– Мне не нравится, что эта парочка из Консилиума без малейшего уважения шляется по нашей земле! – заметил один торговец другому на языке, который Козодой, к счастью, понимал.
– Проклятый Кроу и чернокожая карибеанская стерва! – подхватил тот. – С радостью отдал бы полжизни за удовольствие перерезать им глотки! Этим наглецам лучше не соваться на земли моего племени!
– Они ищут кого-то, – хихикнул первый. – И надеюсь, когда найдут, он это сделает за тебя.
– В двух-трех днях пути на юг есть еще кое-кто, – добавил его собеседник. – На обрыве, что на западном берегу. Из кожи вон лезут, чтобы их приняли за местных, но это невежды и слишком слабы для свободной жизни. Я видел их, когда поднимался вверх по реке. Копают дыры в земле и просеивают грязь. Не понятно, чего им нужно.
Козодой был крайне заинтересован и не спешил уходить в надежде услышать еще какие-нибудь сплетни. Как он сказал – Кроу и карибеанка? Скорее всего агенты Службы безопасности. По крайней мере Кроу – наверняка.
А ищут они, разумеется, его. Скорее всего Вал таки наткнулся на тело, а может, поднял тревогу, обнаружив, что Козодой, единственный член Консилиума в округе, внезапно исчез? Больше всего его беспокоила карибеанка, хотя благодаря ей преследователей можно было легко опознать. Однако наверняка это именно она упустила связную, и теперь, когда ее жизнь и карьера поставлены на карту, готова на все, тем более что ради информации о кольцах Главная Система способна предоставить ей любую свободу действий.
Те, что копали землю на юге, тоже представляли определенный интерес. Археологи обычно стараются не выделяться среди местных, но у них наверняка есть современное оборудование, с помощью которого можно будет поправить свои дела и замести следы.
– Ну что ж, – сказал он себе, – если теперь еще чего-нибудь поесть и передохнуть немного, можно начинать спасать свою голову.
О спасении человечества придется позаботиться позже.
Однако отдохнуть как следует им так и не удалось, хотя Танцующая в Облаках ухитрилась поспать пару часов. Что касается Козодоя, то тот от волнения не смог даже прилечь и восхищался спокойствием и отвагой своей подруги.
Основная трудность заключалась в том, что у них не было определенного плана. То есть они знали, что им предстоит сделать, но предусмотреть все случайности были не в состоянии.
Весь день в хлеву кипела работа, и только поздно вечером Козодой и Танцующая в Облаках смогли уединиться и обговорить кое-какие детали. Она неплохо познакомилась с деревней во время ночной разведки, а Козодой по памяти описал ей внутреннее устройство хижины Ревущего Быка и поделился тем, что слышал на пристани.
– Жаль, что нет времени разузнать о них поподробнее, – посетовал он, – но они вот-вот явятся сюда – возможно, даже завтра. Нам надо спешить.
– Всегда лучше действовать, чем прятаться, – согласилась Танцующая в Облаках.
Ночью от реки поднялся туман, плотным одеялом укутал деревню; заморосил мелкий холодный дождь, и Козодой лишь теперь по достоинству оценил все прививки, сделанные ему в Консилиуме.
Впрочем, сейчас такая погода была как нельзя более кстати. Первого сторожа Танцующая в Облаках обнаружила громко храпящим у небольшого костерка в наскоро сделанном шалаше. Сторожевой пес лениво взглянул на нее, зевнул и опять задремал. Второй охранник тоже куда-то пропал – очевидно, сидел где-нибудь у очага, согреваясь изнутри огненной водой. Других часовых не было.
Когда она вернулась за Козодоем, тот уже порядком промок: крыша хлева протекала. Немая рабыня выглянула из дверей кухни и призывно помахала рукой. В тепле Козодой сразу же почувствовал себя лучше.
Их неожиданная союзница была действительно невысокого роста, но, как все кухарки, отличалась непропорционально большой грудью и полными бедрами. Она не была старой, но в ее черных прямых волосах мелькали седые пряди, а глаза были просто древними. Она была босиком и носила простое, без узоров, платье, такое же унылое, как она сама.
Несмотря на дефицит времени. Козодой попробовал заговорить с ней на всех индейских наречиях, которые знал, но в ответ она только качала головой. Она, конечно, запомнила некоторые иллинойсские слова, пока жила здесь, но самого языка не знала.
Эта женщина шла ради них на большой риск. Она приготовила два ножа – один охотничий и один для метания – и ухитрилась даже раздобыть копье. Кроме того, она собрала кое-какую еду: в кожаном заплечном мешке лежали яблоки, лесные орехи и даже несколько полосок сушеного мяса. Козодой был поражен и понимал, что это накладывает на них определенные обязанности. Даже если побег удастся, догадаться, кто помогал беглецам, не составит труда, и наказанием для нее станет медленная и мучительная смерть – и непременно публичная, чтобы показать всем, что ожидает раба, предающего своего господина.
– Она должна пойти с нами, – твердо заявил Козодой.
– Я ждала от тебя этих слов, – улыбнулась Танцующая в Облаках. – Я не смогла бы полюбить человека, который решил бы иначе, хотя ей вряд ли удастся вернуться к своему народу.
Козодой знал, что у многих племен считается недостойным попасть в плен или стать рабом, это приравнивается к смерти. Впрочем, у нее в любом случае очень мало шансов добраться до южного побережья. Интересно, как она очутилась здесь…
– Но я не могу держать рабов… – вслух сказал он.
– Хватит, пойдем, – сердито перебила Танцующая в Облаках. – В конце концов, это я втянула ее в эту историю и прекрасно понимаю, что тебе придется взять ее в жены. Пошли. Если у нас ничего не выйдет, ей уже будет все равно.
Козодой поцеловал ее, а потом, повернувшись к своей новоиспеченной жене, ткнул себя пальцем в грудь и сказал по-хайакутски: "Бегущий с Козодоями". Затем он таким же образом представил Танцующую в Облаках и, показав на саму бывшую рабыню, произнес: "Молчаливая". Она кивнула, и, похоже, ей это польстило. Танцующая в Облаках выскользнула за дверь и вскоре вернулась с сообщением, что путь свободен. В густом тумане им ничего не стоило пробраться к реке, отвязать первое попавшееся каноэ и улизнуть, но Козодой не сомневался, что в таком случае их догонят и схватят, не пройдет и двух дней. Он взял себе охотничий нож и тяжелый резак; Танцующая в Облаках предпочла копье, с которым была лучше знакома, а Молчаливая несла мешок с провизией и метательный нож. Вооружившись таким образом, они направились к хижине вождя.
Дверь в нее была как раз напротив склада, но Козодой надеялся, что дождь загнал часовых внутрь. Он был уверен, что жилище Ревущего Быка не заперто: в деревнях люди панически боялись пожаров и, как правило, держали двери открытыми, чтобы в случае чего как можно быстрее покинуть горящий дом.
Козодой прокрался вдоль стены, убедился, что никого поблизости нет, и осторожно потянул дверь. Она подалась легко, но он забыл о несмазанных петлях и мог только надеяться, что за шумом дождя скрип не будет услышан. Сжимая в одной руке охотничий нож, а в другой – резак, он глубоко вздохнул и переступил порог.
Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, Козодой осмотрелся. Очаг давно погас, две спиртовые лампы выгорели. "Не сломать бы шею", – подумал он и мелкими шажками двинулся вперед.
Воняло здесь, как в свинарнике, зато было сухо и относительно тепло. Это была одна из немногих хижин, где имелись деревянные полы. На двух больших столах валялись объедки и пустые кожаные фляги, ждущие, когда их наполнят снова. Характерный шорох и частое похрустывание говорили о том, что мыши уже принялись за уборку.
В углу обнаружились луки и колчаны со стрелами. Сейчас они были бесполезны, но Козодой на всякий случай постарался запомнить расположение этого арсенала.
Хижины такой величины обычно разделялись на части занавесками из одеял, но у Ревущего Быка имелась настоящая деревянная перегородка – видимо, для того, чтобы никто не мог попасть в его спальню даже случайно.