- И вы пройдете десять миль пешком? А почему бы нам не остаться вместе и не подождать восхода солнца? Я всегда мечтала провести ночь в автомобиле.
В душе Крума, видимо, происходила борьба. Провести с ней целую ночь! Наедине!
- А вы мне доверяете?
- Не будьте старомодны, Тони. Это самое правильное, что можно сделать, и ужасно интересно. В конце концов, если на нас наскочит какая-нибудь машина или нас оштрафуют за то, что мы едем без фар, получится гораздо хуже.
- И никогда ее нет, этой луны, когда она нужна! - пробормотал Крум. Вы действительно хотите остаться?
Клер коснулась его руки.
- Отведите ее подальше, за деревья. Тихонько. Осторожней! Стоп!
Машина обо что-то ударилась. Клер сказала:
- Мы уперлись в дерево и стоим теперь спиной к дороге. Я сейчас вылезу, посмотрю, видно ли нас.
Крум остался ждать ее. Он разложил поудобнее кожаные подушки и поправил плед. Он думал: "Нет, она, должно быть, меня не любит, иначе она ни за что не отнеслась бы к этому так спокойно". Трепеща при мысли о долгой темной ночи вдвоем, он был заранее уверен, что эта ночь будет для него пыткой. Вдруг он услышал ее голос:
- В порядке! Машину совсем не видно. Теперь пойдите посмотрите вы, а я посижу.
Ему пришлось идти ощупью. По грунту под ногами он понял, что достиг дороги. Здесь темнота казалась менее густой, но звезд в небе не было. Машина словно растворилась во мраке. Он постоял с минуту, затем стал пробираться обратно. Автомобиль настолько затерялся среди деревьев, что Круму пришлось свистнуть и ждать, пока Клер ответит. Ну и тьма! Хоть глаз выколи! Он влез в машину.
- Оставить окно открытым или закрыть?
- Опустите наполовину... так будет хорошо. А знаете, Тони, очень уютно.
- Слава богу! Вам не помешает моя трубка?
- Конечно, нет. Дайте мне сигарету. Ну вот, теперь замечательно!
- Почти, - отозвался он тихо,
- Хотела бы я сейчас видеть лицо тети ЭГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Крум проснулся, совершенно не понимая, где он; тело казалось одеревеневшим. Чей-то голос проговорил: "Уже светает, Тони, но еще ничего не видно".
Он сел.
- Боже мой, неужели я заснул?
- Да, бедненький. А я чудно провела ночь, только немножко ноги затекли. Который час?
Крум посмотрел на свои часы со светящимся циферблатом.
- Почти половина седьмого... По всему телу мурашки бегают. Ух!
- Давайте выйдем и хорошенько потянемся.
Его голос ответил, как казалось ему самому, откуда-то издалека.
- Итак, эта ночь прошла.
- Было очень тяжело?
Он сжал голову руками и промолчал. Мысль о том, что и следующая ночь и все другие пройдут без нее, была как удар в сердце.
Клер вышла из машины,
- Пойду разомнусь немножко. А потом пробежимся и согреемся. Позавтракать до восьми нам все равно не удастся.
Тони завел мотор, чтобы разогреть машину. В лесу медленно светало; теперь он уже видел тот бук, у которого они провели ночь. Затем он тоже вышел из машины и направился к дороге. Все еще полный серого сумрака и тумана, лес, тянувшийся по обе стороны шоссе, казался таинственным и мрачным. Ни ветерка, ни звука! Крум чувствовал себя, как Адам, тащившийся к выходу из рая, но не заслуживший права быть изгнанным из него. Адам! Странное, приветливое, бородатое существо. Человек до "грехопадения", сектантский проповедник в естественном состоянии, с ручной змеей, яблоком греха и секретаршей, целомудренной и длинноволосой, как леди Годива! {Как говорит легенда, жена английского феодала леди Годива, желая избавить жителей Ковентри от непосильного налога, согласилась проехать по городу обнаженной.} Тони почувствовал, что его кровь быстрей побежала по жилам, и вернулся к машине.
Клер, стоя на коленках и смотрясь в карманное зеркальце, причесывалась маленькой расческой.
- Как вы себя чувствуете, Тони?
- Отвратительно! Я думаю, пора ехать, позавтракаем в Мейденхеде или Слау.
- А почему не дома? Мы попадем туда к восьми. Я умею варить отличный кофе.
- Превосходно! - отозвался Крум. - Буду делать пятьдесят миль в час.
Они мчались с отчаянной скоростью и говорили мало. Оба были слишком голодны.
