– Очень, – сказала Катя.

– Так же и с питательными трубками будете обращаться. Для них правое отверстие в шлеме. Понятно?

Ребята поупражнялись и решили, что всё это очень ловко устроено. Крышечки так и щёлкали.

– Ну, хватит, – сказал Тима. – Теперь нужно шлем соединить с воротником костюма. Это тоже просто. Края шлема плотно прилегают к воротнику, герметически. Воротник, как видите, свободный – он не мешает поворачивать голову, и шлем тоже свободный. Он не будет мешать. На воротнике справа кнопка включения фонаря. Зажги, попробуй, Катя!.. Так. Проверьте, ребята, всё ли у вас в порядке. Да, постойте! Главное чуть не забыл. Снимайте шлемы! Нужно ведь сначала надеть наушники.

– А мы будем слышать друг друга? – поинтересовалась Катя.

– Да, будем. Шлем-то вообще звуконепроницаем. Но голос твой будет звучать слишком тихо; поэтому говорить нужно в микрофончик, вмонтированный в шлем. А радиостанция находится в поясе. Когда шлем соединится с воротником костюма, автоматически замкнутся контакты радиостанции.

– Вот это здорово! – заметил Виктор.

– Ещё бы! – согласился Тима. – Теперь осталось каждому из вас взять нож особой конструкции.

Он вручил каждому длинный блестящий клинок. Рукоятка заканчивалась петлёй. Сквозь неё нужно было продеть кисть руки и затянуть петлю потуже, чтобы нож не соскочил незаметно. На рукоятке была кнопочка. Нажмёшь её – на конце клинка выскочит крючок.

– Зачем это? – спросила Катя.

– Понадобится! – сказал Тима.

Ван пытался фехтовать своей «шпагой», но озабоченный Тима остановил его. Сейчас ему было не до шуток. Он боялся забыть какую-либо мелочь, а в таком путешествии, где всё должно быть строго рассчитано, забывчивость грозила бедой.

– Ну, что еще?.. – вспоминал он. – Да, кинокамера. – Тима протянул её Виктору. – Вот радиомаяки в футлярах. Их два. Один запасный. Мы понесём их с Ваном.

– Ну, всё? – спросил Ван, перекинув ремень через плечо.

– Нет ещё. – Тима выдвинул ящик стола и достал оттуда аппарат, напоминающий внешним видом револьвер. На рукоятке было несколько разноцветных кнопок.

– Что это? – поинтересовался Ван.

– Лучемёт. Он стреляет лучами, – торопливо говорил Тима. – Ну, теперь, кажется, всё.

– Тима, ты не переменил часы, – сказала Катя.

– Верно. Вас учил, а сам позабыл. Спасибо, Катюша. Ну, я свои здесь, на столе, оставлю. Теперь уже всё окончательно. Ребята, становитесь возле плиты.

Трое выстроились в ряд. Тима, как генерал, осмотрел своё маленькое «войско».

Вид у «войска» в прозрачных круглых шлемах, в серых одинаковых костюмах и широких поясах со множеством отделений был странный. Не то космонавты, не то водолазы.

– Слушайте, ребята, внимательно, – сказал Тима. – У каждого из вас с левой стороны, там, где нагрудный карман, есть кнопка. Если, стоя на чёрной плите, нажать её, включится аппаратура. Всем нам сразу не надо нажимать кнопку. Я это сделаю один. Просто я хочу, чтобы вы все знали, на всякий случай.

Трое кивнули.

Тима сказал, чтобы они перешли на плиту. И трое послушно перешагнули на неё.

Тима внимательно осмотрел аппаратную, все приборы, так учил его отец.

Трое на плите выжидающе следили за ним.

Наконец Тима повернул на пульте чёрную блестящую рукоятку. Над рукояткой, вспыхнула надпись: «Автомат».

– Ну что же, ребята, поехали? Тима стал на чёрную плиту.

– Видите под ногами эту серебряную нить? Станьте на неё обязательно. Это серебряная движущаяся дорога – транспортёр, она повезёт нас в туннель.

Трое послушно стали на нить.

– Внимание! – Тима положил руку на кнопку. – Внимание! Включаю аппарат. Путешествие начинается!

Первые десять – пятнадцать минут молодые путешественники не замечали никаких перемен. Но если бы их поставили на весы, то каждый из них с удивлением обнаружил бы, что стал весить меньше обычного.

