Я прошел еще приблизительно шесть миль по направлению к Коффифонтейну и спрятал часть своего отряда, в числе 150 человек, пославши остальную сотню с коммандантом Лёббе высмотреть неприятеля, направлявшегося к Паарденбергсдрифту. Войско неприятеля состояло в данном случае преимущественно из конницы, при обозе, 9-10 батареях, и из легких повозок, запряженных мулами.

Я предполагал, что мне следовало скрываться до тех, пор, пока генерал Кронье будет занят передовыми отрядами аигличан, и помешать приблизиться их главным, силам.

Я послал к генералу Кронье донесение о наступавших силах неприятеля с коммандантом Г. Я. Схеперсом{25}, впоследствии прославившимся в Капской колонии. Он был тогда еще только заведывавшим гелиографическим отрядом, но уже достаточно известен. С ним-то я и послал сказать генералу Кронье, что огромное войско неприятеля идет на Паарденбергсдрифт и советовал ему со всеми его людьми удалиться с дороги, так как, по моим расчетам, армия лорда Робертса состояла из 40.000 пли 50.000 человек. Я считал необходимым, дать такой совет генералу Кронье отчасти ради находившихся в его лагере женщин и детей, которые могли сильно помешать делу.

Возвратясь назад, коммандант Сехперс привез мне ответ генерала Кронье. Я привожу его здесь не из чувства неуважения, - нет! я далек от этого, так как очень высоко чту генерала Кронье, как героя, который никогда не знал страха перед неприятелем, - но единственно для истории войны, а также для характеристики этого неустрашимого человека.

- Когда я передал генералу ваши слова, - сказал мне Схеперс, - то он ответил: "Разве вы боитесь из-за вашей шкуры ...{26} англичан?

У оранжевцев были еще особого рода отдельные лагери, части которых находились также и при Паарденсбергсдрифте. Эти лагери состояли из бюргеров, которые не могли принимать участия в сражениях. Они назывались впоследствии "водоносцами" (waterdragers) или "несражающимися" (noncombattanden). Я дал им знать, чтобы они передвинулись на два часа вперед, где было более травы; но прежде чем они успели это сделать, англичане напали на этот ничтожный отряд в 20-30 повозок и забрали его.

Тем временем я продолжал скрывать свой отряд и наблюдать за движениями неприятеля. 10 февраля был день, когда я думал, что пришел мой черед хоть немного насолить лорду Робертсу. И вот каким образом. Большой обоз с провиантом, находившийся позади войска, должен был пройти мимо нас. "Не могу ли я, спрашивал я самого себя, напасть на него и отнять провиант?" Но, нет, в тот день я не мог еще ничего сделать. Было бы слишком рискованно нападать в виду такой огромной армии; и я со своими 350 людьми сидел пока смирно. На другой день, держась все еще засады, я увидел вечером обоз, собиравшийся расположиться лагерем около Блаубанка на Ритривире, к западу. Я видел также, что большая часть войска шла позади лорда Робертса. 18 я все еще сидел в засаде, так как англичане разбили лагерь.

Позднее я узнал, что они ждали колонн, которые должны были подойти к ним от станции Бельмонта. На другой день я уже напал на обоз с одной стороны. Он сильно сопротивлялся, так как конвой его состоял из 300-400 человек. Но у них не было тяжелых орудий.

После сражения, длившегося часа два, неприятель получил подкрепление, состоявшее из кавалерии и четырех пушек Армстронга, которые немедленно было направлены на нас с целью выгнать нас из лагеря. Но я знал, что у лорда Робертса не было другого провианта, кроме того, который находился на повозках с мулами, и потому я твердо решил отнять его, хотя бы это стоило мне неимоверных усилий. Поэтому мы выдержали натиск.

Сражение длилось до ночи, и в результате мы остались очень довольными тем. что нам досталось. Добыча, наша состояла из 1.600 упряжных быков и 40 пленных. Кроме того, коммандант Фурие, которому я приказал напасть на лагерь с юга, взял несколько человек в плен и захватил повозки с водой.

Мы не покидали позиции всю ночь; но я не мог, вследствие малого количества людей, окружить лагерь.

