- Посадите его на стул, - велит он по окончании экзекуции, - и подпишите протокол. Вот здесь, и здесь. Всего доброго. - Поворачивается к Мутному: - Эк он вас. Понравилось? Или мало? За дверью еще ждут, своей очереди.
- Что ты хочешь? - прерываясь дыханием, роняет Мутный.
- А справедливости. Око за око. На кого работаешь?
- Тарасик у нас командир. Из Заречья.
- Тарасика нет больше. Сколько ему шло?
- Семьдесят процентов.
- Когда последний раз деньги сдавал?
- На прошлой неделе.
- Сержант, пригласите еще одного потерпевшего.
- Не надо, - вздрагивает Мутный. - Двухнедельный сбор у меня на квартире.
- Кто руководит другими группами? Адреса? Состав?
Следователь старательно записывает показания, откидывается на спинку стула.
- Вот, добрый молодец, на совести твоей лично и твоих мерзавцев одна жизнь, тяжкие телесные, сердечные заболевания, ограбленные вами старики и дети...
- Так ведь никто их не заставлял, - отчаянно цепляется. - Игра...
- Игра. - Следователь вздыхает. - Ну давай с тобой сыграем. Выщелкивает из обоймы патрон, заводит руки за спину. - Отгадаешь пустой кулак - жить будешь. - Вытягивает руки над столом. - Ну! Играй! Лови свое счастье!
Мутный машинально указывает на правый кулак. Следователь разжимает его - в ладони патрон.
- Я ж говорил - игра безвыигрышная. - Разжимает левый кулак - там тоже патрон. - Все понял? Уведите его.
Следователь забирает бумаги и идет к Волгину.
- Думаю, так, - докладывает он. - Поработаем с потерпевшими и свидетелями по всем возможным эпизодам. Деньги конфискуем и опять же по возможности вернем потерпевшим. И всем чохом эту банду - в суд. В соответствии со степенью вины.
- Русакова ознакомьте с материалами. И скажите, чтобы закончил информацию по этим делам обращением к гражданам в том плане, что впредь за участие в подобных играх будем нещадно штрафовать.
Следователь вздохнул.
- Так ведь жалко, товарищ начальник. Ведь этим играм государство учит. Вы гляньте в телевизор - по всем каналам дурят людей. Мол, играйте, ребята, ловите удачу. Каждый может дуриком разбогатеть. Без труда и без науки. Всего-то - отгадай слово из трех букв, первая "ху", последняя...
- Ладно, хрен с ним, с этим государством. Это Сергеева забота.
И оба рассмеялись.
- Товарищ начальник, - доложил дежурный, положив трубку. - "Самовар" обнаружили.
- Вы мне этот жаргон бросайте. Где? При каких обстоятельствах?
- В реке, у моста. В мешке. Видимо, всплыл, когда веревка перетерлась. Там железа много на дне, от старой фермы осталось.
- Группу выслали?
- Да. Вы поедете?
- Поеду. Что у нас в розыске пропавших?
- Двое. Гражданка Евсеева, восьмидесяти семи лет. Гражданин Симаков Орел Евгеньевич...
- Опять жаргонишь?
- Да нет, имя такое.
- Труп мужской?
- Не сообщали пока. Неизвестно.
- Ладно, я поехал.
- Сергееву доложить?
- Что же все Сергеев да Сергеев? А мы хуже, да?
- Не намного если.
- То-то!
Труп без головы и конечностей, "самовар" по терминологии криминалистов, обнаружили у самого моста пацаны, которые все еще собирали на набережной гильзы после недавнего боя. Увидев плавающий невдалеке от берега белый синтетический мешок от сахара, притянули его куском проволоки, но вскрывать не стали - запах остановил. Позвали прохожего, тот вызвал милицию.
- Ну что? - спросил Волгин, выходя из машины.
- Да ничего пока, - ответил эксперт, снимая перчатки. Предварительно - мужчина, около сорока лет. На теле никаких особых примет. Конечности отчленены очень грубо, неумелой рукой. Похоже - топором и ножом. Нож тупой...
- Топор щербатый, - добавил Волгин.
- Вроде того. А шея - будто ржавой пилой ее терзали. С двумя зубьями.
- Ранения есть?
- Колотое, в сердце. Но не ножевое, на заточку похоже.
Подошел следователь.
- Мальчишек опросил?
