Изменить стиль страницы

— Не дрейфь, вылезем, — чуть слышно шепчет он. — Только не говори лишнего. А я подстрахую.

Усевшись на ближайший ко мне стул и непринужденно закинув ногу на ногу, Женька громким уверенным голосом вещает уже для всех:

— С вашего позволения я хочу напомнить моему клиенту, что он имеет право не отвечать на любой из поставленных вами вопросов, если сочтет это необходимым.

— Разумеется, — благосклонно кивает Седельников. — Я, в свою очередь, хочу напомнить, что явка с повинной значительно облегчает участь преступника. И если гражданин Полиномов сейчас все сам, без утайки, расскажет, я буду квалифицировать это именно как явку с повинной.

Седельников, Грибников, молчаливый… Молчаливый, Грибников, Седельников…

Я ловлю себя на том, что пытаюсь барабанить пальцами по одеялу. Затея достаточно безнадежная.

— Закрой рот и не смотри на всех ошалелыми глазами, — чуть слышно советует Женька. И я начинаю медленно приходить в себя.

— Да… Отпираться в моем положении бессмысленно, — трагическим голосом говорю я. — Гуманоиды завербовали меня еще десять лет назад. И уничтожил «Тригон» я по их приказу. Кроме того, за три секунды до взрыва я изнасиловал несовершеннолетнюю гуманоидку. Противоестественным способом. Но она сама этого хотела!

— Перестаньте, Полиномов! Вам совершенно не к лицу, — морщится Грибников. — Комиссия — это, конечно, бутафория, в конце концов вы поняли это, но свою роль она сыграла: послужила для вас надежным прикрытием. И, как вы теперь понимаете, для нас. Мы смогли спокойно выявить ваши связи и получить представление о преследуемых вами целях.

— Остальные члены комиссии знали, что она бутафорская? — спрашиваю я единственно для того, чтобы выиграть хотя бы несколько секунд.

— Нет, конечно! — довольно улыбается Грибников. — Иначе бы они не смогли так профессионально сыграть свои роли. Сапсанов до сих пор носится со своим отчетом, как с писаной торбой.

М-да. Так я тебе теперь и поверил. А ведь молодцы, неплохо придумали. Для отвлечения внимания подсунули мне этого хмурого хмыря. Конечно, я старался держаться от него подальше. А вот то, что сам председатель комиссии… Как неохотно давал он мне ключ от зараженного «насекомыми» кабинета!

— Вы, надеюсь, не подписали отчет? — ласково спрашивает Грибников.

— Нет. Мне ваш Черенков отсоветовал.

— А вот это вы напрасно, Павел Андреевич, — укоризненно качает головою Грибников. — Своим коллегам нужно доверять. У нас в штате достаточно сотрудников, способных профессионально выполнить любое, самое сложное задание. Хотя не скрою, мы сами спровоцировали эти подозрения. Нам важно было хотя бы на время разобщить вас и вашего помощника, чтобы затруднить контрдействия. Судя по вашей последней фразе, позаимствованный мною «клещ» свою задачу выполнил прекрасно.

— Ваши методы трудно назвать чистоплотными.

— И это говорите вы? Кстати, лейтенант Шишкин, которого вы так ловко усыпили инъектором, интересовался, когда вы окончательно выздоровеете и где вас тогда можно будет найти, — ухмыляется Артурчик.

— А спасатели? Они тоже понарошку людей спасали?

— Ну что вы, Павел Андреевич! — вмешивается в разговор следователь. Команда Бранникова сделала все, что могла, и была отозвана в силу неэффективности. Но давайте ближе к делу. Вы отказываетесь сами во всем признаться?

— Нет, не отказываюсь. Но чтобы мне не пришлось перечислять свои грехи с пятилетнего возраста, намекните хотя бы, в чем меня обвиняют.

Мой адвокат прикрывает веки и чуть заметно кивает. Значит, я обороняюсь правильно. А залог успешности всякой обороны — глубокая разведка территории противника с выявлением номеров частей, их вооружения и возможных направлений наступления. Плюс, конечно, тщательно выверенные мощные контрудары.

— Хорошо, — неожиданно легко соглашается Седельников. — Вы подозреваетесь в том, что, вступив в сговор с Петром Пеночкиным и его преступной группой, а также используя свое служебное положение, нарушили работу компьютерных сетей. Это привело к многочисленным авариям и человеческим жертвам.