Утром рано мы были страшно поражены, увидев к нашему величайшему удивлению, что англичане оставили лагерь. Мы нашли только около 20 человек, из бывших при обозе, спрятавшихся у Ритривира, и 36 кафров на горе, в трех милях оттуда.

Лагерь был совершенно пуст.

В добычу нам осталась одна пушка и более 200 тяжело нагруженных повозок, 10-12 повозок с водой и несколько дрезин. Провиант заключался в консервах "canned beef", бисквитах, варенье, муке, сардинках, лососине; тут же было еще много всякого добра, совершенно ненужного в лагере. Были также целые повозки с ромом, прессованным сеном и овсом для лошадей. Поразительная масса провианта!

Что же нам было делать?

Солдаты, взятые нами в плен, сообщили нам, что ежеминутно могла подойти колонна Бельмонда. А если бы она подошла, мы, конечно, не устояли бы... но, ведь, нужно же захватить и добычу!.. не потому, что мы были очень падки на подобную добычу, но потому, что я знал, что поставил бы лорда Робертса в большое затруднение, лишив его провианта.

Я не терял ни минуты. Я приказал бюргерам немедленно нагружать повозки, так как из всех этих предметов неприятель устроил защиту (действительно великолепная преграда!), и запрягать быков. Нагрузка еще шла быстро, но с упряжкой дело не так скоро ладилось. Вероятно, здесь одних погонщиков было не менее 36 кафров, а они отлично умеют впрягать быков. Здесь только я понял, как выгодно, что каждый бур умеет управлять повозкой и быками. Тем не менее, дело не клеилось; приходилось много раз перепрягать быков: кто же их знал, которые из них были в первой паре, которые во второй; нужно было испробовать на деле. И все это как можно скорее! Только бы удрать!

Не легко было нам управиться с быками, если бы даже они и правильно были запряжены, настолько тяжела была клажа! А тут еще и неумелая упряжка! Первые мили дались нам с невероятными усилиями. Мы часто останавливались; но под руководством Пита Фури, которого я прозвал "кондуктором", дело с часу на час шло лучше.

Я приказал отвезти добычу через Коффифонтейн, в Эденбург.

Двести из моих людей отправились погонщиками с добычей, с остальною же сотнею я отправился в Паарденбергсдрифт, захватив орудие Максим-Норденфельдт. Я узнал от своих разведчиков, что в 8 милях от лагеря, захваченного нами, находилась небольшая кучка англичан, человек в 50-60. Я приблизился к ним на 3.000 метров и отправил письмецо к их офицеру, в котором требовал от него безусловной сдачи. Они не могли улизнуть от нас никоим образом, так как видели себя окруженными моими людьми с трех сторон.

Солнце только что зашло, когда мой посланный явился к англичанам. Что же сделал их начальник? Он послал ко мне офицера, который и приехал вместе с моим посланным. - Вы генерал Девет? - спросил офицер меня.

- Да.

- Мой начальник, - сказал он оживленным и довольно решительным тоном: - велел вам передать, что нас 100 человек. У нас много амуниции и провианта. Мы занимаем хорошие позиции около жилищ кафров (это была правда) и ожидаем ежеминутно 10.000 войска из Бельмонта, которых мы должны отвести к лорду Робертсу. Вот почему мы здесь.

Я не мешал ему все это высказать и, когда он окончил, я тем же решительным тоном, каким говорил и он, сказал ему:

- Я даю вам как раз столько времени, сколько нужно, чтобы вы сказали вашему начальнику, что он должен сдаться немедленно, иначе я буду стрелять. После того, как вы вернетесь в ваш лагерь, вам дается еще 10 минут времени - затем должен показаться белый флаг.

- Где ваши пушки? - спросил он, так как он их не видел.

Я показал ему на пушку, находившуюся позади меня в 100 шагах, окруженную прислугою в пятнадцать человек.

Увидев пушку, он спросил:

- Можете ли вы дать честное слово остаться здесь, где вы стоите, и не трогаться с места, пока, мы не будем отсюда за 10 миль? Под этим условием мы оставим наши позиции.

Я снова дал ему все высказать и смотрел в это время на него молча, удивляясь ему и спрашивая самого себя, как собственно этот английский офицер представляет себе бурского генерала? Когда он кончил, я ему сказал: