— Настенька, принеси нам, пожалуйста, чаю. Покрепче! Настенька, словно только и ожидавшая этой команды, немедленно появляется с подносом, на котором дымятся четыре тончайшего фарфора чашки. И я еще раз удивляюсь вышколенности славкиной секретарши. Интересно, спит он с нею или нет? Я бы на его месте — с удовольствием. Особенно после свидания с «чебурашкой».

— Так чего Крепчалов хочет от нас? — хмурится Гриша, зажимая свою бороду в кулак — Ни одного специалиста по психологии бессознательного, в область рекламы, а также сексуальной терапии среди нас, насколько я понимаю, нет.

— Это — прежде всего информационное воздействие, осуществляемое в том числе и через терминалы компьютерных сетей, — объясняет Славка. — А. Виталий Петрович, как известно, министр информатики и информационных технологий. Вот его и напрягли. А он, соответственно, нас, испытанную гвардию.

Я громко хмыкаю. Это я-то — гвардеец Крепчалова? Да в гробу я его видал, вместе… Нет, жену внуки любят, пусть живет.

Воробьев, на секунду повернув ко мне свой острый нос — словно клюнув им — поясняет:

— Состав участников нашего небольшого совещания предложил и утвердил Крепчалов. Поскольку тут просматривается некоторая аналогия с «Тригоном». К которому мы все имели отношение. Помните «поле ужаса», механизм генерации которого так и остался невыясненным?

Ого, какая честь… Значит, сам министр…

— Воевать с 'Тригоном» я тоже ездил по указке Крепчалова, — с улыбкой говорю я. — И победил его практически в одиночку. Как меня отблагодарили за это, вы все прекрасно знаете. Знает об этом и господин Крепчалов. Наши высказывания записываются? — уточняю я у Воробьева.

— Да, я ведь предупреждал.

— Вот и отлично. Тогда передайте Виталию Петровичу мой пламенный привет. Поскольку я директор весьма скромной, абсолютно негосударственной фирмы, у вас нет никакого права насильно вовлекать меня в ваши сомнительные игры. А добровольно в них участвовать я категорически отказываюсь!

— Но, Павел Андреевич, я вас очень прошу… — чуть не скулит Славка. И я понимаю, мое участие в совещании было оговорено Крепчаловым особо. Ваши интуиция и опыт крайне важны для нас. И стоит ли сейчас, в минуты действительно очень серьезной опасности, поминать прошлое?

Я перевожу взгляд с Юрика на Гришу и обратно. Похоже, им не очень приятно слышать слова про мои несравненные интуицию и опыт. Да, ребятки, и в ситуации с «Эллипсом», и в бою с «Тригоном» вы только ушами хлопали, когда я действовал. И, заметьте, весьма эффективно действовал. Но — только бледнолицый может дважды наступить на одни я те же грабли.

Я решительно встаю. Витек — мужик крутой, конечно, но не круче, чем вареное яйцо. Никаким способом не заставит он меня в очередной раз подставлять голову за то, чтобы он не вылетел из высокопоставленного кресла. То я по его приказу первого в мире артегома вынужден был убить, то сунуть голову в пасть «Тригону»… Хорошо, что хоть жив тогда остался. Могло быть хуже.

— Павел Андреевич, ну хоть какой-нибудь совет дайте! — канючит Воробьев.

— Да чего тут непонятного? — ловлюсь я на скрыто-льстивую фразу, досадую на себя за это, но… Раз уж начал, надо закончить.

— Кому выгоднее всего нашествие артегомов? Фирмам, которые их производят. Особенно этих, «хоббитов». Вот под них и нужно копать. И под рекламные агентства, выпускающие клипы про «чебурашек» и прочую артегомную нечисть. Где-то там и скрываются специалисты по воздействию на подсознание, переплюнувшие Фрейда, Юнга, Фромма и прочих гениев психологии, психиатрии и психоанализа, — не упускаю я возможности блеснуть эрудицией. — А Пеночкина вы, кстати, проверяли? Не он опять шалит?

— Уже проверили, — хмурится Славка. — Пеночкин так и не оправился толком после «Тригона». Живет с женой на даче, в глухомани, почти никаких контактов с внешним миром не поддерживает. Не он.

Мне очень хочется пить, и я, не выдержав, отхлебываю глоток ароматного чая. Моего любимого, с жасмином.

