- Вы будете теперь в другой комнате. Я покажу вам.
Она проводила его до маленькой лестницы, которая вела в "комнату священника".
- Вот ваша ванная. А теперь - сюда, наверх.
- В "комнату священника"?
- Да. Но привидений там нет. Она подошла к окну.
- Смотрите! Здесь ему ночью спускали в корзине еду. Нравится вам вид отсюда? Конечно, весной еще лучше, когда все зеленеет.
- Чудесно!
Он стоял рядом с ней, и его пальцы с такой силой сжимали край каменного подоконника, что даже суставы побелели. Волна горечи залила ей сердце. Как она мечтала когда-то стоять здесь рядом с Уилфридом! Динни прислонилась к амбразуре окна и закрыла глаза. Когда она их снова открыла, его глаза были прикованы к ее лицу, губы дрожали, руки были стиснуты за спиной.
Динни направилась к двери.
- Я скажу, чтобы принесли ваши вещи и разложили их. Ответьте мне на один вопрос: это не вы заплатили издержки?
Он вздрогнул и отрывисто засмеялся, словно его неожиданно перенесли из трагедии в комедию.
- _Я_! Нет! Мне и в голову не пришло.
- А! - отозвалась Динни. - У вас до ужина еще много времени.
И она направилась к маленькой лестнице. Поверила она ему или нет? Не все ли равно! Вопрос будет задан, и на него придется дать ответ. "Еще одну реку, еще одну реку надо переплыть". Услышав, что подошел второй автомобиль, она поспешно сбежала по лестнице.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В эти странные два дня, когда только Майкл и Флер чувствовали себя непринужденно, Динни, гуляя с Флер по саду, вдруг получила разгадку тревожившей ее тайны.
- Эм говорила, - начала Флер, - что все вы ломаете себе голову по поводу этих издержек. По ее словам, ты подозреваешь, что уплатил Дорнфорд, и тебе не хочется быть ему обязанной.
- Конечно; это все равно как вдруг обнаружить, что ты ничего не должна своей портнихе.
- Милая моя, - продолжала Флер, - скажу тебе по секрету: деньги заплатила я. Роджер как-то у нас обедал и жаловался, что ужасно неприятно посылать такой счет людям, когда у них ничего нет, и я тогда посоветовалась с Майклом и послала Роджеру чек. Мой отец зарабатывал деньги на законах, так что это только справедливо.
Динни изумленно уставилась на нее.
- Видишь ли, - и Флер доверительно взяла ее под руку, - благодаря конвертированию займа мои облигации повысились на десять пунктов, так что даже после выплаты этих девятисот с лишним фунтов я все же на пятнадцать тысяч богаче, чем была, а облигации продолжают повышаться. Я сказала тебе только потому, что боялась, как бы это не помешало тебе решить вопрос с Дорнфордом. Скажи, ведь помешало бы?
- Не знаю, - безучастно ответила Динни, и она действительно не знала.
- Майкл уверяет, что такого порядочного человека, как Дорнфорд, он давно не встречал, а насчет порядочности он очень чуток. И, знаешь, - Флер остановилась и выпустила ее руку, - ты для меня загадка, Динни. Всякому ясно, глядя на тебя, для чего ты создана: быть женой и матерью. Я знаю, ты многое пережила, но время все излечивает. Это так, я сама прошла через это и знаю. Важно настоящее и будущее. И ведь мы - настоящее, а будущее - наши дети. И продолжать наш род должна именно ты, потому что ты верна традициям, преемственности и всему такому. Воспоминания не должны нам портить жизнь, и, прости меня, старушка, - другого такого случая не будет - сейчас или никогда. А сказать о тебе это "никогда" было бы слишком грустно. Во мне, правда, весьма мало идеализма, - продолжала Флер, нюхая розу, - но зато достаточно обыкновенного практицизма, и я не могу видеть, если что-нибудь пропадает даром.
Динни, тронутая взглядом этих карих глаз с необыкновенно яркими белками, стояла не двигаясь и очень тихо ответила:
- Будь я католичкой, как он, я бы знала, что мне делать.
- Ушла бы в монастырь? - насмешливо отозвалась Флер. - Ну, нет! Моя мать была католичкой, и все-таки нет! Но ты-то не католичка; нет, дорогая, тебе нужен семейный очаг... Совместить и то и другое невозможно.
Динни улыбнулась.
- Мне очень неприятно, что я доставляю людям столько хлопот. Как тебе нравится эта Анжель Пернэ? {Сорт розы.}
Всю субботу Динни не говорила с Дорнфордом, так как он усердно выяснял настроения соседних фермеров. Но после ужина, когда она вела подсчет очков четырех гостей, занявшихся бильярдом, он подошел и стал с ней рядом.
- В доме веселье, - сказала она, присчитывая девять очков Флер ее противникам. - А как фермеры?
- Они уверены.
- В чем?
- В том, что любые начинания все равно ухудшат их положение.
- О!.. Они к этому привыкли...
- А вы что делали весь день, Динни?
- Собирала цветы, гуляла с Флер, играла с Каффсом, возилась со свиньями... Пять вам, Майкл, и семь им. Христианская игра: желай другим того же, чего ты желаешь себе.
- Русская пулька, - пробормотал Дорнфорд. - Не понятно: ведь в этой стране такие игры считались греховными.
- Кстати, если хотите завтра слушать обедню, отсюда рукой подать до Оксфорда.
- А вы поехали бы со мной?
- О да! Я люблю Оксфорд, и я была там у обедни только один раз. Ехать туда меньше часа.
Он смотрел на нее, как спаньель Фош, когда она возвращалась после долгого отсутствия.
- Значит, в четверть десятого, на моей машине. Когда они на другой день сидели рядом в автомобиле, он спросил:
- Откинем верх?
- Пожалуйста.
- Динни, это - как сон.
- Хотела бы я, чтобы мои сны скользили так же легко.
- Вы часто видите сны?
- Да.
- Хорошие или дурные?
- Сны как сны, всего понемногу,
- А иные повторяются?
- Один. Я вижу реку, которую не могу переплыть.
- Знаю. Это - как экзамен, который никак не можешь выдержать. Сны безжалостно выдают нас. А если бы вам удалось переплыть эту реку во сне, стали бы вы счастливей?
- Не знаю.
Наступило молчание. Наконец он сказал:
- Эта машина новой конструкции. У нее другая система передачи. Хотя вы ведь автомобильным спортом не увлекаетесь.
- Я в этом ничего не смыслю.
- Это оттого, Динни, что вы несовременны.
- Да, у меня многое получается хуже, чем у людей.
- Но многое у вас получается лучше, чем у кого бы то ни было.
- Вы хотите сказать, что я умею подбирать букеты...
- И понимать шутки и быть ужасно милой...