От разрывов огромных фугасов содрогалась земля. Я остановил свой танк у обочины дороги. Откинув назад люк башни, с тревогой следил за действиями вражеских самолетов. Страх за свою жизнь отошел на задний план. Голова была заполнена другим: "Неужели весь батальон погибнет от бомбежки, не вступив в бой? Тысячу раз прав был тот грозный полковник, когда разносил меня... Ведь могли же мы проскочить этот опасный участок ночью!"

Бомбежка длилась еще несколько минут. Потом гул моторов в воздухе стал постепенно стихать, фашистские самолеты отвалили в сторону, улетели на запад. Только тогда я увидел недалеко от себя Армана и Ткачева, стоявших у одинокого дерева. Полковник не казался уже таким грозным и страшным, из-под суровых сросшихся бровей светились его умные, выразительные глаза.

- Ну, комбат, кто из нас прав?

- Да, признаюсь, я виноват. Этого налета можно было избежать...

- Полагаю, вы больше такого не повторите? - На строгом лице Армана промелькнула чуть заметная улыбка. - А ребята у вас молодцы. Не растерялись. Первое воздушное крещение приняли мужественно. Я ожидал худшего.

- Ведь батальон-то у нас какой? Комсомольский! - заметил молчавший до того Ткачев.

- Наверное, больше всех испугалась я, - тоненьким голоском проговорила наш батальонный врач Людмила Федорова, каким-то образом очутившаяся рядом. Ведь первый раз, товарищ полковник, без привычки...

Услышав слова Федоровой, я еще раз внимательно оглядел полковника. Только теперь я увидел на его груди орден Ленина, Золотую Звезду Героя Советского Союза и узнал этого человека. Мы учились в одной академии. Он на выпускном, я - на первом курсе.

Старейший танкист нашей академии Поль Матисович Арман был человеком удивительной судьбы.

Нам, молодым командирам, прошлое Армана казалось романтичным и увлекательным. Выходец из Прибалтики, он долгие годы скитался по белу свету. Жил в Америке, перекочевал во Францию. После революции приехал на Родину, стал членом Коммунистической партии. Свой жизненный путь Арман навсегда связал с армией. Как танкист, много сделал для развития бронетанковых войск.

Человек пылкой натуры и неукротимой энергии, Поль Матисович не мог остаться в стороне от бурных событий нашей эпохи. Когда в Испании прогремели выстрелы фашистских молодчиков генерала Франко, Арман в числе первых добровольцев встал на защиту республики. Его видели во главе танкового батальона под Гвадалахарой, он с ожесточением сражался в Мадриде в составе интернациональной бригады. На Родину Арман вернулся Героем Советского Союза...

Расставшись с Полем Матисовичем, я догнал батальон, стал в голову колонны. Танкисты более уверенно пошли на соединение со стрелковой дивизией.

Со стороны города Белый доносились глухие взрывы. Дым и пламя поднимались к небу. Третий день гитлеровцы расправлялись с маленьким прифронтовым городком.

Деревянные домики давно сгорели. Десяток двухэтажных каменных строений был тоже объят пламенем. Батальонная разведка, высланная вперед, вернулась с неутешительными данными: с севера город обойти невозможно.

Оставалось проскочить по узким горящим улицам. В воздухе опять появились "юнкерсы". Завязался воздушный бой. Наши "чайки" подоспели вовремя и сразу пошли в атаку. Этим мы и воспользовались. С закрытыми люками танки нырнули в объятый пламенем город. Вслед за танками - автомашины, покрытые брезентами и плащ-палатками.

Вырвались на дорогу. Навстречу нам двигались толпы людей. Шли они медленно, понурив головы, тащили на себе громоздкие корзины и узлы. Это женщины и дети спасались от фашистов.

То и дело попадались санитарные машины с ранеными.

Приближался фронт.

У развилки дорог, идущих на запад и юг, нас встретил тот же самый, недавно казавшийся грозным полковник Арман. Он улыбнулся мне, как старому знакомому, и знаком указал следовать за собой. Он же проводил нас в намеченный район. На этом миссия Армана была окончена. Он возвращался к себе в дивизию - в ржевские леса. А наш батальон входил отныне в состав 242-й стрелковой дивизии Западного фронта.

