— И еще один на подходе, — добавила Витора.

— Вот это да! Впрочем, что говорить, ему легче поднять две дюжины, чем мне одного.

— Да ты почем знаешь?

Большим пальцем Фемио указал на дверь в коридор.

— Начальник-то? — сказал он. — Да для него сто миллионов не деньги, разве не так?

— Нынче деньги, что вода.

Фемио развел руками.

— Пускай так, — сказал он. — Ну, а коли тебе нравится надрываться здесь за семь реалов, это уже другая песня.

Кико не шевелился, но когда Фемио замолчал, он спросил:

— А пистолета у тебя тоже нет?

— Нету.

— А мне обещала пистолет тетя Куки.

— Тебе легче.

Витора сидела как в воду опущенная. Поставив локти на стол, она подперла голову рукой:

— А что Абелардо?

— Он-то остается. Но с ним мы уже поговорили, я выложил ему все начистоту.

— Вы что, поцапались?

— Ну, не совсем, но кое-что было. Вышли мы с призывного пункта, он и говорит: «Ну и невезуха тебе, лопух», а я ему: «Постой, постой, у меня есть отец, есть мать, по пять пальцев на каждой руке и кое-что еще, так что смотри выбирай слова». Парень сразу же на попятный: «Да я… Да я не о том. Тебе вечно достается что погорячей». А я ему на это: «Знаешь, Абелардо, прежде чем говорить, надо подумать, не то вдруг тебя неверно поймут». Здорово, да?

Фемио поднял голову и стал обозревать кухню. Потом поднялся со стула. Он понемногу осваивался. Кико оглядывал его с ног до головы. Фемио расстегнул карман гимнастерки и вытащил из пачки сигарету «Сельта». Закурив, склонил голову набок и прикрыл глаза. После глубокой затяжки сказал:

— Занятно тут у тебя.

Оглядев плиту с красным верхом, он оперся на нее и ткнул сигаретой в сторону колонки:

— А это для чего?

— Чтобы мыть посуду горячей водой, — ответила Витора.

Фемио усмехнулся.

— Надо же, все удобства, — сказал он.

Кико робко потянул его за штанину.

— Фемио, — спросил он, — ты там убьешь много плохих?

— Нет, парень, — солдат наклонился к мальчику, — охота была.

— А папа убил сто плохих.

— Твой папаша везде поспел.

Вдруг безо всякого перехода Витора громко зарыдала, прикрыв глаза рукавом. Фемио шагнул к ней.

— Ну, не надо уж так, — сказал он.

Витора всхлипывала, икала, бормотала неразборчивые слова. Мальчик обнял ее ноги.

— Не плачь, Вито, — заныл он.

Фемио добавил:

— И чего это тебе вздумалось, скажи на милость? Там и женщин-то нет, так что можешь не беспокоиться.

Витора подняла залитое слезами лицо.

— А черные? — спросила она.

Фемио презрительно скривил губы:

— Черные — да разве это женщины?

Плач Виторы внезапно оборвался.

— Ну, положим, — сказала она, — для того, что вам надо, они еще как сгодятся.

Фемио обнял одной рукой ее спину, его пальцы скользнули за вырез платья.

— Мне по душе беленькое, сама знаешь, и чем белее, тем лучше.

Витора отвела его руку.

— Ну-ка брось, — сказала она и улыбнулась сквозь слезы. — Когда еще теперь мы проведем с тобой вечерок у сеньора Макарио…

— У сеньора Макарио? — переспросил Фемио. — Да меня туда после воскресного и на аркане не затянешь.

— Вот еще! Да он-то чем виноват?

— А тем, что надо все устраивать по-человечески, вот чем. По-твоему, это дело: драть с человека по восемь монет, чтобы потом ты целый вечер прыгал из окна всякий раз, как учуешь полицию?

— Ой, не говори, я чуть не напрудила со смеху.

Кико подошел к ней.

— Ты описалась, Вито? — спросил он.

Витора подскочила как ужаленная.

— Убери руку, живо!

Фемио бросил окурок на пол.

— Смотри-ка, малец не промах.

Витора смутилась.

— Не думай, он это не со зла, — сказала она.

Они стояли друг против друга.

— Я ничего не думаю. — И он обнял ее за талию.

Кико снова подергал его за штанину.

— Почему ты не останешься здесь ночевать, Фемио?

Витора отстранилась от солдата.

— Да у нас нету лишней кровати, голубь.

— Есть, — сказал Кико.

— Есть? Где же это?

