— Ты собираешься заложить меня? — спокойно спросила девушка.

— Да, ангел мой. Я собираюсь заложить тебя.

— Понятно, — она смотрела на него холодно. На ее кричаще-ярком лице хористочки неожиданно отразилось чувство собственного достоинства.

— Я собираюсь заложить тебя, ангел мой, — с расстановкой повторил он, явно наслаждаясь каждым произнесенным словом. — Кто-то меня пожалеет, и кто-то посмеется надо мной. Но моему делу это никак не повредит. У моего дела есть одна чудесная особенность. Немного скандальной известности ему пойдет только на пользу.

— Значит, я для тебя теперь имею ценность только как реклама?

— Именно, — сказал он. — Именно так.

— А как насчет моего мотива? — спросила она с таким глубоким серьезным презрением, что он этого даже не понял.

— Не знаю, — сказал он. — Меня это не волнует. У вас были какие-то делишки. Эдди следил за тобой до улицы на Банкер-хилл, где ты встретилась с каким-то белесым типом в коричневом костюме. Ты передала ему что-то. Эдди бросил тебя и проследил паренька до его дома поблизости. Он пытался еще повисеть на нем, но ему показалось, что тот заметил хвост, — Эдди отстал. Но одно, тем не менее, я знаю точно. В том доме вчера был убит паренек по имени Филипс. Ты знаешь что-нибудь об этом, золотко?

— Я ничего не знаю об этом, — сказала блондинка. — Я не знаю никого по имени Филипс и, как это ни странно, не бегаю и не палю из пистолета в кого попало, просто для нехитрой девичьей радости.

— Но ты застрелила Ваньера, дорогуша, — ласково напомнил Морни.

— О да, — протянула она. — Конечно. Мы как раз остановились на моем мотиве. Ты уже придумал что-нибудь?

— Это неважно, когда речь идет о любовниках, — отрезал он. — Сцена ревности, ссора. Можно назвать это как угодно.

— Может быть, — сказала она, — когда он был сильно пьян, он начинал немножко походить на тебя. Может быть, это и был мотив.

Он сказал:

— Ах… — и задохнулся.

— Красивей, — продолжила она, — моложе, без живота, но с той же самодовольной мерзкой ухмылочкой.

— Ах… — сказал Морни — и он страдал.

— Это пойдет? — мягко поинтересовалась она.

Он шагнул к ней и выбросил вперед кулак. Удар пришелся ей в лицо сбоку; она покачнулась, села на пол, вытянув длинную ногу, схватилась рукой за щеку и подняла на него очень синие глаза.

— Может быть, тебе не стоило этого делать, — сказала она. — Может быть, я не пройду с этим теперь?

— Пройдешь, не волнуйся. У тебя нет выбора. Отделаешься довольно легко. Господи, я уверен в этом. С твоей-то внешностью! Но ты пройдешь, ангел мой. На пистолете твои отпечатки.

Она медленно поднялась на ноги, все еще держась рукой за щеку.

Потом она улыбнулась:

— Я знала, что он мертв. В двери торчит мой ключ. Я почти хочу поехать в город и сказать, что это я застрелила его. Только не прикасайся ко мне больше своей скользкой белой лапой — если хочешь, чтобы я призналась в убийстве. Да, я почти хочу в полицию. Среди полицейских я буду чувствовать себя в большей безопасности, чем с тобой.

Морни повернулся, и я увидел его искаженное белое лицо с дергающимся шрамом-ямочкой. Он прошел к выходу; дверь снова открылась. Несколько мгновений блондинка стояла неподвижно и затем исчезла вслед за мужем из поля моего зрения.

Дверь закрылась. Шаги по дорожке. Хлопанье дверец машины. Заработал мотор, и машина уехала.

31

Спустя довольно продолжительное время я вышел из своего укрытия и еще раз внимательно огляделся. Я прошел к креслу, поднял револьвер, тщательно протер его и положил на место. Затем вытащил из пепельницы три испачканных губной помадой окурка, отнес их в туалет и спустил в унитаз. Потом огляделся в поисках второго стакана — но его не было в комнате. Стакан с недопитым выдохшимся коктейлем я отнес на кухню, ополоснул и вытер кухонным полотенцем.

