Но об этом - позже.

6

Некоторые более серьезные люди из наших "абитуриентов" хотели иного. Им нужен, говорил каждый из них, настоящий диплом, выданный институтом, а образования у них якобы хватает.

Тогда по заданию одного маэстро я стал говорить, что это возможно, что диплом будет легальным, но стоить не пятьсот, а пять тысяч рублей. Это в тогдашней стране стоило примерно столько же, сколько в сегодняшней - пять тысяч долларов. Довольно приличная сумма. Я спрашиваю: какой институт нужен? Называют желанный институт. Я еду туда с полномочиями Особой Инспекции МВД СССР и в личине капитана Аристова. Далее, по ходу "расследования", я просматриваю документацию за тот год, которым мой клиент хотел бы завершить свое высшее образование. В гроссбухах есть исходные данные обо всех выпускниках. Моя задача состояла в том, чтобы некоего имярека внедрить в этот список - и всего-то делов, как говорят на юге Магаданской области.

То есть, вписать фамилию и стереотипные данные заказчика в этот кондуит, потому что когда в институт приходит запрос о выпускнике, то институтские архивариусы смотрят именно в эти списки. Каждый выпуск приблизительно триста человек, а каждая страница вмещает приблизительно тридцать фамилий - иголку не просунешь. Если не находилось места для уважаемого клиента, то мы изымали документы на пару дней и полностью переписывали нужную нам страницу.

Мало того, мы вели клиента с курса на курс со всеми заведенными на него сопроводиловками. Для этого брали личное дело какого-нибудь студента и фабриковали дубль два. А потом осуществлялся тривиальный подлог. Возвращая в архив истинное личное дело, добавляли и подложное. Все? Все да не все. После всего этого я награждаю клиента моим дипломом, он его якобы теряет, получает в институте дубликат по запросу с места и уже тогда рассчитывается со мной. Как говорили в таких случаях скромные герои газетных полос: работа наша трудная, но в ней есть элементы творчества.

...Когда я вернулся в Киев, то узнал, что все из нашей бригады торгуют дипломами, а небезызвестный читателю Юрий Грейманович Юдкин продает их каким-то своим кагэбэшникам по десять рублей за штуку в гостинице "Лыбидь" в Киеве чтобы тут же в кабаке погудеть вечером.

7

Но пришла пора рассказать про то, на чем же мы засыпались.

Дело в том, что когда мы делали ночные шмоны у еврейских "коммерсантов" и гешефтмахеров, то наутро многие из них понимали, что ни к милиции, ни к прокуратуре ночные визитеры никакого отношения не имели. Но они, тертые калачи, не желали слышать от настоящих ментов: "Откуда у вас, простого советского человека, ценности на астрономическую сумму?" И они благоразумно помалкивали.

Но однажды Яшка Богатырев продал диплом своему знакомому, а коллеги Яшки ночью пришли этот диплом "с понтом" конфисковывать. Он, жадный до умиления чувств Яшка, практиковал одно время такую схему, глупее которой придумать мог бы только Петя Липкин, играющий в войну. Взяли яшкины люди этот диплом. Взяли кое-что из ценностей и кое-какие деньги. А брат "клиента" на нашу беду работал в уголовном розыске Киева. Он по информации "клиента" понял, что работает одна и та же бригада, о деятельности которой гудит вся киевская милиция. И обыватель, естественно, был наслышан.

Естественно, сыскарь включает верховое чутье и спрашивает своего униженного и оскорбленного братца о том, с кем он имел дело по диплому. Тот знает Яшу как облупленного и называет его. За Яшей устанавливается наблюдение. Дальнейшее нетрудно себе представить в динамике: наружное наблюдение - проходная завода - институт - отдел кадров - личные дела опознание. Все. Вся банда налицо.

Неутолимая Яшкина алчность стала началом очередного моего краха.

Меня в Киеве зовут Коля Шмайс. Почему? Я был дерзким. Был готов на все. Ирина Владимировна Вологодская, моя жена, всегда говорила: как же это нехорошо, Николай... Ей было противно, когда говорили Коля Шмайс. Я согласен с ней, но что можно теперь поделать? Я и пишу эту книгу. Пишу много лет, чтобы понять самого себя, а значит и тех, кому еще предстоят этапы. Их-то я и надеюсь предостеречь от борьбы с системой на криминальной стезе.