Мальчик указал на гладильную.

— Пусть спит с тобой, на кровати Севе.

Витора прижала обе руки к лицу.

— Господь с тобой! — сказала она. — Придержи язык.

— Как папа и мама, — продолжал Кико.

Фемио смеялся, чтобы скрыть смущение.

— Знаешь, ты хоть и клоп, но у тебя водятся толковые мыслишки.

Он лукаво посмотрел на мальчика, потом вытащил еще одну сигарету и зажег ее, прикрыв глаза и защищая огонек рукой. Кико спросил:

— Фемио, а Африка далеко?

— Далеко.

— Дальше, чем пруд с утками?

— Дальше.

— Дальше, чем ярмарка?

— Дальше.

Кико призадумался на секунду.

— Даже дальше, чем Другой папин дом?

— Дальше, паренек.

Кико взмахнул правой рукой.

— Обалдеть! — сказал он.

Витора все еще была в смущении.

— Этому ребенку чего только не придет в голову, — сказала она.

— Ну, у него губа не дура, — и Фемио подошел к Виторе. — Значит, мир?

Витора нежно посмотрела на него:

— Что уж тут поделаешь.

— Плакать больше не будешь?

Витора покачала головой. Они стояли лицом к лицу, ничто их не разделяло, и он шагнул еще ближе, обнял ее за талию и поцеловал в губы. Рука Виторы цеплялась за спину солдата, возле складки на гимнастерке. И поскольку она не противилась, Фемио поцеловал ее еще раз, покрепче, охватив весь рот девушки приоткрытыми губами. Кико смотрел на них ошеломленными глазами и, видя, что поцелуй не кончается, заколотил Фемио по ноге, крича:

— Эй ты, не смей ее кусать!

Но ни Витора, ни Фемио не слышали его, и он продолжал бить и кричать:

— Ты, не смей ее кусать!

Фемио не обращал на него ни малейшего внимания. Тогда мальчик отскочил от солдата, привстал на цыпочки, открыл дверь и бросился в коридор, громко сзывая всех:

— Мама, Доми, Хуан, сюда! Фемио кусает Вито!

6 часов вечера

Когда Мама и следом за ней Доми вошли на кухню, Фемио стоял навытяжку — пятки вместе, носки врозь, — наклонив голову, словно больше всего на свете его интересовала фуражка, которую он крутил в руках. Витора, криво улыбаясь, стояла в трех метрах от него, у мраморного стола, и кожа вокруг ее губ покраснела так же ярко, как сами губы. Кико шел впереди и тянул Маму за руку, но увидев, что Витора и Фемио стоят в разных углах, застыл на месте.

— Уже нет, — протянул он разочарованно.

Мама сказала:

— Я так испугалась. Подумала, что вы ссоритесь.

Витора пыталась делать вид, что ничего не произошло, но ее выдавал каждый жест, каждое слово.

— Все штучки Кико, — сказала она с вымученным смешком.

Доми, держа девочку на руках, подмигнула ей и подхватила:

— Этот мальчик если чего не увидит, так выдумает.

Мама стояла посреди кухни неподвижно, точно пугало.

— Простите, — повторила она.

Витора вдруг шагнула вперед.

— Постойте, я ведь вас еще не познакомила, — сказала она. — Это — моя хозяйка. Это — он.

Мама протянула Фемио руку.

— Очень приятно, — сказала она.

— Сеньору Доми ты уже знаешь.

— Как живете, сеньора Доми? — спросил Фемио.

— Да что тебе сказать, сынок, — ответила Доми. — Как всегда.

Фемио продолжал крутить фуражку в руках. Мама сказала:

— Значит, уезжаете?

— Да, завтра.

Мама медленно качнула головой.

— Вы и не заметите, как уже вернетесь, — сказала она.— Время летит так быстро. — Она опять протянула ему руку.— Ну, хорошо, очень приятно было познакомиться, желаю удачи.

Подойдя к двери, она обернулась, взяла Кико за руку и вытащила из кухни, сказав тихо, но настойчиво:

— Идем! Вечно ты встреваешь в то, что тебя не касается,— и обратилась к Доми: — Уведите детей в комнату.

По вечерам мамины шаги звучали громче, чем по утрам, Витора часто говорила: «Что мне больше всего нравится в твоей маме, так это как она ходит». Быстро и твердо стуча каблуками, Мама прошла в гостиную. Кико подстроил свой шаг к шагам Хуана и промаршировал в детскую вслед за братом.