Прохоров. Чего по порядку?

Иванов. То есть как чего?.. Не дикарь же вы в самом-то деле! Хотите убить живого человека и не можете объяснить - почему?

Прохоров. Могу!

Иванов. Ну и объясните! И не как телепату, а как нормальному гражданину. Все! Я сейчас нормальный человек! У меня в мозгу перерыв!..

Прохоров. Ну, чего рассказывать?.. Мы с братом давно расстались! Я его всегда не любил, он меня тоже... Хотя он способный! Феномен вроде меня. Тоже предметы умеет двигать. Только я от себя двигаю, а он - все к себе! Ну, не в этом соль!.. Отсудил он у нас с матерью полдома, продал их. Женился, подался в Москву. Работал здесь, говорят, хорошо зарабатывал, химичил чего-то. Но мне на все это наплевать! Понимаете... Он матери и рубля не посылал, да я б и не просил! Мы с ней вдвоем хорошо жили, славно, от него - только телеграмма на Восьмое марта, да и то не всегда. И тут, примерно полтора года назад, вдруг прикатывает. С цветами! "Мама, переезжай ко мне! Я не могу, тоскую!" И жена с ним рядом: "Анна Степановна, вы мне родной человек! Умоляю, поживите с нами!" Я заподозрил неладное, но в толк не возьму, в чем дело-то? Если б у них дети были, подумал - как няньку хотят использовать, а то ведь и детей нет. "Поедем, мама,- кричит,- пожила с одним сыном, теперь давай с другим". Мать говорит: "Антоша, не пропишут!" Он говорит: "Пропишут! Вы, мама, вдова солдата, отец под Москвой воевал". Все продумал, гадина... Понимаете, отца вспомнил!

Иванов. Ты спокойнее, Миша, спокойнее!..

Прохоров. Не буду спокойней. Не могу!.. Отправил я их, думаю, ладно, действительно мать - одна на двоих, пусть с ними поживет, а она... Она, понимаете, значит, примерно через... восемь месяцев... значит... вот и умерла. Я прилетел: как? что?.. Умерла! Похоронили!.. И потом я, значит, узнаю, понимаете, что он, понимаете, про все это пронюхал заранее. Понимаете? Она когда-то в поликлинику нашу краснодарскую пошла на рентген, и ей диагноз плохой поставили. Я про все это еще не знал, а он как-то узнал, через медсестру. Медсестра там работает, родня его жены. Узнал и прилетел. Понимаете?! Так совпало, что ему с женой должны были квартиру давать, и он решил, значит, мать как девять метров использовать! Понимаете? Ее лечить можно было, операцию сделать, но он все скрывал... Зачем, мол, тянуть-то... Возиться, понимаете? Зачем? Просто использовал как девять метров, а дальше чем скорей, тем лучше! Я когда узнал, у меня в глазах потемнело. Как быть? Что делать, а?.. Что, просто проскочить мимо, да? Забыть?.. Вот вы умный человек, интеллигент, феномен, мысли человеческие понимаете... Скажите, как быть?.. По закону - говорите. А если нет здесь закона, что ж, прощать это можно?.. Объясните! Мне в школе объяснили, что бога нет, а только недосказали, как обходиться без него в таких случаях! Ну, что молчите? Советуйте!

Прохоров расхаживал по комнате, а вокруг него в каком-то странном

возбуждении раскачивались предметы, скрипели двери и рамы, шевелились

занавески. Только Иванов этого не замечал, он сидел задумавшись.

Спокойней, говорите?.. Ну нет! Мне Елена Петровна, она чудный человек, я ее уважаю и люблю, и она: спокойней, Миша, спокойней, вы, мол, особенный человек! А мне плевать, что я особенный, человеком бы быть - и то спасибо! И если Антон бога не побоялся, то от меня ему не скрыться, потому что я все время о нем думать буду. И пусть пригибается под моими мыслями, пусть ходит и вздрагивает, потому что рано или поздно я его накрою!!! И я его!..

Прохоров напрягся, заскрипел зубами, сжал кулаки. Раздался раскат

грома.

Вспышка молнии. В спальне раздался треск. Крик. Дверь распахнулась,

оттуда выскочил Клягин.

Клягин. Товарищи! На помощь! Человека шкафом задавило!!!

Иванов бросается к спальне.

Иванов. Михаил! Михаил!.. Без рук!.. Мыслью... Только мыслью!!! Только мыслью!!!

Прохоров бежит в спальню. Все трое скрываются за дверью. На шум входит

Дежурная.

Дежурная (оглядев номер). Ну просила же мебель не сдвигать! Просила же... (Вздохнув, включает телевизор, расставляет мебель по местам; села, смотрит.)

