Священник сел к стороне, на особом стуле. Он думал: "Боже мой! что, как их найдут?" Подъехали старший Небольцев и с ним еще кто-то.
- Грех вам, батюшка! - сказал он, подходя,- вот-с нас всех известили, что вы главный притон нашим грабителям в своей роще устроили!
- Кто же вам это сказал? Так про меня одного и сказали?
- Все говорят.
На отце Павладии лица не было.
- Понимаю, вы меня обвиняете в покровительстве беглым, что через меня они смелы и дерзки стали. Господа! Я тридцать лет тут, в этой пустыне, прожил; при мне строились и возникали ваши села и некоторые ваши города. Недочеты, обманы, всякие притеснения возмутили ваших беглых. Они мирно доселе жили. Край здесь изменился, нравы другие пошли. Не я беглых передерживал; обыщите других.
- Вы слышите, слышите? - спрашивал исправника Небольцев.
Подъехали Шульцвейн и Шутовкин. Эти обошлись с священником мягко и вежливо.
Вставали уже, составив предварительные статьи протокола, чтобы идти, как загремели колеса и послышался знакомый звук колес и рессор полковницкого фаэтона, и Панчуковский, по-прежнему щегольски разодетый и веселый, выпрыгнул из фаэтончика, ловко снял красивую соломенную панамА, подал дружески руку всем, кроме священника, поклонился исправнику. Священнику же он сказал, обмахивая платком пыль с лаковых полусапожек: "А мы с вами, батюшка, старинные друзья, не правда ли?" Священник кашлянул и сухо отворотился.
- Ну-с,- начал Подкованцев,- очень рад буду, господа дворяне, что при вас лично привелось мне исполнить мой долг; коли это мне не удастся,гоните и судите меня сами...
Все сошли с крыльца. Общее молчание было мрачно и торжественно.
- Сотские, начинайте. Сперва с кухни и с амбара, а потом в погреба и на чердаки! Дом я сам обыщу.
- Так она здесь? - страстным шепотом допытывал Шутовкин полковника.
- Здесь! - рассеянно ответил Панчуковский, вспоминая роковую чудную ночь, когда он похитил здесь Оксану.
- Почему вы узнали?
- Приказчик мой их обознал, у шинка Лысой Ганны, знаете?
- Знаю, знаю! Так и ее прежний жених тут?
- Здесь, должно быть.
- И она, как была, еще с овальцем? Вот полюбуюсь крошечкой! Доведется-таки и мне ее увидеть!..
Облава началась, как на охоте. Гонцы шли тихо с дубинами, а сотские по крыльям порядок держали. Они осматривали каждый хлевушек, каждую ямку и все уголки. Обыскали кухню, амбары, погреба, конюшенный сарайчик и дом. Не нашли никого, кроме забившейся под свиное корыто и перепуганной до полусмерти тетки Горпины. Обыскали церковную ограду, даже церковь, пруд и сад.
- Они в байраке! я знаю! - шепнул Панчуковский, подходя к исправнику, обыскавшему между тем дом священника.
- Соединить всех понятых вместе! - крикнул Подкованцев,- сотские! Да идти дружнее; не пропускать ни единого кустика, ни одной водомоинки.
- Послушайте! Десять тысяч целковых вам! - шептал между тем Панчуковский исправнику,- это будет не взятка, а благодарственный законный процент! Ради создателя - найдите их, через них вся моя разграбленная касса найдется!
- А я полагал, Володя, что ты и по правде более за красоточкою этою хлопочешь? - возразил, шутя, Подкованцев.
- Куда мне! Я уже о ней забыл и думать! Спросите Шутовкина; я ему ее обещал передать...
Священник сам не свой стоял поодаль от господ и сыщиков. Он силился быть спокойным, но сердце его било тяжелую тревогу. Облава пошла к байраку. Понятые стали более густою цепью с обоих краев оврага. Часть из них стала по опушкам настороже. Все же остальные пошли внутрь в ракитник и в камыши к ключам. Долго они шли, тихо шелестя между кустами и деревьями.
- Это совершенно во вкусе "Хижины дяди Тома",- заметил Митя Небольцев.
- Далась-таки опять вам эта галиматья, эта хижина! Ну, послушайте, господа! - продолжал Панчуковский,- ну, есть ли хоть тень сходства между нашими беспаспортниками и американ-скими поэтическими неграми, или между нами, господа, и тамошними рабовладельцами? Как небо и земля!
- Как небо и земля! - сказал и Подкованцев, идя за сотскими к месту выхода гонцов,- уж там, как у нас, бювешки не дадут...
- А что? ничего нету? - спросили зрители.
- Ничего! - лениво ответили гонцы, вразброд выходя на опушку. "Что бы это значило? - подумал Подкованцев,- куда же они делись?"
- Стой, стой! держи его! стой! - нежданно и в разлад крикнули голоса понятых в чаще байрака.
Все остальные гонцы также кинулись туда. Изумленным взорам исправника и помещиков открылась драка в гущине камыша, над ключами. Куча понятых старалась кого-то осилить. Ловимый отмахивался дубиною и кидался на всех.
- Не подступай, убью! - кричал он.
- У него и нож! - кто-то обозвался в толпе, и понятые отшатнулись. Подбежал исправник.
- Лови его, хватай! чего вы стоите! Бери, вяжи его!
Понятые опять кинулись, навалились гурьбой на пойманного, сбили его с ног; произошла схватка на земле, и опять толпа отхлынула. Трое из нее охали, хватаясь за руки и за лица. Кровь текла по их рубахам.
- Братцы, не тронь меня: я Пеночкин; я зарученный! - бойко проговорил пойманный, выпрямляясь,- тронете меня, всем пропадать!
- Врешь! - раздался сзади голос Панчуковского,- берите его, это Милороденко; стреляй в него из ружья, сотский, только бей насмерть, коли заупрямится!
- Ружье сюда и мне! - крикнул исправник,- сдавайся, мерзавец, или я тебя положу...
Толпа зашумела. Священник глазам своим не верил. Он желал видеть Левенчука и Оксану, а прежде их увидел человека, которого назвали роковым именем Милороденко.
- Как ты попал сюда, негодяй? - спросил он его,- ты меня погубил: ты в моей роще спрятался!
- Батюшка, не бойтесь! Они тронуть вас не посмеют! Что делать! Я здесь случаем-с. Пропал теперь совсем! Так пусть их высокоблагородие вас не тронут, ослобонят далее от обыску, я их казну им укажу, она у меня далеко запрятана, да я далеко, видите, не ушел - пути мне пересек господин Подкованцев. Я тут-то, поблизостям, это и шлялся! А не исполните просьбы моей, будете задаром срамить батюшку,- умру, а ничего не открою!
Панчуковский переговорил с исправником, понятых созвали. Священнику объявили, что так как один из главных грабителей и преступников пойман, то дальнейший обыск более не нужен.