- Пока я буду готовить завтрак, вы можете побриться и принять ванну... и время сэкономите, и будете чувствовать себя лучше на обратном пути. А я выкупаюсь позднее.
- Пожалуй, лучше завести машину в гараж, - сказал Крум, когда они проезжали мраморную арку у входа в Хайд-парк. - Вы войдете одна; подъезжать так рано вдвоем - слишком подозрительно. Шоферы уже, наверное, вышли на работу. Я приду очень скоро.
Когда он в восемь часов вошел в квартиру Клер; она встретила его в голубом халатике, столик в нижней комнате был уже накрыт для завтрака, и пахло кофе.
- Я приготовила ванну, вы найдете там и бритву.
- Милая! - сказал Крум. - Я буду готов через десять минут.
Он вернулся через двенадцать и сел против нее за стол. Его ждали вареные яйца, гренки, домашнее варенье из айвы и настоящий кофе. Круму казалось, что он никогда не ел такого восхитительного завтрака, оттого что все было совершенно так, как если бы они были женаты.
- Вы устали, дорогая?
- Ни чуточки. Наоборот, я необыкновенно бодра. И все-таки я думаю, что повторять таких штук не следует: зачем искушать судьбу?
- Ну, это же вышло случайно.
- Конечно, и вы вели себя, как ангел. И все-таки это не совсем то, что я обещала тете Эм. Чистому все кажется нечистым.
- Да, черт их побери! Боже! Как я дотерплю до следующей встречи!
Клер протянула руку через столик и крепко сжала его пальцы.
- А теперь, я думаю, вам пора убираться. Сейчас я только выгляну наружу и посмотрю, свободен ли путь.
Потом он поцеловал ей руку и вернулся к своей машине. В одиннадцать часов он уже стоял рядом с водопроводчиком в одной из конюшен Беблок-Хайта.
Клер приняла горячую ванну. Правда, ванна, хоть и глубокая, была недостаточно длинна. Она чувствовала себя словно маленькая девочка, которая напроказила, а гувернантка ничего не знает. Бедный, милый Тони! Какая жалость, что мужчины так нетерпеливы! К платоническому поклонению они чувствуют такую же антипатию, как к хождению по магазинам. Они. влетают в магазин, спрашивают: "У вас есть то-то и то-то? Нет?" - и выскакивают обратно. Они ненавидят примерку, когда приходится стоять неподвижно, поворачиваться во все стороны и смотреть на себя сзади; искать вещь, которая хорошо бы сидела, они считают наказанием. Тони - еще мальчик. Она чувствует себя гораздо старше его и по складу характера и по жизненному опыту. Хотя Клер до замужества пользовалась большим успехом, ей никогда не приходилось сталкиваться с тем типом людей, которые, считая центром мира себя и Лондон, не признают ничего, кроме иронии, быстрого движения и денег, дающих возможность изо дня в день наслаждаться жизнью. В усадьбах она, конечно, встречалась с такими, но там они были лишены привычной городской обстановки и занимались только спортом. Сама Клер, любившая проводить много времени на воздухе, скорее подвижная и выносливая, чем сильная, бессознательно тоже подчинялась требованиям спорта. На Цейлоне она осталась верна своим вкусам и склонностям и проводила время то в седле, то на теннисном корте. Она много читала и старалась не отстать от века, не признающего никакого сдерживающего начала. И все-таки, лежа теперь в ванне, она испытывала какую-то тревогу. Нехорошо было подвергать Тони такому испытанию, как эта ночь. Чем больше она приближала его к себе, отказывая ему в то же время в последней близости, тем больше она его мучила. Вытираясь после ванны, она приняла множество благих решений и едва успела прибежать на работу вовремя. Оказалось, что она спокойно могла бы еще полежать в ванне, так как Дорнфорд был занят каким-то важным судебным процессом. Доделывая вчерашнюю работу, она рассеянно смотрела на лужайку, над которой поднимался туман, предвестник ясного дня; солнце, сиявшее еще совсем по-зимнему, ласкало ее щеки. Она вспомнила Цейлон, где лучи солнца никогда не бывают прохладными и бодрящими. Джерри! Что-то он теперь, пользуясь отвратительным банальным словом, "поделывает"? И что предпримет по отношению к ней? Очень хорошо, что она решила больше не мучить Тони, держать его подальше от себя и щадить его чувства, но без него ей будет грустно и одиноко. Он стал для нее привычкой - может быть, дурной привычкой, но дурные привычки - единственные, с которыми нам больно расставаться.