- Что именно?

- Первое: забрался в квартиру, когда там находилась граждан ка Пеладзе, супруга хозяина. Она - на кухне, он, значит, по углам шарит. Второе: следов взлома нет, ключей и отмычек у подозреваемого - тоже нет.

- Как объясняет?

- Просто: дернул дверь наудачу, а она не заперта. В наше-то время! Но третье, вот главное, он в домашних туфлях хозяина был. Пояснил: разулся, чтобы не топать, а потом, в панике, свою обувь с хозяйской перепутал, когда тот в неурочный час домой вернулся.

Вот именно. В неурочный час.

- Ты говоришь, грузин пожилой?

- Пожилой. Но в соку еще.

- А супруга?

- Молода, красива.

- А жулик?

- Молод. Но красив ли, сейчас сказать трудно. По причине побоев.

- Понятно.

- Но ведь парень сознался. Признал, что намеревался совершить кражу. И доказательства налицо.

- Какие?

- Вещи ценные успел в чемоданчик собрать.

- Какие вещи, хозяйкины небось?

- Ну правильно догадался: лифчики красивые, колечки золотые и с камушками, сережки, косметичка, костюмчик ненадеванный.

- Давай-ка его сюда. И вдвоем нас оставь...

Да, не знаю, был ли этот парень красив, но больше красивым никогда уже не будет - усердно грузинище постарался.

- Доигрался? - спросил я сразу.

- Я вас не понимаю.

- А я твою любимую не понимаю. Ей - сохраненная честь, тебе - тюрьма.

Парень помолчал.

- А вы как бы поступили на моем месте?

- Я по чужим женам не ходок, своих хватает.

- Я не мог по-другому. Он бы ее убил, если бы догадался, очень ревнивый. Мы бежать хотели.

Это я понял, по чемоданчику с лифчиками.

- Что делать будем? Тебе хороший срок светит. А по моему Закону о неприкосновенности жилища - вообще высшая мера.

- Чистосердечное признание, - он с трудом улыбнулся разбитыми губами, - суд его, надеюсь, примет во внимание.

- Глупо. Я не могу этого допустить.

- Другого выхода нет. Вам трупы нужны?

- Давай так. Я тебя отправлю в какой-нибудь подшефный колхоз, поживешь там. Может, за это время твоя любимая догадается мирно с грузином разойтись. Без ревности, понимаешь: ну любит она грузинскую постель, да не любит грузинской кухни. А потом вдруг встретит тебя, и вы поженитесь... Но я бы с ней судьбу свою не стал связывать. Об этом подумай. Договорились?

- А мужу что скажете, он же будет интересоваться?

- Скажу, что расстрелял тебя. Пусть его совесть помучает. А что он тебя отлупил, что ж, то его право. Хотя он об этом и не знает...

Вот я и говорю: каждый должен быть на своем месте - муж на своем, любовник - на своем.

Выходя из Горотдела, увидел подъезжающий автобус, набитый задержанными парнями.

- Откуда дровишки? - спросил я Волгина.

- Из леса, вестимо. Рэкетмены сельские. По нашей схеме крестьяне сработали. Двоих "парламентеров" прищучили, вся банда карать явилась. А мы их уже ждали.

- Неужели сдались без боя? - усмехнулся я.

- Сдались. Да еще вопили: "Дяденьки, не бейте! Больше не будем!"

- Не будут...

Я вернулся в Замок.

- Давай мне Пилипюка, - это Ляльке, сидевшей за столом в приемной.

- А он уже заходил, я велела, чтоб попозже. - И в дверь за моей спиной: - Входи, тебя полковник ждут-с!

- Мне сапер-минер хороший нужен, - сказал я Пилипюку,- есть у тебя?

- Васька Ламбада.

- Что у вас за страсть к блатным кликухам?

- Та ни, Митрич, он вже к нам с ней прийшол.

- Веди сюда.

Василий на вид оказался простоватым парнем из старой деревни русоволосый, голубоглазый, плечистый.

Я протянул ему коробочку с кнопкой, что отдала мне Юлька.

Он шарахнулся от нее, как рыжий Бакс от мышки.

- Осторожно, товарищ полковник! Где у вас к ней другая деталь?

- Другой не было, только эта.

