- Не отстают ли командиры дивизий и полков от боевых порядков? - спросил я.
- Как будто нет.
- Выезжаю к вам, - сообщил я.
Когда я прибыл в штаб корпуса, мне доложили, что генерал Жолудев убыл в 323-ю дивизию. Уточнив маршрут, я поехал следом за ним, сначала на КП этой дивизии, потом на НП, который был оттуда в одном километре. Там происходили спешные сборы к перемещению, и не напрасно: с этого НП видимость была очень ограниченной. Командир корпуса и командир дивизии стояли у машин, готовые к выезду. Я не стал задерживать их, лишь спросил: знают ли они дорогу ко вновь выбранному НП, имеется ли там связь? Мне ответили утвердительно. Командир корпуса, оставив свою машину, поехал впереди с командиром дивизии, а я - за ними. Отчетливо выраженных дорог не было, местность пересеченная; мы сперва ехали полевой, затем лесной дорожкой на запад. Потом машина, идущая впереди, повернула, проехала немного на юго-запад по несколько лучшей дороге и свернула на север. Мне стало ясно, что дороги к новому КП комдив не знает; на остановке я слышал, как командир корпуса упрекал его за это. Я следовал, однако, за ними, не вмешиваясь в спор, опасаясь их смутить и тем самым окончательно запутать.
Когда мы выехали на хорошую полевую дорогу, справа от нас было поле, слева - лес; у дороги стояли три отдельных дома, а в полутора километрах перед ними находилась невысокая, но широкая пологая высота, куда мы и держали свой путь.
Мне показалось подозрительным, что на склоне высоты, обращенном к нам, не видно ни людей, ни повозок, ни огневых позиций. Я приказал своему шоферу догнать переднюю машину и тихонько посигналить, чтобы сидящие в ней оглянулись. Когда мы подъехали ближе, я громко, чтобы там слышно было, сказал:
- Не останавливайтесь, продолжайте ехать, но тихо. Слушайте меня внимательно. Вы не знаете, куда едете. Я буду считать до трех. По счету "три" быстро соскакивайте все с машины и бегите за дом.
Своему шоферу я сказал:
- Как соскочим, быстро развернись и уходи назад, за бугор.
У третьего (последнего) дома Жолудев, Маслов, я и наши адъютанты выскочили по моему счету из машин и скрылись за домом. В тот же момент по нас открыли огонь из трех пулеметов и десятка винтовок. Оставленная на дороге машина комдива вся была продырявлена как решето. Моя машина уходила на большой скорости, прикрытая клубами пыли, как дымовой завесой. Пули летели вдоль дороги, цокали о разбитую машину, застревали в стенах дома.
Противник был в двухстах метрах от нас в хорошо замаскированной траншее. Ясно было, что три пулемета были уже нацелены на наши машины на случай их остановки и, несомненно, расстреляли бы нас, если бы мы пытались повернуть назад, а если бы мы проехали вперед еще с полминуты, то попали бы в руки противнику.
Мы семеро стояли за домом. Стрельба не прекращалась. Дом был пуст.
- Куда вы нас везли? - спросил я мертвецки бледного генерала Маслова.
Он не ответил, только бледность на его лице сменилась краской стыда.
За него сказал Жолудев:
- Я говорил, что едем не туда.
Все было понятно. Наши дивизии наступали по отдельным направлениям, не имея сплошного фронта; мы попали в промежуток между дивизиями.
Наших войск не было видно, противник мог сделать вылазку из своей траншеи, чтобы пленить нас, - нельзя было медлить и оставаться за этим домом. Но что делать? Как выйти из-за укрытия и не быть тут же убитыми?
Мы решили доползти по ржаному полю до дома, который был от нас в двухстах метрах, а потом до следующего, что был за ним метрах в полутораста. Ползти надо было в невысокой ржи по-пластунски, плотно прижимаясь к земле.
