И точку эту поставил он, ни сном ни духом не ведая, чем обернется маленькое безобидное пятнышко. И память услужливо выдала - это было так: ...стрекот печатающего устройства смолк, но бумажная лента продолжала медленно выползать из щели дешифратора. В сгустившейся тишине ее шуршание воспринималось раздражающим треском.
- Выключи,- тихо попросил Антон Давыдович.
Иван щелкнул переключателем, лента остановилась.
Кореиьков, тяжело опершись на стол, стащил с головы шлем.
- Николай Ильич,- осторожно окликнул Антон Давыдович.
Тот молчал, глядя перед собой невидящими глазами.
Потом вроде пришел в себя, пристально огляделся, привстав, снова сел.
- Ваня, дай, пожалуйста, ленту,- попросил Антон Давыдович и повернулся к Коренькову: - Вы хорошо себя чувствуете?
Тот кивнул, глядя мимо. Саша с Иваном переглянулись - мужик явно еще не очень в себе. Антон Давыдович это, конечно, тоже понимал, его самого трясло при одном только взгляде на скрученную в рулончик ленту. А Коренькову каково? И Антон Давыдович, инстинктивно пытаясь снять сгущающееся напряжение, обыденным - как будто ничего особенного не произошло - тоном спросил, протягивая ленту: - Николай Ильич, прежде чем обсудить некоторые детали, не хотели бы вы просмотреть запись?
Кореньков встал и, ни к кому не обращаясь, глухо сказал: - Я хочу домой...
- Да как можно? - чуть не вскрикнул Антон Давыдович.
И Кореньков, будто вдруг опомнясь, снова сел и сказал словно про себя: - Да, сейчас это просто невозможно...
- Ну, конечно, невозможно! - обрадовался Антон Давыдович.- О стольком ведь еще переговорить надо!
Кореньков кивал: - Да... да...
Ивану что-то не понравилось в этом машинальном "да-да", но, вспомнив собственное состояние - тогда, когда вынырнул "монеткой" в городском саду, подумал: "как тут не очуметь".
Но Кореньков, к всеобщей радости, довольно быстро пришел в себя, как показалось, окончательно. И первым делом внимательно прочитал запись сенсокоммуникатора.
Потом принялся за хронограммы. Антон Давыдович шепнул Алексею: "Ни о чем не расспрашивать, успеется", и сказал громко; - Ну, что ж, товарищи, пока Николай Ильич знакомится с материалом, нам тоже сидеть сложа руки не стоит...
Сдерживая нетерпение, Антон Давидович просматривал выкладки к отчету, вполголоса переговариваясь о Алексеем. Иван по обыкновению что-то там паял в своем углу. С виду все было, как всегда - обычный рабочий день, если не считать, что за столом сидит и читает хронограммы из восьмого века белобрысый мужичок, которому от роду примерно тысяча двести лет. Едва Иван успел об этом подумать, как гость вдруг негромко спросил: - А куда вы ездили за всем этим?
Иван оглянулся, Антон с Алексеем закопались в бумаги, вопроса не слышали.
- Да вот сюда примерно.- Иван ткнул паяльником в карту, висевшую над верстаком. Карта была новенькая, пленкой прозрачной оклеенная. Иван не рассчитал движения и под жальцем паяльника пленка мгновенно истаяла, застыв темной капелькой. Иван про себя чертыхнулся, а гость, равнодушно покосившись на карту, снова принялся за хронограммы...
- Сумасшествие какое-то - "домой ушел",- вдруг гневно сказал Антон Давыдович.- Не домой, а головой в омут!
- Ну да,- догадался Алексей,- если он через границу полез, его же черт-те куда закинуть может!
- Не закинет,- мрачно сказал Иван и ткнул рукой в сторону стеллажа,техника надежная.
- О чем ты? - остро глянул на него Антон Давыдович, оглянулся на стеллаж и все понял: - Запасное реле!
Иван кивнул, насупясь,- сам среди прочего показал гостю и приборчик, с помощью которого биоры соскочили на нужном "этаже".
- Когда же он его взял? - недоуменно спросил Алексей.
- Когда, когда... Долго ли в карман сунуть,- хмуро отозвался Иван,- да что об этом говорить...
Антон Давыдович резко надорвал второй конверт, быстро пробежал, чертыхнулся, протянул Ивану: - Читай.
Иван неохотно развернул листок, буквы поплясывали перед глазами, никак не сосредоточиться, сказал: - Пусть Алексей Иванович прочитает. Он же у нас чтец-декламатор.
Алексей взял листок, не споря.
"Вы остаетесь дома. Я - ухожу домой. Рано или поздно я должен был понять это странное пророчество волка: однажды ночью встанет солнце в полнеба, и настанет день, и уйдет мальчик, и придет мальчик, и поймут люди, что кончается мир ночи и начинается мир дня. Рано или поздно я должен был прочесть эти слова так: и уйдет мальчик, и вернется мальчик...
Спасибо вам - потому что вы создали волка. Он спас меня тысячу лет назад. Тысячу лет спустя он пришел снова - и я вспомнил, я понял, я слышу: кричит сова... И - ухожу домой. Потому что там беда".
Алексей перевернул листок - вторая сторона была чистой.
- Вот такие пироги,- сказал Антон Давыдович.
Иван промолчал - такие "пироги" враз не переваришь.
Алексей помолчал и вдруг с грустью сказал: - Ну, кто бы мог подумать, что наша затея с биорами вот так и закончится.
- Ничего не закончилось.- Антон Давыдович смотрел пристально.- Путь познания бесконечен. У него не может быть конца.
Алексей подумал, улыбнулся неожиданной мысли: - Значит, вздумай я написать обо всем этом, последняя строка должна быть: продолжение следует?
- Да. Продолжение следует.
- Какое? - вдруг спросил Иван,- Какое?
эпилог
1
Далеко впереди, у самого горизонта всплыло едва различимое облачко. Постукивая суковатым посохом, он брел прямо в слепящее небо. И только, когда слух уловил далекий топот, он увидел, что прямо на него, в стремительно растущем гигантским грибом облаке пыли, несутся, нахлестывая коней, черные всадники. Металась над облаком серая птица, но крик ее глох в топоте и храпе коней. Еще одно мгновение, и осколок, брызнувший из-под копыта, рассек ему щеку, красная струйка пробороздила пыль на лице и замерла сосулькой в бороде. Отчаянно вскрикнула птица, и взлетел черный меч...
2.
Развитие биосферы на нашей планете обязано маловероятному сочетанию благоприятных факторов как в начале формирования жизни, так и в течение последующих миллиардов лет. Временами интенсивность отдельных факторов достигала критических значений. Большая сложность биосферы, способность к саморегуляции обеспечивала возможность выхода из кризисов путем внутренних перестроек. Однако нет оснований рассчитывать, что биосфера и впредь будет развиваться только в направлении прогресса. Напротив, в ней, как и в любой саморазвивающейся системе, таится возможность самоуничтожения... Я что, я уйду, я сквозь землю провалюсь. Я в другом месте выйду. А тут пустынь будет, ветер пыль гонять будет, студ каленый землю жечь будет, уйдут человеки отсюда, нельзя жить будет, пусто место станет... Охо-хо, много пустых мест по земле, сколько еще будет... Помни, дитя человеческое, лес это сук, па котором сидите вы, человеки, а рубите же сук под собой.. А сова кричит, кричит, да никто не слышит.,.
3.
Начиная с 3200 года до нашей эры по середину двадцатого века на земном шаре отполыхало 14513 войн. Две из них - мировые. За последние пять тысяч лет человеческой истории набирается всего 392 мирных года. Во всех этих войнах полегло в землю около четырех миллиардов человек - армии, поколения, цивилизации. Природа отвечает на это единственным известным ей способом: если виду грозит опасность уничтожения, она заставляет его размножаться пропорционально степени угрозы. Слепая природа не видит, что в этом конкретном и единственном случае угроза существованию вида - не извне. Она гнездится в самом существе человека... Беззвучно гремела музыка, извивались в немом танце фигуры, неслись по автострадам машины, толпы тащили транспаранты. Толпы, толпы, толпы... Толпы муравьев облепили шарик. Муравьи мчат в автомобилях, суетятся на космодромах, строят дома. Муравьи кишат, любят, сходятся и расходятся, обжираются и голодают. Муравьи пишут книги, пляшут до упаду, придумывают себе имена и дела. Муравьи мнят себя венцом творения! Он положил ладонь на Клавишу. В клетке вскрикнула сова. Сейчас он легонько, совсем легонько надавит - и из шахты медленно тронется и поползет вверх, утробно урча, палка в сто мегатонн... А через три минуты двадцать три секунды она воткнется в муравейник. Через три минуты двадцать три секунды начнется последняя мировая война - и конец муравейнику по имени Земля!