Первый поединок

Командир дивизии генерал-майор Кирилл Алексеевич Коваленко встретил меня очень радушно. Узнав, что в батальоне тридцать танков, генерал широко улыбнулся. Для него это был приятный сюрприз.

Коваленко представил меня группе штабных командиров, собравшихся на зеленой лесной поляне.

- Виктор Сергеевич, - обратился командир дивизии к стоявшему рядом с ним подполковнику, - остановимся на вашем варианте: пошлем Полякова и командира танкового батальона. Пусть проведут разведку боем, тогда прояснится обстановка.

Как тесен мир! С Виктором Сергеевичем Глебовым, к которому обратился генерал Коваленко, я был знаком. Он отправился на фронт одним из первых в нашей академии.

Через минуту, едва от нас отошел генерал, мы уже обнимались и по извечной мужской привычке колошматили друг друга по плечам от избытка чувств.

- Вот уж не представляю тебя без Белякова и Жмурова. Небось горевали хлопцы?

Глебову и другим однокурсникам хорошо была известна долголетняя дружба трех дальневосточных танкистов.

Перейдя к делам, начальник штаба рассказал о предстоящих действиях дивизии и изложил план использования нашего батальона.

- Ты тут часок-другой повремени, и мы вручим тебе боевой приказ.

Не теряя времени, я обошел различные отделения штаба дивизии, оформляя денежные, продовольственные и вещевые аттестаты. Ткачев притащил в машину номера дивизионной газеты "На защиту Родины", связался с политотдельцами.

Оперативный дежурный разыскал меня и повел к комдиву. Высокий генерал с трудом помещался в низком блиндаже. Тут же у походного столика сидел Глебов, подписывавший боевое распоряжение.

Комдив пригласил меня к столику, на котором лежала карта. Спокойным голосом заговорил:

- Только что из штаба армии получена сводка: враг овладел Духовщиной и развивает наступление на станцию Ломоносове. Мы ожидаем его к исходу завтрашнего дня. Вы, Виктор Сергеевич, - обратился генерал к Глебову, свяжите Полякова с танкистами, организуйте их действия на завтра. А вас, комбат, прошу завтра действовать решительно. Даже если пехота Полякова где-нибудь застрянет, отрывайтесь от нее и шагайте вперед. И обязательно притащите нам "языка". Три дня уже воюем, а кто перед нами, так и не узнали.

Коваленко, согнувшись, боком выполз из узких дверей.

В блиндаже стало сразу просторно и даже светло.

С КП дивизии мы уехали, когда уже стемнело. Я приткнулся в углу заднего сиденья машины и попытался уснуть.

Дорога была избитая, ухабистая. Нас бросало из стороны в сторону. Ткачев ерзал, не находил себе места. Рядом с шофером пристроился командир взвода лейтенант Петр Москалев. Из разговора выяснилось, что Москалев уроженец этих мест. Здесь, на Смоленщине, прошло его детство, а в нескольких километрах отсюда находится деревня Чуркино, его родина. Деревня была в руках фашистов, а мать и две сестренки лейтенанта не успели эвакуироваться.

Машина въехала в Батурино. Москалев попросил шофера остановиться и показал нам большое кирпичное здание школы-десятилетки. Два года назад он ее окончил. Райком комсомола направил юношу в Харьковское танковое училище. Петр досрочно окончил училище, ему присвоено звание лейтенант, и вот вместе с нами он прибыл на фронт.

Много интересного поведал нам Москалев. Особенно охотно рассказывал о родных и своем колхозе.

- Я здесь каждую тропку исходил! Каждое дерево мне знакомо! восторженно говорил он нам.

- Ладно, ладно, завтра проверим все ваши познания по географии здешних мест, - буркнул Ткачев.

Навстречу нам потянулись артиллерия и обозы. К линии фронта по опушкам леса гуськом пробиралась пехота. А в воздухе дежурил немецкий самолет-разведчик "горбыль".

Приготовления к предстоящим боям развернулись вовсю. Заместители командиров рот - эти, как их называли, вечные труженики-масленщики - не отходили от танков: регулировались моторы, гусеницы, заправлялись машины. В ротах проходили комсомольские собрания. Только поздней ночью уснули танкисты.