Затемнение

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Утро следующего дня. Тот же номер гостиницы. Прохоров лежит в кровати, его голова забинтована полотенцем. Из ванной появляется Клягин. Он только

что принял душ, у него прекрасное утреннее настроение.

Клягин (Прохорову). Гутен морген... Гутен морген, майн либен фройнд! Ви шлафен зи?.. Вас махт ин дер нахт?

Прохоров. Очумел, что ли?

Клягин. Почему? Я с тобой по-немецки разговариваю.

Прохоров. Зачем?

Клягин. Для эрудиции. В школе какой язык учил?

Прохоров. Английский.

Клягин. Извини! Ладно. Давай по-английски. Гуд монинг, май френд. Хау ду ю слип ди найт?

Прохоров. Ты что ж, на всех языках можешь?

Клягин. Нет. Только в объеме третьей программы... По телевизору есть третья программа. Учебная. Смотришь?

Прохоров. Не-а.

Клягин. Напрасно. Там много поучительного. Лекции разные. Фильмы для глухонемых... А бывают наши фильмы, но на иностранных языках. Знаешь, Миша, очень интересный эффект!.. Вот я одно кино недавно смотрел: когда по-нашему говорят, ну, полная мура, а когда не по-нашему, уже ничего... Смотреть можно!

Прохоров. Не тарахти ты, Сергей Андреевич! И так башка трещит.

Клягин. Таблеточку прими.

Прохоров. Принимал.

Клягин. Еще, еще прими. А спал как?.. Кстати, я ж тебя по-английски спрашивал: как ты спал? Хау ду ю слип ди найт? Как спал?

Прохоров. Никак не спал... Ноу! (Привстал, застонал, хватается за голову.) Ну просто разламывается башка! Черт его вчера принес, Антона-то. Я ведь не собирался им до показа заниматься. Я думал - после.

Клягин. Но вчера ты ему здорово вмазал! Молодец! Знаешь, когда ты разволновался, Антон ружье поднял и хотел выскочить, а тут его шкафом в спину - р-р-раз! Он рванулся, а его еще стулом - р-раз! Молодец, Миша! Просто молодец! (Поднял валявшееся у стены ружье.) Гляди-ка! Так драпанул отсюда, что и ружье бросил. На, возьми, Миш!

Прохоров. Ну его к лешему! Ничего мне от него не надо.

Клягин. Возьми! Хорошее ружье. Имеешь право: боевой трофей! Дома на стенку повесишь! Или нет, на стенку не вешай! Плохая примета! Чехов говорил: если на стене в первом акте висит ружье, то в четвертом оно должно выстрелить.

Прохоров. Что значит "в акте висит"?

Клягин. Этого, Миш, я не понял. Я, Миш, это по радио слышал. В такси. Ехал с аэродрома, а Чехов в такси про это и говорил. Я запомнил. А еще он говорил, что воспитанный человек не тот, кто не прольет соус на скатерть, а тот, кто не заметит, если это сделает кто-нибудь другой. Вот что он говорил.

Прохоров (раздраженно). Кому говорил-то?

Клягин. Не знаю. Вообще говорил. Думаю, к народу обращался, к общественности!

Прохоров. Ну что ты за человек, Клягин? Что ты мне голову забиваешь?

Клягин. Почему забиваю?.. Я тебе пищу даю для размышлений... Елена Петровна говорила, это полезно перед показом... Чехов-то прав. Считаем себя культурными людьми, а ведь не дай бог кто-нибудь соус на скатерть прольет...

Прохоров (в отчаянии). Да замолчи ты!.. Не пойду я ни на какой показ! Неужели не понимаешь?

Клягин (опешил). Как?

Прохоров. Ну куда я пойду?.. Еле на ногах стою! Куда мне в таком состоянии комиссии показываться! Позориться только... Сломался я, понимаешь? Сломался!.. Мне теперь неделю пластом лежать, чтоб в форму прийти... Ах, Антон! И тут, стервец, напакостил!.. Такое дело сорвал!.. Перенапрягся я из-за него, понимаешь?.. Уж если я шкаф сдвинул, значит, вся сила из меня ушла. Я ведь раньше-то никогда шкафы не мог, понимаешь?

Пауза.

Клягин (нерешительно). Вообще-то, Миша, если откровенно говорить, я тоже слегка помог.

Прохоров удивленно уставился на Клягина.

Прохоров. Что?!

Клягин (поспешно). Нет, нет... В основном, конечно, ты... Но когда ты стал про мать рассказывать, я, знаешь, тоже разволновался, а Антон, он с ружьем наперевес хотел выскочить, ну, я его шкафом-то сзади и прижал!.. А потом, стало быть, стулом... Но, конечно, в основном - ты! Ты!