосая, среброногая, прекрасноплечая... Ее неразлучная подруга, поверенная всех тайн, спутница всех дорог... Рыдания снова сотрясли Таис, но мысль об убийце и мщении, гнев и ярость перекрыли все другие чувства. Она неслась, как воплощенная Эриния, окаменевшая в стремлении достичь цели. Она не успела научиться у Эгесихоры той музыкальной работе пальцев, какая требуется для гармонизации действий всех четырех лошадей. Таис помнила, что между большим и указательным пальцем правой и левой руки держат вожжи дышловой пары, а средний и безымянные – захватывают вожжи наружных пристяжек, пропущенные через кольца на холках. Повороты тетриппы в ее руках были неуклюжи, и Таис мчалась напролом, едва успевая избегать серьезных препятствий.

Порыв Таис передался Гесионе, которая скакала рядом на Салмаах. Кобыла то настигала колесницу, то опережала ее, то оставалась позади, когда дорога становилась прямой и ровной, как поле стадиона.

Догоняя Таис, Гесиона пыталась рассказать о случившемся. Таис не нуждалась в разъяснениях. Случилось то, чего она все время опасалась, и она неслась во весь опор к виновнику смерти Эгесихоры.

Из отрывистых, полубессвязных выкриков Гесионы Таис поняла, что подругу подстерегли на дороге к садовому хозяйству, отстоявшему на три схена от центра Мемфиса. Эгесихора попросила Гесиону сопровождать ее, чтобы помочь управиться с лошадьми, если ее приятеля не окажется на месте. Таис поняла, что Эгесихора чувствовала нависшую над собою опасность и не хотела быть одной.

Проехав более двух схен, они достигли маленькой рощи, деревья которой наклонялись над дорогой. Два человека с копьями преградили дорогу колеснице. Эгесихора помчалась прямо на них... Люди отпрыгнули в сторону, а в это время кто-то скрывавшийся в ветвях большого дерева бросил копье в Эгесихору. Она упала мгновенно, сраженная насмерть. Гесиона плохо помнит дальнейшее. Она думала только об одном – увезти Эгесихору в город, к госпоже. Наверное, она остановила разбежавшуюся четверку, развернула ее на узкой дороге, когда убийцы явились снова. Кто-то ранил ее, метнув нож.

Она умчалась, несмотря на льющуюся кровь. Оставив далеко позади своих преследователей, она замедлила бег лошадей и намотала вожжи на выступ арбилы, чтобы вытащить копье из тела Эгесихоры. С усилием она вырвала оружие, и тут ей стало дурно.

В этом состоянии и нашла ее Таис. Сами боги привели госпожу сюда, иначе убийцы настигли бы колесницу.

Бешеным галопом пронеслись они по людным улицам под испуганные крики и угрозы разбегавшихся прохожих и носильщиков. Вихрем подлетела четверка к воротам Стратопедона. Воин на страже, одуревший на солнцепеке, сначала даже не двинулся, узнав четверку Эгесихоры. Потом, заметив неладное, нерешительно наклонил копье, преграждая путь. Таис и не подумала сдерживать озверелых коней. Со стуком полетел выбитый из рук щит, хрустнуло под колесами копье, отброшенный к столбу спартанец дико завопил, поднимая тревогу. Колесница промчалась через обширный двор для военных упражнений к огороженному решетчатым барьером навесу. Здесь обычно сидел стратег Эоситей. В глубине навеса помещалось его жилье. Эоситей, привлеченный криками, выскочил из-под навеса. Не в силах остановить тетриппу, Таис заставила ее вильнуть в сторону и зацепила осью за решетку. С треском полетели куски сухого дерева, колесница сокрушила ограду и, задев за столб, остановила лошадей, которые взвились на дыбы, размахивая передними копытами и закидывая оскаленные морды.

Со всех сторон сбегались переполошившиеся военачальники. Из барака около ворот высыпал и построился отряд гоплитов – воинов в металлической броне. Гесиона проскочила в ворота следом за колесницей и подскакала на помощь к Таис.

