Когда бой за Вормдит был еще в полном разгаре, наш дозор заметил пожилую немку, шедшую из соседнего селения. Ее повели к командиру. По дороге в штаб она все старалась что-то рассказать. Выяснилось, что невдалеке на хуторе, километрах в трех, скрываются восемь вооруженных.

- Эс зинд нацистен, ахт нацистен, эсэсляйте, - твердила она. (Это нацисты, восемь нацистов-эсэсовцев.)

Решили выделить небольшую группу, часть ее расположить на опушке леса в полукилометре от хутора, а остальных послать прямо на хутор. Эсэсовцы, надо полагать, не примут боя, начнут отходить к лесу. Тут-то их и встретят бойцы, оставленные на опушке.

Семь человек во главе с сержантом Хабибулиным отделились от нашей группы и быстро направились к лесу. Остальные пошли лощиной. В километре от хутора, когда показались верхушки росших возле него деревьев, немка указала бойцам дорогу, а сама отстала.

Рассыпались цепочкой и пошли к хутору. Но фашисты не только не приняли боя, но даже не попытались бежать. Это были эсэсовцы из отряда, выгонявшего мирное население, не успевшие отступить. Они сдались.

- Спасибо, спасибо, мать! - говорили немке наши бойцы.

Женщина улыбалась в ответ и кивала головой.

Ветры, дующие с севера, приносили запах моря, запах победы.

Генерал Мюллер бросал в контратаки одну дивизию за другой. Это была вспышка злобы и отчаяния. Немцы гибли тысячами, а контратаки все учащались. Мюллер посылал всех, кто был под рукой: молодых и старых, эсэсовцев и штрафников.

Нужно отдать должное Мюллеру: он действовал довольно умело. Перед нашим правым флангом, глубже вклинившимся в оборону противника, появились части резервной пехотной дивизии; моторизованная дивизия противника, стоявшая перед нашими частями, наступавшими в центре, была усилена боевой группой "Шредер", а перед наступающими на Вормдит частями генерала Веревкина вновь появилась танковая дивизия "Великая Германия", которая до этого приводила себя в порядок, находясь во втором эшелоне.

Мы хорошо изучили своего врага и знали, что контратаки - его излюбленный метод воздействия на наши наступающие войска. Применяет он их обычно для того, чтобы восстановить утраченное положение или чтобы лишь остановить наши продвигающиеся части. В первом случае гитлеровцы решительно идут на сближение с нашими боевыми порядками, во втором же обычно лишь демонстрируют сближение, чтобы заставить наши части отказаться от продвижения и перейти к обороне. Когда 7 февраля на рассвете после довольно сильной артиллерийской подготовки немцы бросились в контр атаку, мы поняли, что это отчаянная попытка любой ценой восстановить свое положение в укрепленном районе.

Генерал Мюллер поставил на карту все, что имел. А имел он еще много. Мы превосходили его, как прежде, количеством артиллерийских стволов, но использовать преимущество нашей артиллерии в день немецкого контрудара не могли, так как подвезенные артснаряды были израсходованы в наступательных операциях предыдущих двух дней.

Оставалось принять решение на переход к обороне. Командирам соединений был дан приказ: занять выгодные позиции, уничтожать живую силу и технику противника, имеющиеся снаряды и мины использовать экономно, бить только наверняка, подпуская цели на близкое расстояние.

Гитлеровцы контратаковали нас непрерывно в течение двух дней. Они несли страшные потери. Потери несли и мы. Но мы не отступили ни на шаг.

Противник использовал густую сеть хороших дорог и быстро перебрасывал свои резервы туда, где намечался наш успех.

После этих непрерывных боев наступила некоторая пауза, которой мы воспользовались, чтобы подвезти боеприпасы, "подчистить" еще раз тылы и пополнить за их счет малочисленные роты.

В это время 2-й Белорусский фронт наступал уже строго на запад, и наша армия, как правофланговая и нацеленная на северо-запад, была передана 3-му Белорусскому фронту, которым командовал генерал армии И. Д. Черняховский. От соседа слева нам были переданы части 152-го укрепленного района, оборонявшиеся на широком фронте. Полоса армии увеличилась по прямой на треть, а с учетом изгибов фронта - вдвое.