Система - самый сильный и многоглавый жулик. Как сказал один поэт: "...Ей отрубают голову, а у нее их три вырастает!"

Позже, на тюремных нарах у меня было много времени для раздумий... Как можно было суммировать все предшествующие нарам аферы и с какой личной меркой подходить к их оценке? Решил начать по алфавиту: на букву А - два вида преступлений, на Б - семь, на В, Г, Д... И далее - тоже не пусто. Наша группа была устойчивой и получалось у нас многое. А что в итоге? Кто мы и кто наши жертвы?

8

Ну вот, например, у того же Юдкина Юрия Греймановича был дальний родственник - Зиновий Аронович, живший под милой домашней кликухой Зюня. Шел Зюне девятый десяток на то время, о котором мой сказ. А отец Юдкина Грейман - был генерал-директором Московского пароходства, потом его посадили по линии ОРСа.43 И у этого папеле Греймана была двоюродная сестра. Она была горбата и малоупитана.

Кто ее замуж возьмет?

Находят Зиновия Ароновича Кассо, такого же еврея, и говорят:

- Возьми ее замуж.

Зиновий Аронович говорит:

- Я бы взял-таки, я ее почти люблю, но какое уже приданое вы за ней дадите бедному Зюне?

А давали за ней пятьдесят монет золотыми десятками плюс автомашину АМО из первого выпуска правительственных машин.

Зюня женился, расписался в ЗАГСе, прописал невесту к себе в отчужденную у русской буржуазии коммуналку на улице имени своего земляка товарища Володарского. Но после первой брачной ночи немедленно изгнал не сказать, что девушку. Не успел донестись из-под мрачных сводов коммуналки девичий крик, постепенно переходящий в женский, как бывшая невеста стала бывшей женой.

Родственники обманутой мадам Цыли сказали тому Зюне, что он категорически не прав.

- Надо жить хорошо! - сказали те родственники тому Зюне. - Или же ты верни нам уже золото или же мы вернем тебе уже не Цылю, а разбитое вероломством беременное существо!

Зюня напрягся и взял вес, ибо как правоверному еврею жить хорошо, не имея золотого запаса из резервов страны проживания.

И так с двадцатых годов и по семидесятые, когда мы уже-таки Зюню растрясли, они с женою жили в одной комнате той коммуналки. Но стояли у них две кровати. На одной кровати кочевал в будущее столетие Зюня, а на другой ночевала его жена. Так пятьдесят лет, пока не явились мы, я и Джоуль, с постановлениями на обыск.

А наколку дал - кто бы вы думали? Ее дал родственничек старого Зюни юный Юра Юдкин. Он сказал, что Зюня так и живет с продажи царских золотых червонцев. Хватит.

Приходим. Зюня дома - Цыли нет. Она работала где-то гардеробщицей.

Я ему:

- Зиновий Аронович, мы из ЧеКа!

Говорю так потому, что ни КГБ, ни НКВД он уже знать не хотел - ему подай ЧеКа.

- Мы пришли произвести у вас обыск на основании подозрений, что вы экономический диверсант, что много лет совершаете незаконные валютные операции...

Старик молчит.

Мы ему вкачиваем:

- Статья 88-я... Высшая мера наказания... Петровка, 38...- и тому подобное.

Молчит.

Мы начинаем шмон.

Обыскали все. Нашли несколько золотых челюстей - монеты нет. Нашли золотые часы фирмы "Павел Буре" с четырьмя камушками, часы-мадальон женские "Мозыръ" и еще какую-то мелочь. Всего грамм сто пятьдесят золота.

Я сделал вид, что пришла пора везти старика в подвалы "ЧеКа" и ломать. Сказал, что он уже не выйдет оттуда по причине преклонных лет и что золото ему уже не понадобится. Оно вернется к бывшей невесте Цыле.

И тогда Зюня говорит примерно такую речь:

- Товарищи советские милиционеры! И я сам, и моя супруга - бывшие сотрудники ЧеКа... Мы расстреливали беляков за большевицкую власть в суровые годы гражданской войны! Мы стреляли-таки в тридцать седьмом году троцкистов-бухаринцев! Но скажу чистую правду: я работал шофером уже на труповозке! И после этого мне уже горбатые девушки казались красавицами! А расстреливала людей она - моя жена Цыля!.. И монеты уже продавала она! Это-таки были ее монеты!