- Конечно. Да без особого толка. Увидели - вытащили.
- Мешок?
- Два мешка. В один бы не влез, мужик был крупный, широкий. Мешки вдоль распороты и увязаны. Узлы, бечевки - самые обычные, ничего характерного.
- Штампы на мешках сохранились?
- Да, из двух один получится.
- Постарайтесь, чтоб два все-таки установить.
- Понял. Одна партия могла быть.
- Да, и сразу оперов на рынок и в магазины. На оптовые склады. Ранее судимых тоже пошерстить, если уж заточка. - Волгин повернулся к эксперту. Давность примерно скажете?
- По первому впечатлению - семь-десять дней.
- Хорошо, работайте. Как только что, так сразу мне.
- Товарищ начальник, - дежурный даже вытянулся, когда Волгин вошел в здание. - Еще одно заявление. На розыск.
- Дайте посмотреть.
Гражданин Тихоня Владислав Вячеславович, сорока лет. Не появляется дома и на работе девятый день. Заявитель - Тихоня Анна Андреевна, супруга пропавшего без вести.
- Это вы? - Волгин повернулся к сидевшей на диванчике женщине.
Она кивнула и встала.
- А почему только сейчас заявляете?
- Все ждала, - она перебирала пальцами ручку пластикового пакета, - он и раньше исчезал. Но ненадолго. Два-три дня отгуляет- и домой. Отдыхать. Полюбовницу завел.
- А к ней вы не обращались?
- Так не знаю ее. Ни имени, ни звания. Живет где-то у реки.
Волгин и дежурный переглянулись.
Волгин снова взглянул на заявление: худощавого телосложения, особые приметы - на груди две родинки рядом, почти слившиеся. Вздохнул. Еще один мешок искать?
Вернулась опергруппа. Ничего нового не принесла.
Позвонил из морга эксперт. Тоже не порадовал.
Стали поступать доклады от оперов и участковых, которые опрашивали жильцов старых новостроек, ближайших к реке. Ни зернышка.
Хлопчик устало взбирался на пятый этаж очередного подъезда очередного дома. Отдышался, позвонил в квартиру 20. Не открыли. Нажал кнопку 19-й. Тоже никого. Отметил в блокноте.
В 18-й чья-то нетвердая рука долго шарила по двери. Нащупала замок. Дверь распахнулась. На пороге - женщина в халате, лохматая, пьяная. Развела в восторге руками:
- Кавалер! Мужчинка! Прошу! - отодвинулась, пропуская Хлопчика в квартиру.
- Как поживаете? - спросил, осматривая запущенную комнату. - Какие жалобы? Я ваш участковый.
- Грустно, - женщина упала на стул. - В одиночестве. Одна осталась, никого уже больше нет. - Потянулась за бутылкой, едва не опрокинула, но все-таки ухитрилась наполнить стакан.- Мужчинка, выпейте со мной.
- Что за повод? День рождения?
Женщина кивнула, уронив голову на грудь. Покачала непослуш ным пальцем.
- Совсем наоборот. Поминки, - кивнула снова, но в сторону, продолжив движение всем телом, едва не упала со стула.
Хлопчик глянул: на комоде - мужская фотография, возле нее - одинокая гвоздичка.
Понял, что сейчас делать здесь нечего, попрощался, пошел к выходу.
- Эх, мужчинка! - донеслось вслед. И стук об стол донышком опорожненного стакана.
Хлопчик прикрыл за собой дверь в комнату и увидел на ней настенный календарь. Машинально отметил, что два числа в соседних месяцах жирно обведены фломастером. Одно число сегодняшнее.
Хлопчик добрел до Горотдела самым последним. В голове гудели тысячи дневных разговоров. В общем-то бесполезных и потому - особо утомительных. Правда, что-то одно застряло, незаметной такой занозой. Которую, если не коснешься, не чувствуешь. А если зацепишь - остро кольнет.
Сидя у Волгина на оперативном совещании, он все пытался эту занозу нащупать и выдернуть.
"Розка-то? А кто ее знает, чего она пьет? Она всегда пьет. То одна, то с полюбовником. Да что-то его давно не видать. Может, муж его пуганул? Какой муж? Первый? А хрен их кто считал. Можа, и третий. Приезжал к ней, повидаться. Когда? Да с неделю назад. Где с неделю? Девять дней".
Ага, что-то есть, нащупал, тяни, Хлопчик, тяни.