Обстановка была сложной: до моря оставалось пятьдесят километров. Окруженный с трех сторон и прижатый к заливу, противник яростно сопротивлялся. Чтобы не допустить его отхода по льду на Данциг и не драться с ним потом снова где-то в Германии, нужно было беспрерывно его бить и теснить. Ни одна наша дивизия не имела больше четырех тысяч бойцов, многие - меньше. Боеприпасов успевали подвозить не более 0,10-0,15 боекомплекта в сутки.

За несколько дней передышки мы успели произвести перегруппировку и в какой-то степени пополнили роты, поднакопили боеприпасов.

Пространство, оставшееся до моря, надо было преодолеть как можно быстрее этого требовал общий план операции. Город Вормдит, оказавшийся на нашем пути, был обложен с востока, юга и юго-запада. Мы решили обойти его и с севера. Хотелось спасти город от разрушений. У нас было два учебных батальона, готовивших сержантов из бывалых солдат. Всем курсантам надели красные нарукавные повязки. Войдя в город, эти два батальона должны были составить его гарнизон, следить за порядком и не допускать пожаров.

Удар наносился на северо-запад, чтобы перерезать шоссе на Мельзак. Начали наступление днем 14 февраля. За два часа продвинулись на два - четыре километра. Противник несколько раз нас контратаковал, но к вечеру шоссе и железная дорога были перерезаны, а через сутки город был полностью очищен от врага. Вормдит - крупный узел шоссейных и железных дорог, его потеря была для немецких войск на этом участке очень чувствительной, но благодаря нашему обходному маневру они вынуждены были его оставить. И не просто оставить, а целехоньким: не был разрушен ни один дом.

Фашистские генералы уже в который раз клялись "сдержать большевистский натиск". Во всех подразделениях читали строжайшие приказы. Но начинался бой, и гитлеровцы снова отступали. Отчаяние и страх - плохая моральная основа для стойкости.

На второй день, после того как наша армия вошла в подчинение 3-му Белорусскому фронту, к нам в Фраймарк прибыл генерал армии Черняховский. Его я видел впервые. Он был очень молодым, энергичным и уверенным. Сразу, как только познакомились, он выразил свое большое удовлетворение нашими практическими указаниями командирам соединений. Помню его слова: "Это хорошо, очень правильно". Вторично он выразил удовлетворение, выслушав мою оценку обстановки и доклад о наших намерениях. Спросил, сколько мне лет, чем командовал до войны.

- Пятьдесят четыре года, семь лет командовал полком, пять с половиной бригадой, девять - дивизией, - ответил я.

Он немного отошел, осмотрел меня и промолвил!

- Это тоже хорошо. - Потом спросил фамилию командира дивизии, которого он встретил на шоссе.

Я затруднился ответить, не зная, о ком идет речь. Он уточнил:

- Да такой старичок.

Я ответил, что у нас стариков среди командиров дивизий нет.

Он дополнил:

- Ему будет лет сорок пять.

- Если бы он в свои сорок пять лет играл в куклы, - сказал я, - для этого он был бы староват, а командовать дивизией он еще не стар. - И добавил: - В четырнадцатом году, когда немцы обходили Париж с севера, правофланговыми армиями командовали Бюлов и Клук, одному было шестьдесят семь, а другому шестьдесят девять лет, командовали они хорошо.

После этого разговора генерал армии Черняховский стал более официальным в обращении со мной. На работе это не отразилось - командующий фронтом, внимательно следя за нашими планами и действиями, никогда не стеснял проявления самостоятельности и инициативы.

Для овладения городом Мельзак у нас было два варианта: первый - обход с востока и северо-востока и второй, предложенный генералом Никитиным, - ночной бой (так мы взяли уже три города). В пользу первого варианта было то, что мы получили бы в свое распоряжение еще один неразрушенный город; но обстановка здесь была иной, чем перед Вормдитом, - наш левый фланг не только не охватывал Мельзак с юго-запада, но и сильно отставал от правого фланга, а перед правым были две реки.