— Попробуйте проанализировать обмен в компьютерных сетях по ключевым словам «артегом», «реклама», «хоббит» и прочим, относящимся к теме. Или, возможно, по фразам с нестандартным смыслом на случай, если благодетели артегомов пользуются шифрами. Посмотрите, наконец, где сильнее всего проявляется «общая вера». Может, это колумбийская наркомафия изобрела новый вид наркотика, компьютерно-телевизионного, подкрепленного биопотенцером? Тогда ваше совещание полезно не больше, чем консилиум врачей на могиле уже похороненного больного.

— У тебя что, терм не работает? — спрашивает Гриша.

— Да, уже второй день. А что?

— Вчера в «Новостях» была подборка материалов на тему, откуда пошла быть «общая вера». Похоже, из России. Майка с российским орлом на спине и Георгием-победоносцем на груди становится униформой молодежи от Европы до Америки и Китая. Объем продажи компьютерных программ, обучающих русскому языку, удваивается каждую неделю. Но их все равно не хватает, и вновь появился спрос на «живых» учителей. Российская мода разоряет французских и итальянских модельеров. Продолжать?

— Не нужно, — усмехаюсь я. Время идет — а я все еще здесь, на этом нелепом совещании. Точнее, среди участников этого бездарного заговора. Пусть сами тут разбираются:. А меня внуки ждут.

— Все, что мог, я вам уже рассказал. Честь имею, господа!

Вот так вот, дорогие мои. Павел Полиномов не будет больше отдуваться за всех, получая в качестве благодарности ненавидящие взгляды и теряя любимых женщин. Танцуют все! — но без меня, без меня…

Глава 12

К сыну приходится ехать на метро. Не беда, бензин нынче стоит столько, что десять раз подумаешь, прежде чем за руль сесть. А тут и думать не надо.

Встречает меня Юлька, невестка. Вкус у моего Витюхи хороший: мне его жена тоже нравится. Симпатичная, стройная, игривая как котенок. Это обычно. Но сегодня — вся зареванная.

— Я вам все утро звоню, а телефон не отвечает, — говорит она со скрытым упреком в голосе. И, не дождавшись моих оправданий, огорошивает новостью:

— Виктор все сбережения перечислил на счет храма «новой веры» и вторую ночь не ночует дома…

Юлька прижимает к глазам мокрый платочек, садится на краешек дивана. Я растерянно стою на пороге комнаты, не зная, за что хвататься. И невестку нужно как-то успокоить, и сына срочно искать.

— В какой храм?

— «Салют», ближайший кинотеатр. Загулял бы со стервой какой — я бы и не волновалась даже. Все равно бы вернулся. По щекам бы отхлестала — и все. А тут… У меня такое чувство, что я его уже никогда не увииижууу… заходится Юлька в плаче. Я уже успел скинуть туфли и как раз вовремя подставляю под ее склоненную голову свою грудь.

— Ну-ну, успокойся… Витюха, может, и бабник маленько, но фанатиком никогда не был. Ни в чем. Я сейчас пойду, отыщу его и нашлепаю по попке.

Юлька, всхлипывая, щедро орошает слезами мой светлый пиджак.

Жалко, что оружия у меня с собой — никакого, даже перочинного ножа. Сейчас пойду в этот кинотеатр, оторву тамошнему «чебурашке» голову, а когда на меня наедут, заору «Витюха! На помощь!» Неужели не бросится на защиту?

— Ты с внуками приехал повидаться, а я тут… — спохватывается, все еще всхлипывая, Юлька. — Они мультик смотрят. Сейчас я их позову.

— Не нужно. Я прямо сию минуту пойду в этот… храм, поищу Витьку.

— Я уже ходила, — отстраняется от меня невестка. — В холле его нет, а в большой зал пускают, только если в малом посмотришь фильм про этих гномиков. А. у меня дети без присмотра, я от них еле вырвалась.

От них — это от тех, в кинотеатре. Юлька нервничает, и мне приходится напрягаться, чтобы понимать ее. Ну, выплакалась? Кажется, можно уходить.

Только теперь я замечаю, что на невестке — новая, совсем не домашняя кофточка, которая ей очень идет, и нежнейшей материи длинная юбка, сквозь которую, однако же, вполне отчетливо просвечивают округлые колени. Это она, значит, Витюху ждет. Все-таки ждет…