Он взял у меня коробку, легонько вскрыл, что-то вынул - и только тогда задышал нормально. Пояснил:

- Это само ВУ, товарищ полковник, а к нему должен быть замедлитель, на тридцать минут. Они вот так вот соединяются и все- через тридцать минут реле сработает и ударит по кнопочке. - И улыбнулся добродушно: - Холодно стало, товарищ полковник?

Не пойму даже, может, и жарко. Я ведь это ВУ полдня в кармане таскал. А Юлька! Везучие мы с ней. Но я ей об этой Ваниной подлости не скажу - она у него последняя, гад буду!..

Так, с этим все, пора, стало быть в командировку, в подполье, точнее. Юлька свое дело "сделала", мне свое делать.

И я сказал Ляльке:

- Полковник Сергеев срочно заболел. Дня на два. Можете давать по радио бюллетень о состоянии его здоровья. Но не увлекайтесь - результаты анализов не сообщать, только температуру, пульс и давление.

- Сухпай, батарейки, спальные мешки?

- Откуда ты знаешь?

Вернувшись в терем, Надежда сообщила Ване Заике хорошие новости.

Во-первых, подтвердила факт строительства оборонительных сооружений вдоль берега реки и оборудования пулеметных гнезд, а также обучения добровольцев из числа горожан (не густо, знать, у Серого с бойцами).

Во-вторых, куда-то исчезла Юлька. Последние следы ее обнаруживались в доме у Натальи, откуда они вместе, по непроверенным данным, отправились в Замок. Из Замка Наталья вернулась одна и отвечать на скромные, случайные вопросы Надежды решительно отказалась.

- А что Сергеев? Что о нем слышно? - спросил Ваня о главном.

- Ничего не удалось узнать, - огорченно повинилась Надежда. Разговоры идут такие, что он вроде заболел. А толком ничего не известно.

- Понятно, - улыбнулся Ваня. - Триппер подхватил.

И отправился с докладом о проделанной работе в Куровское, к Сидору Большому.

Вернувшись инкогнито из экскурсии с юным проводником по подземным галереям, я снова вызвал Ваську Ламбаду, поставил ему задачу, показал точки на схеме.

- Все понял?

- Все, товарищ полковник. Теперь на местности надо посмотреть, руками потрогать. Ну и прикинуть - сколько чего и как.

Явился Прохор, встревоженный и несколько смущенный, как нашкодивший посреди комнаты щенок.

Обменялись новостями, мнениями.

- Что будем делать, командир?

- Сражаться. До победы.

- Тогда поднимай красный флаг, - как-то жестко, будто в этом было что-то личное, сказал Прохор.

- Что вы меня все в большевики записываете?

- Ты уроки истории любишь... А знаешь плохо. Ни при чем тут большевики. - И пояснил снисходительно к моей серости:- В давние годы пираты Карибского моря, идя на абордаж, поднимали на грот-мачте красный флаг в знак того, что пощады никому не будет.

- У нас грот-мачты нет.

- На "Беспощадном" поднимем. У него антенна длинная.

- Ну разве что... Как личная жизнь?

- А ты уже знаешь?

- Что именно? Неужели счастливым отцом готовишься стать? - И упредил: - Невыносим, прости.

- Не в этом дело, Леша. Похоже, ты опять прав. Наташа ушла...

- К другому? Или, точнее, к другим? - Я не собирался жалеть его.

Но Прохор и не нуждался в этом. При всех его моральных фантазиях он был человеком неприлично честным.

- Можешь расстрелять меня, - глухо молвил, - но я был преступно откровенен с ней. Она очень многое знала о наших делах и планах. От меня.

- Твое счастье, что ты знал не очень много. А очень многое из того, что ты знал, не соответствовало действительности.

- Ты использовал меня для дезинформации противника! - он выкинул вперед обличающий перст, коим едва не попал мне в глаз. - Тебе должно быть стыдно! - Палец принял вертикальное положение.

- Вот еще! Ты делал свое дело, я - свое. Спрячь кулачки. Я тебе медаль дам. Или в Сибирь за подругой пойдешь?

Прохор посопел угрожающе, выпустил гневный воздух (хорошо, что через ноздри) и подвел черту:

- Ты опять прав: проститутка и блядь - суть категории различные.

Ну, положим, так витиевато я сказать не мог...

И опять Серый ушел в подполье, по болезни. Вместе с Василием по псевдониму Ламбада.