Меня вдруг разбирает смех. По контрасту с трагическим голосом следователя он звучит, конечно, издевательски. Однако ничего не поделаешь. Мне просто смешно, и только. Никто не разделяет моего веселья, но я все-таки высмеиваюсь до конца, до донышка. Точнее — до истерики.

— Напоминаю, что мой подзащитный еще не оправился после ранений и дальнейших допрос — я правильно квалифицирую, это ведь допрос? — может быть опасен для его здоровья, — вмешивается Рымарев.

Молодец. Теперь, выпроводив следователя и его свиту, мы могли бы выработать план защиты.

— Поэтому, руководствуясь частью два статьи… — продолжает Женька, но я перебиваю его:

— Спасибо, я вполне в состоянии… давать показания. Только объясните, ради бога, на кой черт мне нужно было вступать в сговор с Пеночкиным и блокировать работу сетей? Что я, как говорится, мог бы с этого иметь?

— Вот это мы и хотим знать! — взрывается вдруг Грибников, и на холеном лице его появляются красные пятна. — Зачем Генеральному директору фирмы, основная задача которой — защита сетей, нужно было, грубейшим образом нарушив должностные инструкции… Восемь лет назад вы, выявив незаконное использование гражданином Пеночкиным, бывшим однокурсником, локальной сети «Эллипс» для проведения весьма сомнительных и опасных опытов, не передали дела в суд, не пресекли неправомерных действии, но лишь временно приостановили их, одновременно вступив с гражданином Пеночкиным в преступный сговор…

— Стоп, — прерывает Грибникова следователь. — Еще несколько слов — и господин Полиномов лишится возможности рассказать обо всем самостоятельно, а значит, потеряет право на снисхождение при вынесении приговора. Поэтому я еще раз…

— Я ни в чем не виноват, — твердо заявляю я. — Пусть продолжает.

Женька, обхватив голову руками, трясет ее, словно мучаясь от невыносимой зубной боли. Грибников смотрит на следователя, тот едва заметно кивает, и палата вновь погружается в море абсурда. Второй раз уже сегодня. Или экстрасенса можно не считать? Отыграл свою роль, улыбнулся напоследок и исчез.

— Хорошо, продолжаю, — говорит, после длинной паузы, Грибников. Видно, я серьезно нарушил его планы, вот Артурчик и задумывается. — В результате этого сговора на свет появился вирус принципиально нового класса, вирус-призрак, против которого оказались бессильны все имевшиеся в сетях программы-вакцины, сторожа, детекторы и фаги. Еще бы! Ведь вирус был разработан профессиональными технокрысами, совершенствующими свое мастерство в «осином гнезде» фирмы «Кокос», да к тому же под руководством Генерального директора фирмы, которому была доступна вся секретная информация, касающаяся иммунной системы сетей!

Грибников эффектно замолкает. Ждет если не аплодисментов, то хотя бы возражений или, еще лучше, вспышки гнева. Рассчитывает, что я сгоряча что-нибудь ляпну? Не выйдет! И ты, Женя, напрасно делаешь предостерегающий жест рукой. Я не собираюсь возражать. Мели, Емеля, твоя неделя.

— Петр Пеночкин тем временем в глубокой тайне разрабатывал принципиально новый класс программ для компьютеров, программ, обладающих физиологическим воздействием. Известно, например, что звуковые волны частотой несколько герц способны ввергнуть человека в состояние ужаса, хотя они и не воспринимаются ухом. По-видимому, существуют частоты, оказывающие противоположное действие, то есть приводящие человека в состояние воодушевления.

— Впервые о таком слышу. Вам бы фантастические романы писать… в соавторстве с Сапсановым, — не выдерживаю я.

— Хорошо известно, что современные устройства для отпугивания насекомых используют комбинированное воздействие ультразвука строго определенной частоты и магнитных полей, лишь на пятнадцать процентов превышающих естественный фон и потому совершенно безвредных для человека. Нам неизвестно пока, какие именно воздействия использовал Пеночкин, но даже неспециалисты знают, что современный компьютер генерирует целый ряд полей: электромагнитное, электрическое, акустическое, практически любой заданной частоты, и даже слабое рентгеновское излучение. Логично предположить, что существует комбинация этих полей, осуществляющая психофизиологическое воздействие на человека.