Афинянка спрыгнула с колесницы прямо под ноги остолбеневшему стратегу.

– Убийца, гадкий трус! – закричала она, вытягиваясь перед гигантом во весь свой небольшой рост и тыча в него пальцем. – Иди смотри на дело твоих рук! – Таис показала на колесницу.

От удара о столб тело Эгесихоры перекатилось назад и сползло по подножке. С головой, улегшейся на массу золотых волос, с широко раскинутыми руками спартанка казалась спящей в неудобной позе после утомительной поездки. Ее жизненный путь оказался коротким – всего двадцать пять лет прожила она на свете, и ее изумительная красота недолго радовала людей.

– Обвинять меня, потомка спартанских царей, знаменитого воина?

– Вы слышали лживые слова гиены?! – обратилась Таис к собравшимся у сломанной решетки потрясенным воинам. Она презрительно расхохоталась. – Подосланные им убийцы схвачены, они уже сознались во всем!

Таис говорила с такой непоколебимой уверенностью, что Эоситей посерел от злобы.

– Умолкни, скверная блудница! – взревел он, зажимая рот Таис огромной ладонью.

Гетера укусила его за пальцы, и стратег заорал от боли и отнял руку.

– Золотоволосая не хотела больше быть с ним, а вам надо покидать Египет, – торопливо объясняла Таис, – тогда он подкупил трех...

Афинянка едва успела отклониться от могучего кулака.

Тут Гесиона, полунагая, с воплем: «Я свидетельница!» – прыгнула на плечи Эоситею, вцепившись ему ногтями в глаза. Стратег сорвал ее, как кошку, отшвырнув в угол, и, не помня себя, устремился на Таис, выхватив широкий киликийский нож. Таис поняла, что сейчас будет убита. Не испытывая страха, она стояла перед гигантом, гневно и мстительно глядя ему в глаза.

В последний миг Таис прикрыл собою неведомо откуда взявшийся Менедем.

– Прочь, щенок, раб потаскухи! Эй, хватайте гнусную бабу!

Никто из воинов не двинулся, несмотря на знаменитую спартанскую дисциплину. Все любили Эгесихору и Таис, и слишком похоже было на правду обвинение.

Эоситей понял, что нерешительность грозит ему разоблачением. Оттолкнув Менедема, он схватил Таис за хитон, потянул к себе, ткань затрещала, и тут Менедем нанес ему такой удар в грудь, что стратег отлетел на несколько шагов и упал, ударившись головой о стену. Когда он вскочил, на его лице не было ни страха, ни злобы. Искусный воин, он обманул безоружного силача боковым выпадом кинжала и, внезапно извернувшись, припадая на согнутую ногу, нанес страшный удар снизу в печень.

Точно в тяжком беспробудном сне, Таис увидела, как обмякли могучие мышцы верного ее атлета. Будто сломавшись, сцепив руки над раной, Менедем упал на колени, изо рта его хлынула темная кровь. Эоситей нагнулся, стараясь вытащить глубоко вонзившееся оружие. В этот момент Менедем из последних сил нанес Эоситею удар по темени обеими сомкнутыми в пальцах руками. Последних сил в теле умирающего атлета осталось еще столько, что шея стратега хрустнула, и он свалился к ногам Таис, вытянув вперед, как для последнего удара, руку с окровавленным кинжалом.

Таис склонилась над Менедемом. Воин успел улыбнуться ей. Каждый истинный эллин умирал с улыбкой, всегда потрясавшей иноземцев. Губы Менедема шевельнулись, но Таис не разобрала ни слова. Свет погас для нее, и она в беспамятстве упала на широкую грудь Менедема, прижавшись к нему щекой.

Военачальники спартанцев молча подняли Таис, передав ее на попечение Гесионы. Менедем был мертв, а Эоситей глухо мычал, мотая головой, не в состоянии двинуть парализованными ногами и руками.