Оставалась самая неприятная часть. Я встал на колени и взял свисающую с кресла окостеневшую руку. Отпечатки получатся не особо хорошими, но все же это будут отпечатки, — принадлежать они будут не Лу Морни. У револьвера была рифленая каучуковая ручка с отбитым уголком. На ней ничего не останется. Отпечаток указательного пальца на стволе справа, два — на курке и отпечаток большого пальца за казенной частью. Сойдет.

Я еще раз огляделся. Пригасил до минимума свет — слишком ярко сияло в нем мертвое желтое лицо. Открыл переднюю дверь, вытащил из замка ключ, протер его и всунул обратно в замочную скважину. Закрыл дверь, протер ручку и пошел вниз по улице к машине.

Я вернулся в Голливуд, поставил машину на свободное место у тротуара и направился к входу в Бристоль-Апартменте.

В темноте из одной из стоящих у тротуара машин послышался жесткий шепот. Кто-то произнес мое имя. Под крышей маленького «паккарда» над рулем маячило длинное пустое лицо Эдди Пру. Он был в машине один. Я облокотился на дверцу и заглянул внутрь.

— Как дела, ищейка?

Я бросил спичку и выпустил дым ему в лицо.

— Кто уронил тот счет стоматологической компании, который вы дали мне вчера ночью? Ваньер или еще кто-то?

— Ваньер.

— И что я должен делать с ним? Узнать биографию человека по имени Тиджер?

— Терпеть не могу дураков.

— Зачем ему носить счет в кармане — чтобы легче ронять? А если он и уронил его, почему ты просто не вернул ему бумажку? Другими словами, объясни мне, дураку, почему при виде счета за стоматологический материал кто-то возбуждается настолько, что начинает бегать и нанимать частных детективов?

— У Морни есть голова на плечах, — холодно сказал Эдди Пру.

— О таких, как он, бытует выражение: «Невежествен, как актер».

— Хватит. Ты что, не знаешь, как используют эту зуботехническую дребедень?

— Знаю. Я выяснил. Альбастон используется для изготовления восковых форм. Он очень твердый, мелкозернистый, и к нему ничего не прилипает. Другой материал — кристоболит — используется для изготовления форм с помощью восковых заготовок; выдерживает очень высокую температуру… Скажешь, ты не понимаешь, о чем я говорю?

— Ты, наверное, знаешь, как делаются золотые пломбы, — сказал Эдди Пру. — Наверное, знаешь, а?

— Я потратил сегодня два часа на изучение этого вопроса. Теперь я тонкий знаток — и что дальше?

Он помолчал немного и сказал:

— Ты газеты читаешь когда-нибудь?

— Изредка.

— Ты случайно не читал, что в Белфонт-Билдинг на Девятой укокошили одного старика по имени Морнингстар — двумя этажами выше офиса Х. Р. Тиджера? Не читал, а?

Я не ответил. Он еще некоторое время смотрел на меня, потом протянул руку к приборной доске и выключил зажигание.

— Никто не повел бы себя так глупо, как ты, — мягко сказал он. — Никто. Спокойной ночи.

Машина отъехала от тротуара и двинулась вниз по склону в сторону Франклина. Я ухмылялся ей вслед, пока она не скрылась с глаз.

Я поднялся наверх, отпер дверь квартиры, приоткрыл ее на несколько дюймов и потом осторожно постучал. В комнате послышались шаги, и цветущего вида девушка в белой форме и белой шапочке с черной полоской распахнула дверь.

— Я Марлоу. Я здесь живу.

— Проходите, пожалуйста, мистер Марлоу. Доктор Мосс меня предупредил.

Я тихо прикрыл дверь.

— Как она?

— Спит. Она уже дремала, когда я пришла. Меня зовут мисс Лимингтон. Ничего особенного я о ней сказать не могу, кроме того, что температура в норме, а пульс учащенный, но успокаивается. Душевное потрясение, я полагаю.

— Она нашла убитого человека, — сказал я. — Страшно испугалась. Она не проснется, если я войду в спальню и возьму кое-какие вещи?

— О, пожалуйста. Если вы не будете шуметь, она не проснется. В любом случае это не страшно.

Я прошел в гостиную и положил деньги на секретер.

— На кухне найдете кофе, ветчину, яйца, хлеб, апельсины и виски, — сказал я. — Если понадобится еще что-нибудь — позвоните вниз.

— Я уже взглянула на ваши припасы, — улыбнулась сиделка. — Для завтрака вполне достаточно. Она останется тут?