Было жарко. Мокрые от пота, мы, подгоняемые страхом, ползли, забывая усталость, и все время слышали выстрелы, хотя уже не прицельные. Мы были метрах в двадцати пяти от второго дома, но нас отделяла от него полоска пашни, по которой ползти бесполезно. Мы сделали передышку, изготовились к перебежке и одновременно оказались за домом; противник нас заметил поздно. Таким же образом мы перебежали и за следующий дом. Мы были уже в полукилометре от противника - боязнь быть плененными отпала, но не отпала опасность быть убитыми. Оставалось преодолеть еще пятьсот метров, чтобы добраться до леса или скрыться за бугром. Это было тоже нелегко: мы должны были подниматься в гору на виду у противника. Решили идти, но быстро и зигзагом, взяв большой интервал один от другого. После небольшой передышки пошли. По нас стреляли из пулеметов, потом ударили из пушки и минометов: наверное, немцы поняли, какая крупная добыча уходит, - может быть, они различили красные лампасы у троих.
Генералов Жолудева и Маслова потянуло к выдающемуся в нашу сторону углу леса, хотя я и пытался их остановить, говоря, что опушка, вероятно, противником пристреляна. Мы с адъютантом продолжали идти по полю, чтобы скрыться за гребнем высоты. Как только наши товарищи стали подходить к лесу, послышался артиллерийский залп, а потом мы увидели десять - двенадцать разрывов у опушки. Рослый генерал Жолудев был подброшен взрывом. Я понял, что случилось непоправимое несчастье.
Когда мы оказались невидимыми противнику и огонь прекратился, я послал адъютанта И. А. Галушко на угол леса узнать, что произошло. Моя машина была прострелена в нескольких местах, но шофер остался невредим. Я следил за адъютантом. Увидев, что он остановился у опушки и машет руками, я сел в машину и поехал к нему. Предчувствие меня не обмануло - мы нашли убитого Жолудева и контуженого Маслова. Их адъютанты и шофер помогли положить в машину тело Жолудева, посадить Маслова, и мы медленно поехали в штаб 323-й стрелковой дивизии.
Жолудева и подорвавшихся в тот день на минах заместителя командира 348-й дивизии полковника Праслова, командующего артиллерией 40-го стрелкового корпуса полковника Медведева и помощника начальника разведотдела корпуса майора Шеймовича похоронили в Волковыске. Именем Виктора Григорьевича Жолудева названа главная улица этого города. Двое суток продолжались бои за Белосток, которым мы овладели 27 июля, а 30-го мы уже продвинулись западнее города на двадцать километров к верхнему течению реки Нарев.
Этот наш маневр вызвал немало толков. Через довольно значительное время, прошедшее после него, когда среди других операций разбирали и эту, полковнику Беляеву, командовавшему полком, который сыграл в маневре большую роль, задали вопрос:
- А не страшно нам было лезть к Белостоку в такую узкую щель?
- Если отвечу "не страшно", вы мне все равно не поверите. Конечно страшно. Но мы верили в удачу.
Один из наших самых расчетливых генералов, без колебаний осуществивший план этой рискованной операции, потому что считал ее продуманной, сказал:
- А мы вообще в 3-й армии любим действовать так: более слабой рукой схватить и держать противника за грудь, а кулаком сильной руки стукнуть его в ухо или по затылку. Так и в Белостоке всего один полк зацепился за окраину, а две дивизии, не имея с ним тактического соприкосновения, прорвали фронт севернее города я ударили по врагу с тыла. Мы этим и город избавили от уличных боев, и потерь понесли меньше.
Действительно, брать Белосток в лоб значило бы затевать очень трудное и кровавое дело. Оборона перед городом состояла из трех траншей, одной из которых он был обведен вокруг. За двое суток по нашим частям было выпущено пятнадцать тысяч снарядов и мин. Что сделал полк Беляева? На узкой полосе он прорвал все три траншеи, проник на юго-восточную окраину Белостока, удержал ее и привлек к себе все внимание противника. Пользуясь этим, дивизии Никитина и Маслова обходным движением проникли в тыл, захватили двадцать восемь орудий, сразу лишив противника артиллерийской поддержки. Успеху этой операции, редкой по быстроте темпов, очень помогла авиация, руководимая генералом К. А. Вершининым.
С каждым днем наступать становилось труднее; после освобождения Минска мы прошли за двадцать дней двести километров, а за следующие тридцать семь дней, преодолев в напряженных боях предполье с девятью хорошо оборудованными оборонительными рубежами, продвинулись лишь на сто двадцать километров. Какое значение враг придавал этим последним перед Наревом рубежам, можно судить по приказу, с которым командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Модель обратился к своим войскам: