- Сиги хороши, так ведь это еще мелкотье. Ты глянь-ко, каковы у нас нельмы, - глаза разбегутся.

А рыбаки уже носят новые ящики, и в каждом - одна к одной полнотелые, мягкие, нежные нельмы.

Набежали рабочие шкерильщики. Бригадиром у них Якова жена, Варвара Степановна. Ростом она маленькая, сама черненькая. И такая она шутница-пересмешница! Вот и сейчас - не успела за порог склада шагнуть, а уж кричит:

- Но, ребята, держись! Придется опять с белоглазыми побороться!

А "ребята" у нее - переселенки из разных мест и краев - того и ждут. Хватают они ящики с рыбой, по двое за ящик, и тащат на склад.

За дощатой загородкой под ножами только шум стоит. Ножи у шкерильщиков бритвенной остроты: проведут таким от головы к хвосту - брюхо нельмы на две половинки развалится. За жиром не видно чрева. С обеих сторон сорвет шкерильщик по белой полосе, и все равно потроха в жиру, как в сметане замешаны. Собрала Варвара Степановна с одной крупной нельмы весь жир, бросила на чашечные весы, на другую чашку поставила гирю на полкило не может гиря перетянуть...

- Вот так нельма! - удивляемся мы.

- Видно, что на свободе питалась, - смеется Варвара, и зубы у нее блестят, как нельмовая чешуя...

Сигов и нельму помельче уложили в высокие чаны и засолили.

Когда чаны наполнятся и рыба вберет в себя соль, сложат рыбу в бочки, заколотят и с первым пароходом отправят в Архангельск. Крупную, отборную нельму понесли на ледники. Там ее уложили в ящики, пересыпали снегом и солью и оставили замерзать. Придет пароход с холодильником, и повезут ее свеженькую. Будут есть ее люди да нахваливать:

- Ну и рыбка, будто только что из воды!

На другой день собрались мы было в клуб наведаться, да узнали, что открыт он только по вечерам, когда собирается молодежь на танцы. Все другое время и книги в библиотеке, и газеты в читальном зале, и шахматы, и бильярд под замком.

- Да у вас хуже, чем у нас в Пнёве! - удивляется Михайло Вынукан. Только вот радио у нас нет.

- Почему?

- Да питание выдохлось.

- Батареи в Нарьян-Маре есть, - говорит Матвей. - Закажи через рыбкооп. Как можно жить без радио? - удивляется он. Да нашим светлозерцам это и глаза, и уши, и души половина. Нынче в нашем светлозерском клубе Москвы уголок.

Знала я, что Матвей не хвастает. Про клуб Матвей даже скромно сказал: был это не клуб, а Дом культуры. Хороший в Оксине драматический коллектив: он и в Нарьян-Мар с постановками ездил - в грязь лицом не ударил. Не худой в Оксине хоровой кружок, песенниц у нас немало. А в Светлозерье все на голову выше, на что там ни посмотри - на колхозную радиогазету, телефонную станцию, на живое дело агитаторов, на вечерние лекции колхозников - во всем Светлозерье другим печорским деревням пример показывает и этим далеко славится.

В Юшине светлозерцы заглянули в каждую мелочь: не задерживает ли Юшино почту, хорошо ли поставлено дело в сберкассе? Как и на собрании в рыбацких делах, так и здесь видела я, что хорошего везде много, будет и лучше. Попади я на теперешнюю путину десять годов назад, ушки заплясали бы. А теперь жизнь на десять ступеней вверх шагнула, и мы уже недовольны: все кажется нам, что на какую-то ступень мы еще шагнуть могли бы.

- Сами не хотим от жизни отставать, да и жизни от нас отстать не дадим, - услышала я слова Матвея и вздрогнула: будто мои мысли он прочитал.

4

Если бы меня кто-нибудь спросил, почему я живу у светлозерцев, а не у своих голубчан, - я так бы и не ответила. Вот уж перевалило лето на вторую половину, заходили и над матерью Печорой круговые ветры, а никак не поднимут меня с нового насиженного места.

На другом берегу реки рыбачит, как умеет, мой сынишка Клавдий. Через месяц ему уезжать в школу. Мимо Пнёва ездят на катерах к морю и от моря два других моих сына - молодые капитаны Степан да Николай. Знаю я останавливаются они у голубчан ночевать, иной раз проводят в Пнёве и целые дни: Степан устанавливает фонари на Соколке да на Мохнатой, Николай от Печорского порта тоже заглядывает в Пнёво - то на сенокосы людей развозит, то за молоком проедет в понизовские колхозы. А я живу на другом берегу, у светлозерцев, и никуда не хочу уезжать. Словно они мне стали ближе своих голубковских колхозников, дороже сыновей.

Обо всем этом думалось мне, когда я вернулась обратно к светлозерцам из Юшина.

В ту ночь первый раз за лето солнце присело на воду. Какую-то минуту оно полоскалось в волнах, приумылось, освежилось и снова гулять.

- Дело к осени пошло: солнце выкупалось, - примечают светлозерцы. Теперь оно почнет воду проверять.

Раздулся вольный-неодольный ветер с севера. Будто узорчатые кружева, изодрал он облака, смял их в комья и начал перекатывать в летнюю сторону. Утром так рассвисталась буря, что ехать куда-нибудь нельзя было и подумать.

Лежать бы рыбаку без дела на боку да с утра до ночи слушать сказки. Но в Глубоцком шару день начался, как всегда. В положенный час вскочил на ноги Матвей и всех нас поднял:

- Вставай, ребятки! Сон невесом, надо время знать, сколько спать...

После завтрака Матвей спрашивает:

- Дело у всех есть?

Оба звеньевые свое дело знают: надо им невода перебрать, все рывины перечинить, где плавков или кибасов недостает, новые смастерить. Комсомольцы уже три дня плавали со сколоченным веслом, надо новое вытесать. Анна Егоровна заказывает Федору Поздееву уключину переставить да новый шест приискать.

- Ты, Николай Протасьевич, да вы, ребята, - говорит Матвей, - пойдете нынче дрова заготовлять: у берегов, как припай, бревна набились, хоть дом строй.

Мы с Марьюшкой взялись стряпать, обед готовить. Фекле Егоровне досталось баню топить. Ивана с Прохором послал Матвей к складу.

- Проконопатьте углы хорошенько, - говорит Матвей, - а то дождь по углам засекает. Да над самыми дверями крышу просмотрите - протекает. Похоже, что в двух местах тесины сменить надо, пока вовсе не выгнили.

Вся бригада на ногах. Василий Сергеевич пошел свой катерок обходить. А сам бригадир уселся за обеденный стол, обложился бумагами и счет да выкладку повел. На другой половине стола пишет что-то свое Петя Канев.

Стряпаем мы с Марьюшкой на посудном столе и посматриваем на свою бригадную канцелярию. Что считает Матвей? О чем пишет Петя? О юшинском ли собрании? О наших ли голубчанах? Али о дружной работе своих светлозерцев?

Добрых полдня прощелкал Матвей на счетах, а в обед объявил рыбакам:

- А ведь мы свой план и без вешнего запаса выполнили!

Вешним запасом светлозерцы называли свой первый улов до той поры, пока комсомольское звено отделилось. Сказал он слово - всех порадовал.

Комсомольцы выпустили стенную газету. И, хоть дело шло к осени, называлась газета "Весна". В передовой статье говорилось про большую победу светлозерцев.

"Светлозерцы сдержали свое слово только наполовину, - писал Петя Канев. - Смелое обещание - выполнить два годовых плана за лето - может быть выполнено. Но для этого надо не успокаиваться, а работать так же напряженно и в дальнейшем. Со дня на день надо ждать подхода семги".

А в Печору семга все не шла.

- Семужка не торопится, - качает головой Матвей.

- Вода еще ей, видно, не по вкусу, - говорит Иван.

- Вода все еще сухая, - соглашается Трифон Окулович.

А все же светлозерцы не ждали, что семга сама на берег выскочит. Три ночи пробовали комсомольцы ловить и поплавью и тяговым неводом - и никакого толку. Зато после третьей ночи приносит Миша Матвею невиданную на Печоре рыбу - стерлядь. Диву дались рыбаки: откуда она приблудилась?

- А по воздуху, - говорит Петя.

Когда Петя объяснил, пришлось поверить. Оказывается, до войны рыбтрест завез с Двины самолетом сколько-то тысяч стерляжьих мальков. С той поры и растут они в Печоре. Стерлядь, что принес Миша, весила около килограмма.

- Вот тебе и небылица! - чешет затылок Иван.

- Быль неоспоримая! - удивляется Трифон Окулович.