В тишине лаборатории слышался равномерный гул трансформатора; контрольные лампы то вспыхивали, то гасли, как бы сообщая о том, что внутри аппаратов происходит таинственная, сложная работа.

Сердце у Кати так громко стучало, что ей казалось, будто оно заглушает даже гул машин.

Между тем все предметы в комнате начали понемногу увеличиваться. Ван с недоумением смотрел на приближающийся пол, он даже потрогал колени – уж не подгибаются ли у него ноги? Нет, он стоял прямо. А пол всё приближался и приближался… Казалось, будто погружаешься вниз. Потолок ушёл так высоко, что нужно было сильно задрать голову, чтобы увидеть его.

Ребята смотрели друг на друга, думая заметить перемену и в себе. Нет, они оставались такими же, как были: Катя – миниатюрная; Виктор – плечистый, высокий; Ван – небольшой, худенький; Тима – тощий и долговязый, с тонкой мальчишеской шеей. Сквозь прозрачный шлем видны были сетки на волосах, и это делало лица смешными.

Вот комната – та действительно изменилась. И трансформатор стал гудеть всё ниже, всё басистее. Потом стало казаться, что он удаляется, становится еле слышным и наконец совсем затих. Только чувствовалось, как содрогается чёрная плита под ногами. Сама плита стала просторной, словно площадь, а серебряная нить, раньше едва заметная, росла на глазах, раздвигалась; она уже превратилась в широкую ленту, на которой рядом могло свободно уместиться два человека; серебряная дорога – прямая, как стрела, – уходила куда-то через арку, появившуюся на том месте белого полудиска, где раньше едва заметна была крохотная дырочка. Сам же полудиск превратился в высокую светлую стену.

– Ну, Катя, как ты себя чувствуешь? – спросил Тима через микрофончик.

– Немного странно, но, в общем, ничего, – послышался в наушниках неуверенный голос Кати.

– А ты, Ван? А Виктор? – интересовался Тима.

Виктор, стараясь казаться спокойным, ответил:

– Превосходно, хотя и несколько необычно.

А Ван пробормотал, что он вот-вот улетит, такая лёгкость во всём теле.

– Только пояс очень тяжёлый, – сказал он.

– Это так и должно быть. Он увеличивает наш вес.

Чёрная плита, казавшаяся раньше безукоризненно гладкой, стала похожа на каменистую равнину, изрезанную глубокими бороздами.

– Это следы полировки, – пояснил Тима. – Только раньше мы их не замечали.

– А что это за глыбы на плите? Откуда они взялись? – спросила Катя. – Или это камни?

– Такой вид приняли пылинки. А вон видишь – блестит, будто лужица воды? Это тонкая пластинка слюды.

Сверху изредка падали какие-то шарики; они, словно снежинки, парили в воздухе, медленно-медленно опускаясь на плиту.

– Споры бактерий, – заметил Ван и, поймав один из таких шариков, попытался его разрезать.

Это ему удалось не сразу – такой плотной была кожица. Из разреза сочилась тягучая жидкость. Катя брезгливо отвернулась, а Ван с любопытством юного учёного рассматривал спору.

– А ты знаешь, что такое спора бактерий? – спросил Тима у Кати.

– Что-то забыла, – призналась Катя.

– Эх, ты! – укоризненно заметил Тима. – Форму споры принимают бактерии, чтобы сохраниться, выжить!

– Или при размножении, – добавил Ван.

– Ну, спора так спора, – сказала Катя. – Подумаешь, эка важность!

Её внимание поглощал сам процесс превращения.

Если бы путешественники могли посмотреть на себя со стороны, они бы увидели на чёрной плите четыре крошечные серые букашки, а потом и те исчезли бы из поля зрения.

Но вот на приборах погасли все лампочки. Вместо них тотчас же вспыхнули четыре жёлтых глазка на стене, справа от плиты, под окном, которого они уже давно не видели. Четыре жёлтых глазка указывали, что на плите находятся четыре микролилипута. Они предостерегали каждого, кто вошёл бы в этот миг в лабораторию, о том, что здесь люди, хотя плита и казалась пустой.

Когда путешественники покинут плиту, вместо жёлтых лампочек вспыхнут красные. И будут гореть до тех пор, пока микролилипуты не вернутся на плиту из недр почвы.