Динни вспомнила слова "юного" Роджера о том, что он предпочел бы видеть ее, Динни, на месте Клер.

- Надеюсь, вы ей это скажете?

- Я просмотрю с ней все ее показания и устрою ей пробный перекрестный допрос, но кто знает, какую линию изберет Броу.

- А вы сами будете на суде?

- Если смогу. Но, вероятнее всего, я буду занят.

- Как вы думаете, суд продлится долго? - Боюсь, что не один день.

Динни вздохнула.

- Бедный папа! А у Клер хороший защитник?

- Да, Инстон, но ему очень мешает ее отказ говорить о своей жизни на Цейлоне.

- Это решено. Она говорить не будет.

- Уважаю ее за такое решение, но оно может все погубить.

- Будь что будет, - сказала Динни. - Лишь бы она освободилась. Больше всего мне жаль Тони Крума.

- Почему?

- Он единственный из всех трех действующих лиц, который любит.

- Понимаю, - сказал Дорнфорд и замолчал.

Динни стало его жалко.

- Хотите погулять?

- С радостью.

- Мы пойдем в лес, и я покажу вам то место, где когда-то Черрел убил вепря и завоевал наследницу де Камфор, - это наша геральдическая легенда. А у вас в Шропшире есть какие-нибудь семейные легенды?

- Да, но ведь поместье уже не наше. Его продали, когда умер отец, - нас было шестеро, и ни гроша.

- Да... - отозвалась Динни, - ужасно, когда семья лишается родного гнезда.

Дорнфорд улыбнулся.

- Лучше быть живым ослом, чем мертвым львом. Они шли через рощи, и он рассказывал о своем новом доме, осторожно выпытывая ее вкусы.

Наконец они достигли заросшей колеи, которая вела на холм, поросший боярышником.

- Вот то самое место. Здесь тогда был, конечно, девственный лес. В детстве мы часто устраивали тут пикники.

Дорнфорд глубоко вздохнул.

- Настоящий английский пейзаж: ничего броского, но бесконечно прекрасный.

- Прелестный.

- Вот именно.

Он расстелил свой дождевик.

- Садитесь, и давайте покурим. Динни села.

- Вы тоже садитесь на краешек, земля еще довольно сырая.

Он сел рядом с ней и, обхватив руками колени, молча курил трубку, а она думала: "Самый сдержанный человек из всех, кого я знаю, и самый деликатный, если не считать дяди Адриана".

- Вот если бы сейчас появился вепрь, - сказал он, - было бы совсем чудесно!

- Член парламента убивает вепря на уступе Чилтернского холма, пробормотала Динни, но не прибавила: "и покоряет сердце дамы".

- Как ветер шумит в кустах! Еще недели три - и все здесь зазеленеет. Я никак не могу решить, что лучше - ранняя весна или бабье лето. А как по-вашему, Динни?

- Когда все цветет.

- Гм. А потом - время жатвы. Здесь это, наверное, великолепное зрелище - бескрайние пшеничные поля.

- Пшеница только что созрела, когда началась война. За два дня до этого у нас был здесь пикник, и мы остались посмотреть восход луны. Как по-вашему, мистер Дорнфорд, в бою люди много думали о родине?

- О ней думали всегда. Каждый сражался за тот или иной уголок своей земли, многие - просто за улицы, автобусы и запах жареной рыбы. Я, в частности, сражался, как мне кажется, за Шрюсбери и Оксфорд. Кстати, мое имя - Юстэс.

- Я запомню. А теперь, пожалуй, пойдемте, а то мы опоздаем к чаю.

Всю дорогу домой они говорили о птицах и растениях.

- Спасибо за прогулку, - сказал он.

- Мне она тоже доставила большое удовольствие.

Эта прогулка подействовала на Динни удивительно успокаивающе. Оказывается, с ним можно разговаривать и не касаясь любовных тем.

Понедельник на пасху был дождливым, но теплым. Дорнфорд провел целый час с Клер, обсуждая ее показания, затем поехал с ней кататься верхом, хотя шел дождь, а Динни все утро готовила дом к весенней уборке и обивке мебели, когда семья уедет в город. Отец и мать должны были поехать на Маунт-стрит, а она с сестрой - к Флер. После обеда она побродила с генералом вокруг новых свинарников, постройка которых подвигалась очень медленно; местный подрядчик старался, чтобы его рабочие были заняты как можно дольше, и поэтому не торопил их. Она осталась наедине с Дорнфордом только после чая.

- Что ж, - сказал он, - думаю, ваша сестра справится, если только сумеет держать себя в руках.

- Клер может иногда быть очень резкой.

- Да, а юристы терпеть не могут, если их кто-нибудь срежет, да еще в присутствии посторонних. Судьи этого тоже не любят.

- Им придется с ней повозиться.

- Все равно они ее одолеют. Плетью обуха не перешибешь.

- Ну что ж, - вздохнув, отозвалась Динни, - на все воля богов.

- А боги весьма ненадежны... Мне очень хотелось бы иметь вашу фотографию. Лучше всего, когда вы были девочкой.

- Посмотрю, что у нас есть... Боюсь, что только любительские снимки. Но, кажется, там есть один, где я не слишком курносая.

Она подошла к секретеру, вытащила ящик и поставила его на бильярдный стол.

- Семейная коллекция. Выбирайте!

Он стоял рядом с ней, и они вместе рассматривали снимки.

- Многие я сама снимала, поэтому там меня нет.

- Это ваш брат?

- Да. А вот он как раз перед войной. А это Клер за неделю до свадьбы. Вот моя карточка с распущенными волосами. Папа снял меня, когда он вернулся домой в первую весну после войны.

- Вам было тринадцать лет?

- Почти четырнадцать. Предполагается, что здесь я похожа на Жанну д'Арк, внимающую небесным голосам.

- Прелестная карточка! Я отдам ее увеличить.

Дорнфорд поднес карточку к свету. Стоя боком к зрителям и подняв глаза, девочка смотрела на ветку цветущего плодового дерева; снимок был очень удачен; лучи солнца падали на цветы и на распущенные волосы Динни, доходившие ей до пояса.

- Обратите внимание на мое восхищенное лицо: вероятно, на дереве сидела кошка.

Он положил карточку в карман и вернулся к столу.

- А эту? - спросил он. - Можно взять и эту?

Здесь она была немного старше, но все еще с длинными волосами и круглым личиком; руки были сжаты, голова слегка опущена, глаза подняты.

- Нет, эту, к сожалению, нельзя. Я не знала, что она здесь.

Такую же карточку она когда-то послала Уилфриду. Дорнфорд кивнул; и она вдруг поняла, что он угадал причину ее отказа. Ее охватило раскаяние.

- Впрочем, нет, можете взять. Теперь это все равно. И она вложила карточку ему в руку.

Во вторник утром, после отъезда Дорнфорда и Клер. Динни вооружилась картой, изучила ее и, сев в машину, отправилась в Беблок-Хайт. Ехать ей туда не хотелось, но не давала покоя мысль, что бедный Тони не сможет, как обычно, увидеть Клер в конце недели.