Изъявления радости переходят в настоящий ураган восторга. Хайле Селассие пользуется популярностью в народе благодаря своим заслугам в борьбе за независимость страны, за ее прогресс.

В 1930 году его короновали на эфиопский престол. Целым рядом внутриполитических реформ он пытался воплотить в жизнь стремление прогрессивных элементов к тесной духовной связи с Европой.

Хайле Селассие подготовил проекты конституции и школьного образования, которые должны были способствовать общему прогрессу страны, но этим проектам помешала агрессия фашистской Италии.

Уже через пять лет после вступления на престол негус был вынужден эмигрировать, а его страна после героического сопротивления была оккупирована итальянскими войсками. Но и во время своего изгнания негус не прекращал борьбы. Однако его протесты в Лиге Наций не были в то время услышаны: великие империалистические державы соперничали друг с другом в гонке вооружений.

В начале 1941 года народы Эфиопии совместно с английскими войсками заставили итальянскую армию сложить оружие.

Хайле Селассие I вернулся в Эфиопию.

Намеченная им много лет назад программа начала осуществляться. При помощи займов у стран обеих мировых систем здесь стремятся развить легкую промышленность. Правительственной программой предусмотрено строительство новых школ и больниц.

На следующий день наш хозяин повел нас на свою банановую плантацию.

- Трудно было начать, - сказал он. - Тот, кто желает стать садоводом, должен быть одновременно строителем и каменщиком, организатором и инженером, потому что ему приходится рассчитывать только на самого себя. Почва хорошая. Вся Эфиопия могла бы стать цветущим садом будь здесь необходимые средства производства. Но пока крестьянин пашет сохой, здесь не многое может измениться. Страна находится в руках феодалов. Новые орудия и машины вряд ли придут в сельское хозяйство. Крупные аграрии хотят искусственно задержать нашу страну на нынешней стадии ее развития.

На следующий день еще до восхода солнца мы едем в степь. Пешком пробираемся через рощицу. Повсюду множество звериных следов. Вдруг в кустарнике раздается треск, и мимо нас проносится стадо изящных антилоп нана [так]. Мы хватаемся за камеры, но пугливые животные уже скрылись в лощине.

Час за часом бродим мы по округе. Много раз видим газелей [28], но они держатся на почтительном расстоянии. Наш проводник ведет нас к реке. Растительность в это время года все еще остается пышной, хотя период дождей давно миновал. Лианы красивыми гирляндами свисают с деревьев, преграждая нам путь, терновник царапает кожу.

В маленьких заводях реки большое оживление: еще издали слышится пронзительный крик обезьян. Осторожно подкрадываемся. В 200 метрах от нас у водопоя толпится стадо. Некоторое время мы молча наблюдаем эту сцену. Однако полуденное солнце побуждает нас к действиям. Мы пытаемся подойти поближе, но звери нас уже заметили. С возмущенным лаем стадо исчезает в джунглях. Лишь одна обезьяна осталась на часах у водопоя. Она, по-видимому, должна дать сигнал, когда угроза минует. Мы лежим в кустах и ждем. Но у водопоя тоже ждут. Так проходит час. С несколько неприятным чувством вспоминаем об обратном пути, о пустом желудке и о солнце, чей слабый свет уже не даст возможности сделать хороший снимок. Наконец мы сдаемся и оставляем свое укрытие.

Часовой у водоема издает короткий сигнал и удаляется. У обезьян оказывается больше терпения.

Обратный путь утомителен и труден. Лишь поздно вечером мы добираемся до крытой соломой хижины нашего хозяина. В разговоре снова оживают события последних дней, поездка через саванны и высокогорный район Восточной Африки.

Во дворе стоят наши мопеды. Завтра мы вернемся в Судан, чтобы продолжить путешествие на юг.

ПРАЗДНИК УРОЖАЯ В СТЕПИ

[Фото: 23.jpg]

Шейх народа динка немало удивлен нашему визиту. Сюда редко заезжают белые туристы. Этот крааль с круглыми глинобитными хижинами лежит где-то в бескрайней дали суданских степей, за много километров от больших деревень. Урожай дурра (хлебное сорго) убран, полевые работы закончены. По этому поводу должен состояться праздник, такой же, как и на нашей родине, за тысячи километров отсюда. Мы быстро подружились с сельским врачом, выпускником Хартумского университета, который прилично говорит по-английски. Его темная кожа и венец из красивых выпуклых рубцов вокруг лба - знак рода свидетельствуют о том, что он уроженец далекого Юга. Он с готовностью представляет нас вождю, и тот величественным движением руки предлагает нам занять место.

Мы сидим в тени хижины. В деревне насчитывается около ста тукулей. Высокая стена из ветвей и колючек терновника защищает крааль от нежеланных ночных посещений диких зверей. Материала для таких стен здесь достаточно, хотя терновник не доминирует здесь, как в северных степях.

Между хижинами царит оживление, словно в улье. Местные жители громко приветствуют гостей из соседних деревень, лежащих зачастую за много километров. Веселые рукопожатия, нескончаемые беседы. Мы снова слышим длиннейшую формулу приветствия, напоминающую скорее попеременное пение.

Объектом взволнованного спора является громадный бык, которого вождь пожертвовал в честь своих многочисленных гостей и который жарится сейчас на сильном огне.

Мы приехали в деревню ранним утром. С этого времени и без того узкая тень тукулей сократилась до минимума. Солнце почти в зените, а мы все еще ждем начала праздничных танцев.

Приготовлениям, кажется, не будет конца. Танцоры и танцовщицы тщательно гримируются, снова и снова критически осматривая свои высокие прически. Им помогают старые женщины, которые не участвуют больше в танцах; самые юные с широко раскрытыми глазами следят за церемонией.

Четыре женщины-динка возвращаются с реки Бахр-эль-Джебель. На головах у них покачиваются глиняные пузатые кувшины и старые четырехгалонные канистры. Вес некоторых из этих сосудов (разумеется, с водой) достигает полцентнера, но, несмотря на далекий путь, женщины не проявляют никакой усталости. Грациозные, прямые как свечи, идут они по направлению к деревне.

На долю женщины падает вся домашняя работа, начиная от ухода за многочисленными детьми и кончая доставкой питьевой воды. И тем не менее живут они на Юге много привольнее. Женщины-динка не заперты в темных гаремах, как их сестры на Севере. Они имеют право танцевать и бывать в обществе. Им чужды покрывала и рабское подчинение мужчине.

В ожидании мы прогуливаемся по деревне. Потом заходим или, точнее, влезаем (дверь очень низкая) внутрь тукуля. Обстановка скромная: постель из сухой травы, очаг, дым которого дочерна закоптил камышовую крышу, стопка ярких эмалированных мисок и несколько глиняных кувшинов, сохраняющих воду всегда свежей и холодной.

Время от времени к нам наведывается врач.

- Подождите немного, скоро должно начаться. - Это мы слышим с самого утра. - Если вам негде убить время, осмотрите мой медицинский пункт.

Мы идем на медпункт. В прихожей ждет приема добрая дюжина африканцев. Они явились сюда вместе с семьями - таков обычай многих народов в Африке.

Наш провожатый ведет нас в приемную и с гордостью показывает блестящие инструменты.

- Больше всего забот нам доставляет сыпной тиф. С сонной болезнью на Юге мы, к счастью, покончили. Муха цеце уже не страшна людям, хотя для скота она все еще опасна [29].

Мы быстро записываем.

- Кроме того, у нас часты случаи заболевания желтой лихорадкой. В настоящее время мы проводим по стране профилактические прививки.

Об этом мы уже слыхали. Примерно в 300 километрах севернее нам встретился на пути одетый во все белое санитар с ампулами и шприцем. Он делал прививки всем, едущим на юг.

- Остальные болезни те же, что повсюду. Видите, вон мальчик с трахомой, а у тех колотые раны, и я должен сменить им повязки.

Мы перелистываем английские медицинские журналы. Видно, что их тщательно изучают. Кое-где сделаны отметки на полях, одна статья очерчена красным.