– О, царь! – сказал Аристотель.

– Что тебе, долговязый?

– Я надеюшь, на этом обучение царевича не жакончитшя. Ему еще многому нужно научитьшя.

– Нет, нет, я пришлю его обратно, как только город падет. Но он вступает в тот возраст, когда нужно учиться на деле, а не только слушая твои мудрые, возвышенные речи. Кто это? – Филипп взглянул на меня своим единственным глазом.

– Жандра иж Индии, филошоф-варвар.

Филипп дружелюбно улыбнулся и похлопал меня по плечу:

– Радуйся. Приезжай в Пеллу, расскажи моим военачальникам об Индии. Кто знает? Может, и туда еще ступит нога младенца.

– Гораздо важнее получить сведения о Персии, – сказал один из военачальников Филиппа, красивый малый с рыжевато-каштановой бородой. – Он недавно был там проездом. Что ты скажешь на это? Чертов Артаксеркс все еще крепко сидит на троне?

– Я почти ничего не знаю, – сказал я, чувствуя, как сердце мое уходит в пятки при мысли о том, что меня сейчас разоблачат. – Я проехал вдоль северных границ владений Великого Царя и почти не заезжал в крупные города. Я ничего не знаю о том, какую они ведут политику.

– Это действительно так? – спросил рыжебородый, взглянув на меня с подозрением. – Нам придется еще вернуться к этому разговору.

Они толпой повалили в большой дом, где суетились повар и служанки. Во время обеда оказалось, что я сижу между Неархом, маленьким критянином, другом Александра, и воином, не говорившим по-гречески. Поэтому я в основном молчал, а вдобавок почти не понимал, о чем говорили сидевшие во главе стола. Я попросил Неарха назвать мне военачальников.

– Тот, высокий, справа от царя, – Парменион, – сказал он, – а рыжебородый – Аттал.

Когда унесли еду и началась попойка, ко мне подошел Аттал. Воин уступил ему свое место. Аттал уже много выпил, но, хотя он и покачивался слегка, голова его была ясной.

– Как ты ехал через владения Великого Царя? – спросил он. – По какому маршруту ты следовал?

– Я же сказал тебе – вдоль северной границы.

– Тогда ты должен был заехать в Орхой.

– Я... – начал я и остановился. Возможно, Аттал пытается подловить меня. Что, если я скажу «да», а Орхой на самом деле находится на юге? Или вдруг он там был и знаком с городом? Многие греки и македонцы служили Великому Царю наемниками.

– Я проезжал разные города, но не запомнил их названия, – сказал я. – И не помню, заезжал ли в Орхой.

Аттал мрачно улыбнулся в бороду.

– Много же пользы принесет тебе твое путешествие, если ты не помнишь, где был. Послушай, скажи мне, ты не слышал о смуте в северных провинциях?

Я уклонился от ответа, набрав полный рот вина, чтобы скрыть замешательство. Я прихлебывал вино снова и снова, пока наконец Аттал не сказал:

– Ну, хорошо, предположим, ты действительно ничего не знаешь о Персии. Тогда расскажи мне об Индии.

– Что рассказать? – Я икнул. Вино начинало действовать и на меня.

– Я солдат, и мне хотелось бы узнать об индийском военном искусстве. Как там насчет обучения боевых слонов?

– О, мы придумали кое-что получше.

– Что именно?

– Мы поняли, что слоны из плоти и крови ненадежны в бою, несмотря на свою величину, потому что часто пугаются и, обратившись в бегство, топчут наши собственные войска. Поэтому философы Паталипутры создали механических стальных слонов со скорострельными катапультами на спине.

Так в моем одурманенном мозгу трансформировались бронированные военные машины моего мира. Я не знаю, что заставило меня наговорить Атталу таких глупостей.

Частично виной была антипатия, возникшая между нами. Из истории известно, что Аттал был неплохим человеком, хотя иногда и совершал безрассудные и глупые поступки. Но меня раздражало то, что он надеялся выведать у меня все хитрыми расспросами, а хитрость-то была шита белыми нитками. Его голос, выражение лица говорили сами за себя: ты лукав и пронырлив, за тобой надо смотреть в оба. Он был из тех людей, которые, получив приказ следить за врагом, нацепили бы на лицо фальшивую бороду, завернулись в длинный черный плащ и стали посреди бела дня, крадучись, ходить вокруг да около, подмигивать, бросать косые взгляды и привлекали бы к себе всеобщее внимание. Кроме того, он, конечно, насторожил меня, проявив настойчивый интерес к моему прошлому.

Но основной причиной моего безрассудного поведения явилось крепкое вино. В своем мире я пил очень редко и не привык к подобным попойкам.

Аттал при упоминании о механических слонах весь превратился в слух.

– Да что ты говоришь!

– Да, у нас есть и кое-что получше. Если наземные войска противника отражают атаки наших стальных слонов, мы посылаем летающие колесницы, запряженные грифонами, и сверху осыпаем неприятеля дротиками. – Мне казалось, что я изобретателен, как никогда.

Аттал открыл рот от изумления: «Что еще?»

– Ну... э... у нас также мощный флот, знаешь, мы контролируем низовья Ганга и прилегающую часть Океана. Нашим кораблям не нужны ни паруса, ни весла. Их приводят в движение машины.

– Все индийцы владеют подобными чудесами?

– В общем, да, но паталипутранцы искуснее всех. Когда в морских сражениях численный перевес на нашей стороне, мы посылаем ручных тритонов, которые подплывают под корабли и продырявливают днища.

Аттал нахмурился.

– Скажи мне, варвар, почему, имея столь разрушительное оружие, палалал... патапата... жители вашего города не завоевали весь мир?

Я пьяно рассмеялся и хлопнул Аттала по плечу:

– Да мы его уже давно завоевали, приятель. Вы, македонцы, еще просто не заметили, что находитесь под нашим владычеством.

Аттал переварил все это и грозно нахмурился:

– По-моему, ты дурачил меня, варвар! Меня! Клянусь Гераклом, я тебя...

Он поднялся и размахнулся, чтобы ударить меня кулаком. Я поднял руку, пытаясь защитить лицо.

– Аттал! – окликнули его с другого конца. Царь Филипп следил за нами.

Аттал опустил кулак и пробормотал что-то вроде. «Воистину летающие колесницы и ручные Тритоны!» – и, спотыкаясь, направился к своей компании.

Я помнил, что у него впереди не было счастливого будущего. Ему было суждено выдать свою племянницу замуж за Филиппа, молодую женщину и ее младенца умертвят по приказу Олимпиады, первой жены Филиппа, после того как сам царь падет от руки вероломного убийцы. Вскоре, по повелению Александра, расправятся и с Атталом. У меня язык чесался, так мне хотелось намекнуть ему на то, что его ждет, но я сдержался. Я и так привлек к себе слишком много внимания.